В условиях дефицита ресурса человеку гораздо проще вбросить в измученный мозг пару молекул дофамина, пройдя уровень в старой аркадной игрушке (ну, хорошо, в мощном современном шутере) или налайкивая котят и мемы в социальной сети.

Чуть большего ресурса потребует чтение блогов или просмотр сериалов, и только после, немножечко выдохнув, обычный человек открывает книгу. Говоря «обычный человек», мы подразумеваем любого другого нашего современника, кроме того, который ест с книгой, спит с книгой, работает, спрятав книгу в стол, и только на время утреннего душа в муках отрывается от чтения. Да и этот наш столь горячо любимый типаж, скажем честно, всё чаще добирает свою дневную дозу символов из новостей, блогов и мемов. Ну, разве что блоги будут поинтеллектуальнее, а мемы — многослойнее.

Термин «обычный» уже содержит известное лукавство, так как под обычным мы в данном случае понимаем человека, который из средней общеобразовательной школы вынес не только способность разбирать символы алфавита, но и понимание, что этот процесс может приносить пользу и/или удовольствие. А ведь и этот обычный человек — уже не самый большой процент населения. А мы хотим, чтобы он помучил себя сложными синтаксическими конструкциями, оценил тонкие аллюзии, несколько раз умер в муках вместе с героями — и за это стал немножечко духовно богаче. 

Ну, нет, говорит нам обычный образованный (!) человек, у меня ещё сделка не закрыта, и я от этого спать не могу. Ну, или там ботинки ребёнку не куплены. Разные бывают неотложные потребности у читателя, потому что читатель наш весьма разнообразен. Но итог один — читатель не хочет, чтобы ему делали сложно, плохо и больно, ему уже так.

Читатель хочет, чтобы его отвлекли. Чтобы герой книги справлялся со всеми валящимися на него бедами. Потому что мозг переживает выдуманные поражения и победы точно так же, как и настоящие, и победив вместе с героем, получает положительное подкрепление. (На этом, собственно, и построена вся индустрия компьютерных игр). Грубо говоря, прочитав на ночь бульварный роман о крутом супер-мега-мачо, менеджер на следующее утро с большей вероятностью закроет сделку, чем если бы он читал... ну, например, Бодлера.

Ещё раз — мы говорим о читателе, который не в ресурсе. Устал, хронически не высыпается, не уверен в себе и т.д. Читатель благополучный и выспавшийся того же Бодлера скрутит и заставит работать на себя. А ошеломлённый контрагент, подавленный цитатами, согласится на все предложенные условия.


С женщинами как отдельной аудиторией книжного рынка ещё сложнее. Или проще, как посмотреть. Женщину природа запрограммировала на более высокую эмоциональную лабильность, исходя из потребностей вида. Всё маленькое, слабое и трогательное побуждает женщину схватить это существо и немедленно начать заботиться. Ну, или хотя бы посопереживать. Ничего постыдного в такой реакции нет. Природа хотела, чтобы мы успели дожить от недоеденного мамонта до Людвига Витгенштейна. И неплохо бы, чтобы на этом не остановились. Поэтому самка нашего вида вынуждена остро реагировать на сигналы своего беспомощного, медленно взрослеющего детёныша. Ну, и на всё остальное заодно.

Поэтому и женский роман, и трогательные истории про сироток — но непременно со счастливым концом — продаются и будут продаваться. Поскольку это дешёвый, малозатратный способ посопереживать слабому и получить катарсис от обретённого им благополучия. Даже взять котёнка из приюта — сильно дороже, это история на 15-20 лет. А книжка — на вечер. Ну, на два.

Ещё раз — я никоим образом не осуждаю читателя массовой литературы. Я, если угодно, сама в значительной части — он. И когда мне плохо, я хочу, чтобы хоть в книжке-то всё было хорошо. Можно не сразу, но хорошо. Потому что моё «не сразу» может затянуться лет на двадцать, а у героя всё устаканится уже послезавтра.

Немножко осуждаю я, может быть, позицию современного автора «большой литературы», который, к слову, так же разнообразен, как и читатель. Ему очень нужна широкая аудитория, но он не готов поступиться ради неё уникальностью своего опыта и свободой самовыражения.

Мне симпатичнее позиция Алана Александра Милна. Он всю жизнь страдал, что публика не помнит его блистательных пьес и интеллектуальных романов (бьюсь об заклад, что и вы их не читали), а знает его преимущественно как папу Кристофера Милна и биографа потёртого плюшевого медведя. Но он таки слез с Олимпа и написал эту историю про медведя, известного нам как Винни-Пух.

И несколько миллионов человек учились дружить и сопереживать, ввязываться в приключения и выбираться из них, спасать друзей и удивляться миру именно вместе с его героями. Руками этих людей Милн сделал наш мир немного добрее, щедрее и дружелюбнее. И, наверное, это как минимум не меньше, чем даже самый великолепный интеллектуальный роман.