«Пиноккио» Маттео Гарроне: сказка о настоящем человеке

Алексей КОЛЕНСКИЙ

28.02.2020

На экраны выходит философская экранизация самой популярной итальянской сказки — «Пиноккио» режиссера Маттео Гарроне.

Гарроне с детства обожал книгу Карло Коллоди и рисунки ее первого иллюстратора Энрико Мацанти. Перечитав текст, он открыл новые смыслы и превратил любимую историю в подобие рождественской сказки, которая заканчивается духовным обновлением героев.

Поклонников советского Пиноккио — Буратино — эта жанровая метаморфоза сильно удивит, поэтому следует оговориться: «Золотой ключик» заметно отличается от итальянского первоисточника. Так и было задумано. Возвратившись в советскую Россию, Алексей Толстой решил свести доэмигрантские счеты с литературным бомондом, отказывавшим будущему классику в признании. Увлекшись затеей, он сочинил ироничный памфлет, в котором читатели могли опознать своих кумиров. Сложилось мнение, что деревянный человечек — не кто иной, как Максим Горький (иные увидели в деревяшке черты режиссера Михаила Чехова). Карабас-Барабас смахивал на Всеволода Мейерхольда. Пьеро напоминал Александра Блока (а может быть, просто Пьеро), Арлекин — Андрея Белого. Занудная Мальвина являла сходство с мхатовскими примами Ольгой Книппер-Чеховой и музой Горького Марией Андреевой. Лиса Алиса могла быть Алисой Коонен или Зинаидой Гиппиус. Кот Базилио — Александром Таировым, но, возможно, и Дмитрием Мережковским. В папе Карло и Джузеппе подозревали Станиславского и Немировича-Данченко.

Оригинальный итальянский pinocchio (кедровый орешек), в отличие от толстовского, не стремился к актерской карьере, а хотел вернуться к отцу и стать достойным сыном, настоящим мальчиком. Эта идея появилась в книге не сразу и, видимо, оказалась сюрпризом для Коллоди — можно сказать, его Пиноккио досочинил себя сам. Как же это случилось?

Изначально авторская интерпретация распространенного фольклорного сюжета о злоключениях сбежавшего ребенка завершалась повешением деревянного человечка его «лучшими друзьями» Лисом и Котом. Читатели огорчились жестокой развязке, и писатель создал продолжение, приписав деревяшке воскрешение, встречу с феей, превращение в осла, свидание с папой Джепетто в чреве акулы (намек на мытарства пророка Ионы во чреве кита). Именно во второй части проклюнулся нос, отраставший всякий раз, когда «продувной негодяй, мошенник, бездельник, бродяга» грешил против истины. 

«Мой милый мальчик, вранье узнают сразу, — поучала сиротку фея, — бывает два вранья: у одного — короткие ноги, у другого — длинный нос!» Чем именно чревато это чудо, Пиноккио понял сразу: обличенный врунишка пустился наутек, да не тут-то было! Обновка не позволила втиснуться в дверь, буквально заперла мальчишку в темнице. И все-таки в отростке обнаружилась польза — он понудил героя к раскаянию, разбудил совесть и отчасти очеловечил куклу, хотя, увы, и не спас от соблазнов.

Коллоди открыл детям взрослую истину: вранье уничтожает лжеца — лицемерие превращает человека в безвольную куклу, а самообман — в скота. Так, слово за слово, история о расплате за бездумную свободу обернулась моралите о трудном вочеловечении. Укатившийся от Джепетто (то есть Иосифа; и Иосиф, и кедр — символы праведности) орешек пал на благодатную почву античных аллюзий («Одиссея», «Энеида», «Золотой осел»), пророс и прижился в каждой итальянской семье. Однако для этого зерно должно было умереть. Но разве Пиноккио не простился с жизнью в первой части? А раз так, продолжение злоключений можно счесть историей о похождениях висельника в чистилище.

Эта версия пришлась католику Гарроне по душе, и он подарил ей мистериальную трактовку, назвав второй частью авторской дилогии. В первой — «Страшных сказках» 2015 года — Гарроне сложил пасьянс из новелл старейшего собирателя средневекового фольклора Джамбаттисты Базиле, вдохновившего своими неаполитанскими сказками Шарля Перро и братьев Гримм. Политические аллегории классика XVII века Гарроне интерпретировал в юнгианском ключе, вписав хтонические символы погибели царств — морского дракона, гигантскую блоху и колоритных ведьм — в аутентичный средневековый быт. Эффект присутствия на пограничье жизни и смерти заставил критиков говорить о босхианском хронотопе. Экспрессия «Страшных сказок» навевала ассоциации с «Казановой» Феллини и гротескными «Капричос» Гойи. Эклектика укрупнила персонажей новелл — архетипических чудовищ — порождений скрытого за кулисой спящего разума.

Во второй части дилогии воплощением спящего разума становится «Пиноккио». Стоит присмотреться, что сотворил из него Гарроне: эта кукла смахивает на деревяшку, словно опаленную преисподней «Страшных сказок», а душа теплится лишь в пытливых глазах загримированного десятилетнего актера Федерико Иелапи. Неотмирный «голем» помещается в срисованные у иллюстратора Энрико Мацанти пейзажи дремотной тосканской провинции, а образы его покровителей ассоциируются с библейскими полотнами Рембрандта. Тем чудеснее выглядит преображение «отца», и «сына», и премудрой феи.

Их волшебный союз рождается из пустяка, каприза, недоразумения: впечатленный представлением заезжего театра марионеток, нищий столяр пожелал согреть свое одиночество куклой, которая ожила в его руках. Джепетто немедля уверовал, что небо послало ему дитя, воплощающее мечту о счастье, и «оно» машинально ринулось на его поиски... Тем самым герой Гарроне реализовал родительскую установку на своеволие и едва не свернул шею, но в результате обрел благодать в служении немощному родителю. Своей жизни у ожившей куклы не было — не чуждая высоким порывам, деревяшка оставалась ни жива, ни мертва, да и дни дряхлого Джепетто были сочтены. Так стоило ли мальчишке вочеловечиваться в лежащем во зле мире? Гарроне дает однозначный ответ. Пройдя сквозь чистилище античных метаморфоз, страстотерпец Пиноккио постиг свое христианское предназначение — не только преобразиться самому, но и одухотворить своего ветхого отца.


«Пиноккио»
Италия, Франция, Великобритания, 2019
Режиссер: Маттео Гарроне
В ролях: Роберто Бениньи, Федерико Иелапи, Рокко Папалео, Массимо Чеккерини, Марина Вакт, Алида Бальдари Калабрия.
6+
В прокате с 12 марта