Елена ФЕДОРЕНКО

14.03.2025

Театральный мир 17 марта отмечает вековой юбилей со дня рождения Юлии Константиновны Борисовой. В Театре Вахтангова в этот день состоится вечер под названием «Одной звезды я повторяю имя», посвященный актрисе.

Юлия Борисова — большая актриса с хрупкой девичьей фигуркой и несгибаемым характером — создала особый стиль жизни в театре и за его пределами. Ее актерская судьба, на беглый взгляд, складывалась вполне традиционно: в послевоенном 1947-м по окончании Щукинского училища Борисову приняли в труппу Театра имени Вахтангова. Думали, пополнили состав способной милашкой на амплуа инженю, оказалось — явилась великая актриса вне амплуа, которой подвластно все: трагедии и комедии, роли обаятельных жизнерадостных простушек, неотразимых красоток, капризных принцесс, властных королев, бесстрашных воительниц. Ее роли навсегда вписаны в историю отечественного театра: Принцесса Турандот и Виринея, Наташа («Город на заре»), Настасья Филипповна («Идиот»), Гелена («Варшавская мелодия»), Валя («Иркутская история»), Стряпуха («Стряпуха» и «Стряпуха замужем»), Гитель («Двое на качелях»), Эпифания («Миллионерша»), Лика Мизинова («Насмешливое мое счастье»), Клеопатра («Антоний и Клеопатра»), Мария («Мария Тюдор»), королева Анна («Стакан воды»), Кручинина («Без вины виноватые»), Стелла Патрик Кэмпбелл («Милый лжец»)... Разве все перечислить? На родной сцене ею создано более шести десятков образов.

В Театре на Арбате Юлия Борисова служила без малого восемь десятилетий — случай редчайший. Актриса той женственности, которая не зависит от возраста и не знает зрелости, она поражала грацией, глубиной смысла и голосом, узнаваемым с первого звука. Головокружительный успех сопутствовал Юлии Борисовой всегда. Уже ранняя роль стремительной и отчаянной Анисьи Молоковой в спектакле «На золотом дне» по пьесе Мамина-Сибиряка, поставленном ее первым режиссером и педагогом, ученицей Евгения Вахтангова Александрой Ремизовой в 1955 году, заставила заговорить о появлении пылкой артистической индивидуальности. Полвека спустя под шквал аплодисментов в день своего юбилея Борисова вышла на сцену в образе Кручининой в спектакле по пьесе Островского «Без вины виноватые» в постановке Петра Фоменко. Девяностолетие тоже встретила на подмостках — в «Пристани» Римаса Туминаса сыграла мультимиллионершу Клару Цаханассьян из «Визита дамы» Дюрренматта.

Она внутренне оказалась близка идеям основателя театра, продолжала развивать вахтанговский стиль. Еще педагоги Театральной школы почувствовали два редких свойства ее дара: лично и сокровенно провести тему в каждом учебном отрывке, а позже — в спектаклях, и сделать это с импровизационной элегантностью и воздушностью. Актриса умная, она точно схватывала режиссерский замысел, исправно шла к поставленной цели, но оставалась при этом художником-интуитом, умевшим подхватить любой внутренний порыв партнера. У Юлии Борисовой не бывало двух одинаковых спектаклей — менялись прихотливые нюансы, пластический рисунок, интонации и даже тембр речи. Василий Лановой, сыгравший с ней немало спектаклей, говорил: «Каждая роль Борисовой — бриллиант чистейшей воды по четкости рисунка, по строгости отбора выразительных средств, по силе внутренней убежденности в правоте своей героини». Михаил Ульянов — постоянный партнер Борисовой — называл ее «праздником», «великой планетой» Вахтанговского театра.

Всю жизнь Борисова оставалась верна собственному кодексу театральной чести. Не ронять планку высокого профессионализма — относиться к каждому спектаклю как к последнему и неповторимому; подключаться к зрителям, которые пришли в театр; никогда не отменять запланированный выход на подмостки — даже если организм требует отдыха. Она играла с травмами и высокой температурой, играла спектакль в страшный день, когда оборвался земной путь ее мужа Исая Спектора.

Юлию Константиновну коллеги называли графиней — за осанку, прямую спину, трогательно-гордую посадку головы, а зрители — самой загадочной актрисой. Она не была похожа на представителя публичной профессии, в роль которого входит сложение мифов о своей жизни с туманными намеками и сентиментальными подробностями. Журналистов сторонилась. Объяснять роли и рассказывать, как они рождались, ей казалось неинтересным.

Детство Юлии Борисовой прошло в коммуналке особняка вблизи Самотеки, до революции всем домом владел ее дед, известный строитель — этого времени она не застала. С мечтой стать актрисой она, похоже, родилась, хотя с театром никто из родных связан не был, и увлечение девушки казалось им странным. Одобряла только мать — женщина чистосердечно верующая, возлагавшая надежду на силу молитвы. От нее в Юлии Борисовой — культура православного христианства. В стране тотального атеизма она жила человеком глубоко верующим, в комсомоле и партии не состояла.

Сцена была ее страстью, местом священным, кладовой памяти. Театр она воспринимала как процесс беспрерывного дела, где не бывает пауз и сторонних интересов. Не потому ли в ее фильмографии только три художественных картины? Дебютировала в «Трех встречах» Александра Птушко, Всеволода Пудовкина и Сергея Юткевича — фильме об однополчанах, возвратившихся в мирную жизнь, Борисова сыграла роль передовой работницы Оксаны, которая оказалась далеко от своего суженого. Через десять лет Ивану Пырьеву пришлось настойчиво уговаривать молодую и уже известную артистку сняться в «Идиоте» по Достоевскому: и не зря — она оказалась уникальной Настасьей Филипповной. Режиссеру Георгию Натансону тоже не сразу удалось заполучить Юлию Борисову в киноленту «Посол Советского Союза», где она создала собирательный образ женщины-революционерки, прототипом которой послужила советский дипломат Александра Коллонтай.

С именем Юлии Борисовой неразрывно связано понятие дома. Их было два: дом — театр и дом, где жила ее обожаемая семья и где она хранила очаг. Счастье огромное, что в этих домах ей хотелось жить, возвращаться туда снова и снова. С ними оказалась связана и ее личная доля — познакомилась с мужем в театре, где Исай Спектор служил заместителем директора. Обретенный и обустроенный свой семейный дом стал для них островом счастья, оберегаемым от посторонних глаз. Однажды Михаил Александрович Ульянов сказал: «Я играл с ней много спектаклей, чувствовал ее, изучил ее привычки, но не могу сказать, что знал ее, никто не слышал о ее проблемах».

Но затворницей Борисова не была. 23 октября 2007 года пришла на день рождения Щукинского училища, когда ее курс отмечал шестидесятилетие выпуска, и поприветствовала собравшихся. На открытии музея-квартиры Евгения Вахтангова в Денежном переулке выступила с поздравлением: «Нет других слов, кроме благодарности, удивления и восхищения. Низкий поклон за этот музей». В 2020-м 95-летняя и как всегда стройная и легкая, на пару с Василием Лановым открывала памятник отцу-основателю театра на Арбате, в двух шагах от фонтана «Принцесса Турандот». О знаковой постановке, в которой блистала Юлия Борисова, «Культура» поговорила с народной артисткой РФ Мариной Есипенко.

— Вы часто вспоминаете Юлию Константиновну?

— Никогда ее не забываю. Юлия Константиновна всегда называла меня Маришей — так меня звали только три человека: папа, Михаил Александрович (Ульянов. — «Культура») и она. И когда она обращалась ко мне, я сразу чувствовала что-то детское, ласковое, родственное. Помню, какой худющей я поступила в театр, и однажды одна актриса почтенных лет произнесла: «Деточка, ну надо прибавить в весе-то — вы же артистка, а в профиль вас не видно со сцены в зрительном зале». Я разрыдалась, выбежала и встретила Юлию Константиновну. Узнав о причине моих слез, она сказала: «Мариша, запомните на всю жизнь — подложить толщинки можно, а наоборот — никогда».

Юлия Константиновна для меня пример цельности, мужества и преданности театру. О каких-то ее самоотверженных поступках никто из нас не знал — она не любила о них рассказывать. Но я видела спектакли, когда она играла с высокой температурой. Однажды декорацией ей прищемило ногу, врач наложил швы и настаивал на отмене спектакля, но она вышла на сцену в «Антонии и Клеопатре» с зашитой ногой — и публика ничего не заметила. Она сыграла принцессу Турандот в день смерти мужа. Сейчас я понимаю, какую боль она пережила тогда. Накануне спектакля «Мадемуазель Нитуш» пришло сообщение — умерла моя мама. Помню это страшное состояние, когда ничего не понимаешь, как и что ты делаешь на сцене, но точно знаешь: надо отыграть — зрители ждут, и их подвести не имеешь права.

Юлия Константиновна никогда не лезла в душу, ни о чем не расспрашивала и часто повторяла свою заветную фразу: «А вы подумайте!» И была права — во многих ситуациях помогают раздумья, а не спонтанные эмоции. Когда я обращалась к Юлии Константиновне за советом, она помогала всегда. У нее был свой закон актерского творчества: сначала делай то, что требует режиссер, не начинай работу со споров, а потом предлагай что-то свое, и если вы с режиссером находитесь на одной волне, он тебя всегда поймет и подключится к твоим размышлениям. И действительно, многие режиссеры мне доверяли, и я становилась соавтором своих ролей.

— «Принцесса Турандот» — визитная карточка вашего театра — знала три сценических прочтения. В первом, 1922 года, заглавную роль исполняла Цецилия Мансурова, во второй постановке, 1963 года, принцессу играла Юлия Борисова. Вы стали Турандот эпохи перестройки…

— В 1991 году нам, молодежи, поручили нести «полковое знамя» Театра Вахтангова: «Принцессу Турандот» возобновлял режиссер Гарий Черняховский. Нас вела идея сочинить спектакль-воспоминание о легендарной постановке. Мы очень полюбили наш спектакль — он был такой красивый: сценографию создал Олег Шейнцис, на всех актерах была потрясающая одежда с китайскими мотивами, которую придумала Валентина Камолова. У меня было три абсолютно разных костюма с прекрасными шляпами. В руках мы держали веера разных цветов: черные, красные, желтые, белые и выполняли ими самые разнообразные движения. Обновленный текст интермедий на острые злободневные темы написал Виктор Шендерович.

После премьеры Юлия Константиновна зашла в гримерку и сказала: «Мариша, поздравляю вас! Ну что же вы ко мне не обратились?» Ответила: «Я не смела». Знаете, когда я поступила в театр, мне говорили все, как я похожа на Борисову, и спрашивали, кем я ей прихожусь — внучкой или племянницей. И потому я всячески пыталась избежать интонаций и пластических находок Юлии Константиновны. Мы все приходим из института и чувствуем себя единственными и неповторимыми, хотим сражать индивидуальностью. Сейчас-то я понимаю, что это юношеский максимализм, и он вполне объясним. А тогда я боялась походить на образцовую Турандот. У меня было три замечательных Калафа: Игорь Лагутин, сегодня он работает в Театре сатиры, Александр Рыщенков и Алексей Завьялов. А один-единственный раз мне посчастливилось сыграть с самим Василием Семеновичем Лановым.

— Как сложилось, что вы вышли на сцену с Калафом Юлии Борисовой?

— Это незабываемая история. В самом конце 90-х мы с Олей Чиповской отдыхали в санатории «Актер» в Сочи, где любили проводить отпуск наши прекрасные артисты — Юлия Борисова, Виктор Павлов, Василий Лановой. Он каждое утро выходил на пробежку по тропе здоровья. Однажды вечером мы с Олей сидели в кафе на берегу моря — ели рыбу, попивали красное вино, к нам подсел Василий Семенович, который, как и Оля, обожал украинские песни — оба родом из Малороссии. Прекрасный вечер завершился их шикарным двухголосием. И вдруг кто-то из нас, не помню кто — наверное, эта мысль прилетела в наши головы одновременно — произнес: «А слабо вам, Василий Семенович, с нами сыграть «Принцессу Турандот»?» «Да пожалуйста», — прозвучало в ответ. В те годы каждый сезон у нас в театре открывался «Турандот», как в Художественном — «Синей птицей».

Приезжаем из отпуска, посмеялись над своей легкомысленной просьбой и с улыбкой спрашиваем Ланового, помнит ли он свое обещание. «Естественно, помню — пообещал, значит, сыграем». Вот такой был поступок мужской. Герой наш! Сейчас таких нет! Василий Семенович договорился с репконторой; на репетиции у нас с Олей, она играла Адельму, тряслись руки и ноги, да и Василий Семенович тоже пребывал в полубессознательном состоянии — он давно не играл Калафа — хотя делал вид, что все нормально. Он выходит на сцену и говорит: «О, Турандот!», и у меня мурашки побежали по спине, просто потеряла дар речи. После этого спектакля я многое поняла. Действительно, между героями вспыхнула любовь, какая рождается, быть может, раз в столетие, и я в нее сразу поверила. Какая счастливая Юлия Константиновна — у нее был такой Калаф! На сцене встречались две огромные планеты — Борисова и Лановой, и их любовь перелетала в зрительный зал!   

Фотографии предоставлены пресс-службой Театра им. Евгения Вахтангова.