Писатель Александр Стесин: «Жизнь без страдания невозможна»

Алексей ФИЛИППОВ

13.04.2020



Лауреат премии «НОС»-2019 рассказывает о литературе, медицине и о том, зачем Бог создал зло.

В 2019-м премию «НОС» вручили Александру Стесину, нью-йоркскому онкологу и русскоязычному писателю, оказавшемуся в США в 12 лет вместе с родителями. Стесин — прозаик и поэт, одна из глав в получившей премию книге «Нью-Йоркский обход» написана в стихах. Он — путешественник, и часто пишет о своих впечатлениях из поездок. «Нью-Йоркский обход», действие которого разворачивается в больнице, тоже путешествие — по этническим и культурным общинам Нью-Йорка, по различным человеческим реакциям на беду. Это очень плотный, интеллектуально насыщенный текст. Проза, написанная знающим цену емкому, точному слову поэтом и человеком, по-особому, глазами врача, понимающего страдание.

Пишет Александр Стесин в свободное от работы с пациентами время. На мои вопросы он отвечал по телефону, в машине, по дороге из своего нью-йоркского госпиталя.

— У ваших книг особый язык, читая их, вспоминаешь Набокова: кажется, что для вас, как и для него, русский язык не инструмент, а дар. Так ли это? Почему вы не стали англоязычным писателем?

— Мне очень хотелось не потерять русский язык, потому что язык во многом определяет личность. Язык не только связь с миром, он и есть мир. Поэтому я пытался африканские языки учить. Мне хотелось хоть как-то, хоть чуть-чуть попасть в мир тех, кто живет в странах, по которым я путешествовал, а без их языка это невозможно. Когда уходит родной язык, уходит и твое прежнее «я», исчезает непрерывность жизни. Я счастлив, что этого не произошло — сейчас мне сорок с лишним, и я по-прежнему дружу с некоторыми из тех, с кем дружил еще в начальных классах советской школы. Мне удалось сохранить свое прежнее «я», и это для меня безумно ценно.

— Язык — это мир. Мир английского языка, очевидно, отличается от русского. В чем разница?

— Различий много, наверное, имеет смысл выбрать какое-нибудь одно. Самое очевидное состоит в том, что русский куда более однороден. Язык, на котором говорят в Москве и во Владивостоке, один и тот же, хотя эти города находятся за 8000 километров друг от друга. Это довольно уникальная ситуация, такого нет ни в Китае, ни, к примеру, в Италии. И в США дела обстоят совершенно иначе. Английский язык в Америке не един: есть и индийский английский, и западноафриканский, и австралийский. Это очень сильно обогащает язык, диалекты многое в него привносят. А однородность русского языка в гораздо большей степени обеспечивает ощущение принадлежности к миру его носителей. Когда я встречаю человека, говорящего по-русски, мы оба более или менее чувствуем, что происходим из одного мира и выросли на одних и тех же мультфильмах и книжках.

— Это, надо полагать, остается и в эмиграции?

— Остается среди тех, кто сохраняет русский язык, но это далеко не для всех является важным. У меня много сверстников, которые приехали в США примерно в том же возрасте, что и я, и у них русский язык давно ушел. Им не то что проще объясняться по-английски, они русским вообще плохо владеют. Я их воспринимаю, скорее, как американцев и общаюсь с ними по-английски, так же, как с коллегами, родившимися в США.

— Для вас, как для писателя, очень важна тема путешествия, преодоления пространства, но в «Нью-Йоркском обходе» это связано и с темой смерти. Читатель совершает путешествие не только по нью-йоркским этническим анклавам, различным национальным культурам, но и по человеческому страданию. Есть ли в страдании смысл, оно что-то дает? Или это просто мучение, только боль?

— Жизнь без страдания невозможна, и в страдании столько же смысла, сколько и в самой жизни. Есть ли какой-то смысл в том, чтобы дышать? Мне кажется, что есть. Восточные философии, в которые я углубляюсь в последней части «Обхода», исходят из того, что жизнь равноценна страданию (я, разумеется, несколько упрощаю), и задаются вопросом, как выйти из его круговорота. Проблема в том, что для этого надо выйти и из жизненного круговорота, стать брахманом, у которого нет никакой индивидуальности.

Другой вопрос, зачем нужно страдание. Для религиозного человека и для того, кто допускает существование Бога, это вопрос теодицеи, вопрос о том, зачем благой Бог создал страдание. На него, как и на вопрос, зачем Бог создал зло и какова его природа, можно отвечать по-всякому.

Мне нравится ответ, который дает греческий христианский теолог и философ Ориген Адамант. Зло, как и страдание, —явление нейтральное. Как дождь — кому-то он на пользу, а кому-то во вред. Не бывает абсолютно негативных явлений, нет абсолютного зла. Также, наверное, не бывает и абсолютного страдания: оно может очищать, облагораживать, быть на пользу… А может и не быть.

— В России я знаю только одного вашего коллегу-врача, ставшего писателем. Это Алексей Кащеев, нейрохирург и поэт…

— Да что вы, их гораздо больше!

— Я не назвал Максима Осипова, врача, издателя и прозаика, создателя «Общества помощи Тарусской больнице»…

— Еще есть очень хороший поэт Андрей Сеньков (его литературный псевдоним Сен-Сеньков). Есть Алексей Моторов («Юные годы медбрата Паровозова»), есть Ирина Котова, хирург, доктор наук и поэт. Есть Ольга Аникина, врач-анестезиолог, поэт, прозаик и переводчик. Есть Елена Фанайлова — она не практикует очень давно, но окончила Воронежский мединститут и работала врачом в областной больнице. Есть поэт Юлий Гуголев, окончивший медицинское училище и работавший фельдшером «Скорой помощи»… Примеров много.

— Вы учились писательскому мастерству в Университете Буффало, год проучились на курсах по французской литературе в Сорбонне и ушли оттуда. Почему же сделали своей главной профессией медицину?

— Наивно предполагать, что можно выучиться на профессионального писателя, тем более на поэта. К тому же у меня не было планов делать литературу своим источником дохода. Это редко кому удается. Как правило, в таком случае тебя ждет не литературный, а окололитературный путь: журналистика, преподавание или редакторская работа. Меня это не интересовало, для меня было важно сочинительство в чистом виде. А еще я хотел быть врачом.

— Есть ли что-то общее между профессией врача и писательством? Что первая профессия дает второй? Вам она дала тему, это самый простой, лежащий на поверхности ответ, но взяли ли вы, как писатель, от нее что-то еще? Какой-то особый взгляд на мир, особое отношение к жизни, особое внутреннее состояние?

— Написав одну из частей «Обхода», я послал ее вышеупомянутому Осипову — мы с ним дружим, обмениваемся свежими вещами, и мне важно его мнение. Максиму понравилось, он так и сказал. И добавил: «По-врачебному написано». И я был этому рад.

Медицина в большей степени, чем любая другая профессия, определяет то, кто ты есть, и здесь действительно можно говорить об особом взгляде и качестве восприятия. Будучи врачом, ты должен быть им всегда. Ты всегда готов. Уезжая в отпуск, я держу при себе телефон и оставляю свой номер пациентам, чтобы они в случае чего звонили. И сейчас, когда Нью-Йорк на карантине, я разговариваю с вами по пути с работы, потому что для врачей карантинов не существует. В любой ситуации ты должен быть на рабочем месте, всегда готов сорваться и поехать к пациентам. Мысленно ты никогда не сбрасываешь с себя белого халата. Писательская и врачебная ипостаси для меня разные вещи, но профессия врача влияет на то, как я все воспринимаю и как я это описываю.

— Ситуация с коронавирусом в Нью-Йорке тяжелая?

— Да, тяжелая. Приходится отменять все несрочные операции и прочие процедуры, чтобы предоставить место как можно большему количеству больных коронавирусом. В моей специальности это особенно проблематично, так как речь идет о раковых заболеваниях, лечение которых откладывать нельзя. Мы стараемся по возможности предоставлять лечение всем, кому оно необходимо. Но для онкобольных каждый поход к врачу — это дополнительный риск заразиться коронавирусом. В общем, обстановка очень напряженная, в том числе из-за нехватки необходимых вещей: от масок до аппаратов ИВЛ. Что будет дальше, никто не знает, в данный момент все развивается по худшему сценарию. Очень надеюсь, что удастся как-то через это пройти. Рассчитывать на то, что в ближайшие недели и даже месяцы все наладится, увы, не приходится…

Фото на анонсах: www.img.labirint.ru и www.literatura.today