Единственная кинороль К.С.

Анна ЧУЖКОВА

18.01.2013

Несмотря на популярность системы Станиславского среди киноактеров, ее автор в кино не верил и сам не снимался. Наверное, Великий немой, царивший до 30-х, отпугивал мастера как раз своей молчаливостью. И все же одна небольшая лента с участием К.С. существует.

Съемки организовал кинооператор Желябужский, один из основателей и педагогов Госкиношколы, нынешнего ВГИКа. По его просьбе в хмурый октябрьский день 1918 года собрались самые популярные артисты первого поколения МХТ и безо всякой репетиции экспромтом разыграли сцену. Съемки проходили возле дома Станиславского на улице Каретный ряд, 4 (в Леонтьевский переулок он переедет только в 1921 году), как раз напротив любимого К.С. сада «Эрмитаж».

— Участники съемки пришли точно в назначенное время, — рассказывал оператор. — Сообща мы придумали сюжет киношутки, распределили роли и сразу же начали снимать.

На уникальных кадрах в ожидании репетиции сидят на скамейке Станиславский и Москвин, они читают и с воодушевлением обсуждают пьесу, однако, рабочий процесс прерывает печальное известие. Явившийся на репетицию артист Вишневский сообщает, что Качалов заболел и не сможет играть. Несмотря на всеобщее огорчение, работу решено не прерывать, и режиссер на замену Качалову вызывает Лужского. Конечно, новому исполнителю понадобится как следует объяснить рисунок роли. За это и берется Станиславский. Он заставляет Лужского то ложиться, то вскакивать и бегать. В разгар репетиции появляется сам Василий Качалов: впавшие щеки, заостренный нос и тени под глазами. Он держится за горло, не может промолвить и слова. Актеры заботливо усадили коллегу: «Откройте рот!» Ба! Да у него что-то застряло в горле. Находчивый Москвин смело запускает пальцы в широко раскрытый рот русского Гамлета и достает оттуда стерлядку… чугунную. Наконец, артист смог заговорить. Оказывается, он, проголодавшись, схватил попавшуюся на глаза рыбку и, не глядя, проглотил украшение с собственного письменного стола. Вот такой голодный 1918 год.

Под общий смех заканчивается киношутка — единственный фильм, в котором играл К.С. Станиславский.

Великий реформатор в анекдотах

Станиславский убил на охоте чайку, принес Чехову и говорит: «Слабо пьесу сочинить?» Чехов сочинил «Чайку». А потом принес Станиславскому ощипанную курицу: «Слабо спектакль поставить?» Станиславский поставил «Синюю птицу».

***

За выполнение сверхзадачи актеры требовали от Станиславского оплаты сверхурочных.

***

Станиславский обожал перевоплощаться. Увидал в окно Чехова — перевоплотился в шкаф и стоит. Чехов сразу его узнал, но вида не подал и говорит: «Дорогой, многоуважаемый шкаф!» Станиславский всем потом об этом рассказывал, даже со сцены.

***

Однажды Станиславскому пришла телеграмма от Чехова. Константин Сергеевич прочитал ее и тут же велел вскипятить воду и ждать в гости Антона Павловича. Но Чехов так и не явился... На следующий день Станиславский опять получил телеграмму аналогичного содержания. И опять велел вскипятить воду и ждать в гости Чехова. Но тот опять не пришел.

Через неделю они встретились и ситуация прояснилась. В телеграмме было написано: «СТАВЬ ЧАЙКУ».

***

Однажды Станиславский сидел в одной ложе со Сталиным, частым гостем МХАТа. Просматривая репертуар, вождь ткнул пальцем в листок: «Почему мы давно не видим в репертуаре «Дни Турбиных» писателя Булгакова?» Станиславский всплеснул руками, приложив палец к губам, произнес «Тс-с-с!», после чего прошептал «отцу народов» на ухо, показывая пальцем на потолок: «Они запретили! Только это ужасный секрет!» Насмеявшись вволю, Сталин серьезно заверил: «Они разрешат! Сделаем!»

***

Рассказывают, однажды Константин Сергеевич Станиславский задал актерам МХАТа учебный этюд: «Горит ваш банк. Действуйте!» Кто-то побежал за водой, кто-то стал рвать на себе волосы и заламывать руки. И лишь Качалов спокойно сидел нога на ногу, переводя взгляд с одного страдальца на другого.

— Стоп! Василий Иванович, — окликнул его Станиславский, — почему вы не участвуете?

— Я участвую, — невозмутимо ответил Качалов. — Мои деньги хранятся в другом банке.

***

Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. Однажды было решено их помирить. После спектакля «Царь Федор Иоаннович», поставленного ими когда-то совместно, на сцене появляется вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева — Hемирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из-за кулис навстречу друг другу… Но Станиславский был почти вдвое выше Hемировича, и успел к середине сцены чуть раньше. Hемирович, увидев это, заторопился, зацепился за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего Hемировича, развел руками и пробасил: «Ну-у… Зачем же уж так-то?..» Больше они не разговаривали никогда.