Александр КУРГАНОВ

10.06.2025

В этот день 100 лет назад, 10 июня 1925 года, родился живописец, теоретик искусства и педагог Элий Михайлович Белютин — ученик Аристарха Лентулова, Павла Кузнецова, Льва Бруни, организатор художественного направления «Новая реальность» и первых выставок абстрактного искусства в СССР.

О том, что впоследствии назвали «погромом в Манеже», за последние полвека написано столько, сколько ни об одном другом событии художественной жизни страны. Тем не менее мы до сих пор не имеем полной картины того, что произошло в конце 1962 года.

Как вспоминал сын первого секретаря ЦК КПСС Сергей Хрущев: «К осени 1962 года творческая Москва достаточно четко разделилась на два лагеря. «Модернисты» и в живописи, и в скульптуре, и в литературе, и в музыке кучковались вокруг цековской «молодежи», рассчитывали под их прикрытием прибрать к своим рукам творческие союзы, покончить с отжившим, давно омертвевшим, по их собственному и потому «неоспоримому» мнению, классически-традиционным искусством, заменить «бездарные» произведения «традиционалистов» на свои собственные «гениальные» творения».

Молодые художники-абстракционисты из студии «Новая реальность» Элия Белютина, возможно, были в одном шаге от того, чтобы — окончательно отстранив поборников соцреализма, «автоматчиков партии», по выражению поэта Николая Грибачева, — взять всю полноту власти в советской культуре.

Вначале «сталинисты» потерпели поражение в области монументального искусства. Хрущев-младший рассказывал: «7 июля 1962 года отец приехал в мастерскую корифея-скульптора академика Николая Васильевича Томского и «зарубил», казалось, бесспорный проект памятника Ленину. Зарубил, несмотря на позицию Союза архитекторов и поддержку Суслова».

Московским отделением Союза художников СССР (МОСХ) заправляли приверженцы «сурового стиля»: Никонов, Андронов, Вейсберг и другие. Именно они, устраивая посвященную русскому авангарду выставку в Манеже, решили начать не с канонического Ильича, а с Фалька.

Абстракционистам разрешили провести Таганскую выставку. Их первая в Советском Союзе экспозиция открылась 26 ноября 1962 года в «Экспериментальной студии живописи и графики» Элия Белютина (позднее она получила название «Новая реальность») в Доме народного творчества на Большой Коммунистической улице рядом с метро «Таганская». Министерство культуры СССР (случай небывалый!) разрешило снимать экспозицию американским телевизионщикам, а на следующий день, опять-таки под эгидой Минкультуры, была организована пресс-конференция для иностранных журналистов. (Участник событий художник Борис Жутовский вспоминал: «И в первый день туда пришло несметное количество корреспондентов. Не забежали два-три, а несметное».)

«28 ноября, на заседании только что созданной Идеологической комиссии при ЦК партии было принято решение о включении «Новой реальности» в общее русло советского искусства, что, по существу, расширило бы понятие социалистического реализма», — писала жена Белютина Нина Молева, работавшая в то время консультантом по искусству Отдела культуры ЦК партии.

30 ноября Белютину позвонил завотделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов с просьбой (!) перенести картины художников, показанных на Большой Коммунистической улице, в специально подготовленный зал на втором этаже Манежа, где проходила огромная выставка «30 лет МОСХу».

Элий Белютин вспоминал: «Это либо провокация, либо признание, — сказал я. — В последнее поверить трудно, но отказаться невозможно». И объяснял почему: «В той большой и нелегкой борьбе, которую вели новые помощники Хрущева, наша победа в определенном смысле была важнее публикации рассказов Солженицына».

В экспозицию вошли работы 60 белютинцев. Развеска продолжалась всю ночь в присутствии министра культуры Екатерины Фурцевой (чувствуете уровень?) и самого Поликарпова. Оба оставались с приехавшими художниками до конца развески полотен — без малого до 6 часов утра. По окончании всех работ дама-министр и завотделом ЦК поздравили художников с удачной экспозицией. Об этом Белютин позже вспоминал: «...Ночью, когда мы развешивали картины, она (Фурцева. — «Культура») приехала в Манеж и, протянув мне руку, сказала: «Какой вы славный, Белютин».

Непосредственным куратором белютинцев был в ту пору один из хрущевских фаворитов — секретарь ЦК Леонид Ильичев. Этот «эстет», председатель только что образованной Идеологической комиссии при ЦК КПСС, по словам сына Хрущева, собирал живопись: «На стенах его квартиры висели полотна не только в стиле соцреализма, но и картины, исполненные в куда более свободной манере, вплоть до откровенных абстракций. Такие вольности сусловцы расценивали как отступничество, западничество и даже обуржуазивание. Леонид Федорович все это знал, но не обращал особого внимания».

Идеологическую комиссию ЦК КПСС поддерживали самые молодые и «либеральные» члены Политбюро, такие как Полянский и Кириленко. Цековская «молодежь» пыталась отстранить от непосредственного руководства культурой многолетнего партийного идеолога Суслова. О панике, которая охватила руководство творческих союзов, хорошо свидетельствует приводимый в мемуарах Белютина возглас президента Академии художеств СССР и первого секретаря правления Союза художников РСФСР Владимира Серова (автора «Ходоков у Ленина») после посещения Хрущевым Манежа: «Случилось невероятное, понимаете, невероятное: мы выиграли!» Почему невероятное? Потому что все могло обернуться совсем по-иному.

Масла в огонь добавляли «не просто положительные, но откровенно хвалебные радиопередачи и статьи о «модернистах» в «Известиях», в «Советской культуре», в журнале «Советский Союз». Все это с явного одобрения цековской «молодежи» и лично Ильичева!» (С.Н. Хрущев. «Никита Хрущев. Реформатор»).

Вот что писал Элий Белютин в книге «Правда памяти: картины и люди. Из записных книжек художника (1937–2007)»: «...На следующий день после нашей Таганской выставки (27 ноября 1962 года. — «Культура») ...меня пригласил главный редактор газеты «Советская культура» (Дмитрий Большов, кандидат философских наук, в 1961–1968 гг. — главред «СК», затем первый зам главного редактора журналов «Новый мир» и «Огонек». — «Культура»). Шеф этой газеты и его заместитель были на Таганской выставке. Ведь выставка представляла вполне официальное мероприятие, поэтому многие газеты, журналы, радио и телевидение прислали туда представителей своего руководства. Вместе с учеными, писателями, работниками кино на выставке присутствовали корреспонденты всех социалистических стран и западной прессы. Не было только представителей Академии художеств и Союза художников.

Разговор главного редактора и его заместителя был уважителен и предельно любезен. Представляемый ими орган советской печати готов был увидеть меня чуть ли не президентом Академии художеств или председателем Союза... Шеф газеты, наклонясь в кресле, — он сидел в невзрачной комнате, в здании, убого поместившемся между кинотеатром «Колизей» и большим доходным домом на Чистых прудах, — мне говорил:

— Мы решили на редколлегии, что пора, давно пора объяснить советскому народу, что является подлинным искусством нашей страны, а что давно отмерло. Взволнованность увиденным, общий оптимизм живописи — это нас, — он махнул в сторону своего заместителя, — прямо потрясло. Более советского по своему существу искусства мы никогда не видали... Мы хотим вам предложить полный разворот в ближайшем номере газеты. На одной полосе выскажетесь вы по вопросам культуры и искусства, а на другой пусть выскажется Серов. (Ого, сказал я себе, вот, оказывается, кто явно на другой стороне и кого собираются топить.) Я слышал, как вы говорите, и читал ваши книги. Мы, — он опять махнул рукой в сторону своего заместителя, — считаем, что от этого бездарного карьериста ничего не останется».

Появление Хрущева в Манеже положило конец надеждам и руководства «младо-коммунистов», и «Советской культуры», и самого Белютина на «восхождение» к власти. Художников «Новой реальности» глава государства в Манеже встретил словами: «Ну, идите, показывайте мне свою мазню». Сопровождавшие Хрущева аппаратчики сразу же подняли градус дискуссии: «Арестовать их! Уничтожить!» Особенное негодование первого секретаря ЦК КПСС вызвали картины Жутовского, Соостера, Янкилевского (по иронии судьбы, они не были членами «группы Белютина»): «Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать!»

«Проснувшись на другой день после Манежа, я долго лежал и смотрел в темноту, — вспоминал Белютин. — Хлопали двери в подъезде, а я думал о газете, которая ждала в ящике на двери...»