24.02.2022
Пересказать сюжет романа Данилова «Саша, привет!» можно одной простенькой фразой. Но делать этого не хочется. В конце концов, экономика современной отечественной литературы устроена так, что для автора, который за собственно текст получает копейки, объем продаж — это реальный способ хоть немного финансово поправиться. Стоит критику написать эту нехитрую фразу про сюжет, и продажи упадут. А мне совсем не хочется становиться врагом рода человеческого и грабителем скудного литературного кармана.
Для сохранения интриги ограничимся таинственным замечанием: перед нами роман, основанный на виртуальной игре с чисто кафкианским сюжетом. Из литературных аллюзий, естественно, приходит в голову «Замок». Но этот шедевр немецкого экспрессионизма в случае Данилова густо замешан на нашем родном «Преступлении и наказании». Вот только мера условности в романе такова, что все события там развиваются с приставкой «как бы». Имеет место быть как бы преступление, как бы суд и как бы наказание, то есть как бы смертная казнь. Через это как бы чистилище проходит как бы герой. Кстати, последнего зовут Сережа, а вовсе не Саша, как можно предположить из названия. Кроме Сережи, в романе действует его как бы жена, как бы коллеги по работе, как бы мать и как бы представители разных религиозных конфессий. Все эти как бы лица больше всего похожи на персонажей картин Малевича, ну или его ученицы Анны Лепорской, имя которой теперь знает в России каждый школьник. Читая роман Данилова, хочется последовать примеру охранника из екатеринбургского «Ельцин-центра» и что-нибудь героям пририсовать — ушки, усики, глазки, душу, судьбу. Пририсовать нельзя, поэтому приходится ограничиваться просто наблюдением за действием как бы героев в предложенных как бы обстоятельствах. Еще одно кстати: все эти герои представляют собой как бы интеллигенцию, а главный герой так и вовсе преподает студентам историю литературы Серебряного века. Ну, что значит преподает... Вы уже поняли — как бы преподает как бы историю.
Дмитрий Данилов — один из тех редких современных авторов, который ищет ключ к загадке нашего времени не в философии, а в языке. Язык, пожалуй, единственный герой, который существует в романе без приставки «как бы». Этот язык болезненно узнаваем. Все эти навязчивые повторы, мучительные блуждания в трех соснах простейших синтаксических конструкций и обязательные маркеры времени вроде «ну как-то так», «вот это все», «ну, короче, ты понял» — все это про нас. «Короче, я вам в целом ситуацию описал. Как-то вот так. В общем, гуманно всё, без всяких вот этих вот казней, ничего не почувствуете. Новое время, новые веяния. Вы извините, коньячок допивайте. Простите, у меня встреча сейчас, извините. Я вам, в общем, как бы это сказать… сочувствую. Но, знаете, закон есть закон… Всё, давайте, счастливо. Держитесь, ничего страшного на самом деле», — так Сережа узнает об исполнении приговора. Вот как-то так…
Язык Данилова как будто все время заикается, как сломанная пластинка, которая все повторяет и повторяет начало музыкального такта, но так и не может его закончить. Сережу должны казнить, он понимает, что должен что-то сказать, его близкие понимают, что должны как-то посочувствовать ему — ан нет, не получается. Пластинку заело. Вот так выглядит разговор мужа и жены:
«Ну как, приговорили?
— Ну, типа, да. СК.
— Ну, там, типа, других вариантов и не было, я так понимаю.
— Ну да.
— Можно не расстраиваться особо?
— Да, можно и не расстраиваться. А можно расстраиваться.
— Ты у нас теперь приговоренный.
— Не обязательно мне об этом напоминать».
Роман Данилова, как и поступок охранника Ельцин-центра, — вроде бы как смешная шутка. Только черная, как сон, страшный своей полной бессмыслицей. Шутка автора в том, что смысл его романа, как квадрата Малевича, возникает только в момент интерпретации.
Можно поспорить на сто рублей, что про этот роман критики будут писать долго и много. Все, что о нем напишут, будет неизбежно пронзительно, глубоко, возвышенно, прекрасно, яростно, ну и так далее. В рецензиях на роман обязательно будут мелькать слова: пронзительное отчаяние, выхолощенные смыслы бытия, одиночество человека, утрата Бога — в общем, все, как мы любим. И критики будут абсолютно правы. Но фишка автора в том, что в романе таких слов нет вообще. Болезнь заикания, патологическая неспособность героев найти нужных слов ставят читателя в такую ситуацию, когда ему приходится договаривать за героями то, что они не в силах выразить. В моем детстве были такие конфеты «Ну-ка, отними!». Роман Данилова хочется завернуть в конфетную бумажку и назвать «Ну-ка, напиши роман!». Именно это и приходится делать читателям, — читая Данилова, писать свой собственный роман. И если «Саша, привет!» это игра в условной ситуации, то роман, написанный его читателями, будет больше напоминать греческую трагедию.
Когда-то Бродский, описывая стиль «Котлована» Андрея Платонова, говорил о грамматическом аде языка революции. Слова, лишенные смыслового дна и семантической конечности, обращают любой диалог в разговор по ту сторону времени и реальности.
Данилов, в сущности, использует тот же прием. Это ад нашего с вами языка, в котором ни одна фраза не может быть доведена до конца, любая мысль упирается в сакраментальное «вот как-то так», а любая попытка говорения — в не менее сакраментальное «не знаю, что сказать».
Этот роман — не что иное, как литературная версия черного квадрата Малевича. Ирония постмодерна, которая весь прошлый век с такой ненавистью выплескивала из литературы грязную воду пафоса, вместе с ней выплеснула и ребенка смыслов, то есть Бога. Остался великий тупик, черный квадрат литературы воплощенный в универсальном вопле жертв обессмысливающей все иронии — «я не знаю, что сказать!».
Черный квадрат, как известно, существует не сам по себе, а лишь как повод для сотен и тысяч интерпретаций. Именно это многоразличное интерпретирование и следует ожидать Данилову. Наверняка найдутся те, кто назовет его роман, начатый в октябре 2020 и законченный летом 2021 года, всего лишь унылым плодом самоизоляции.
Мне же ближе мысль о том, что автор романа страшно устал. И я его понимаю. Любой современный автор рано или поздно переживает это чудовищное, умерщвляющее чувство всеобщей сказанности, превышения предельно допустимой нормы выговоренности, когда к горлу вместе со слезами подходит предчувствие конца вообще всякого смысла. В этом случае сквозь этот роман нам дали подсмотреть в щелочку на страшную трагедию пишущего.
Впрочем, как всякий черный квадрат, почему-то претендующий на величие, роман таит в себе потенцию многочисленных подражаний. Вот только мрачная шутка Данилова принадлежит к числу тех, над которыми можно посмеяться только один раз.
На фотографии на анонсе Дмитрий Данилов. Автор фото Доминик Бутен/ТАСС.