Масютин учился у художников Константина Коровина и Абрама Архипова, дружил с актером и режиссером Михаилом Чеховым, вел переписку с Эрихом Голлербахом, лучшим знатоком русской гравюры. В Германии иллюстрировал Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Достоевского, Толстого, Блока, Ремизова. А еще в январе 1906-го рисунки подпоручика-артиллериста появляются в качестве иллюстраций-виньеток в первом номере журнала «Золотое руно», манифесте отечественных символистов. Бальмонт, Белый, Мережковский в восторге от работ волонтера.

Символистская тропа довела Масютина до греха в прямом смысле: весь русский период его творчества будет посвящен грехам человеческим, сначала изображенным в технике манерной графики, потом в офортах кошмарно-фантастического стиля, которые тот же Голлербах назовет «символическими шарадами», наконец, — в гравюрах, где Гойя и Домье соединятся с бытовым реализмом Павла Федотова. Все писавшие о Масютине вспоминают фразу Льва Толстого, посвященную Леониду Андрееву: «Он пугает, а мне не страшно». Так любимые Масютиным «полу-звери, полу-люди, полу-уроды» или просто уроды из физиологических карикатур реалистического периода — это не чудовища, рожденные сном разума, а образы, созданные состраданием русского офицера, дворянина, выходца из семьи священников. Сначала предвосхитившего в своих фантазиях, а потом ощутившего на себе все гадости XX века.

Масютин — маэстро «графической алхимии», великий русский гравер (на родине — первый среди равных) и иллюстратор. Масютин — жертва эпохи, берлинский друг украинских националистов в 1930-е годы (но с нацистским режимом не сотрудничавший) и заключенный в спецлагере НКВД в конце 1940-х. Потом оформитель советского посольства в Берлине — родина простила вину. Но в 1950-е уже невостребованный и постепенно сходящий с ума.