Как Ельцину не удалось захомутать Розова

Анна ЧУЖКОВА

30.08.2013

21 августа исполнилось сто лет со дня рождения драматурга, без которого бы не появились ни легендарный фильм Михаила Калатозова «Летят журавли», ни знакомый нам театр «Современник». Пьесы Виктора Розова принесли творческие удачи Анатолию Эфросу, Олегу Ефремову, Георгию Товстоногову, а его сомневающиеся герои полюбились миллионам зрителей.

 «Культура» встретилась с детьми драматурга: театральным режиссером и педагогом Сергеем Розовым и актрисой Татьяной Розовой.

культура: Какие первые воспоминания об отце?
Розов: У нас на даче терраса застекленная. В детстве с улицы наблюдал, как он работал: ходил из угла в угол, словно заведенный. Всю первую половину дня я даже в футбол не играл.
Розова: Всегда в домашних тапочках: в одном колодка — после ранения нога стала короче на семь сантиметров. Папа всегда прихрамывал, но палкой пользовался только в последние годы. Ежедневно сквозь щелочку в двери падали минимум семь-восемь писем и газеты, в том числе «Советская культура».

культура: Чьи письма?
Розова: Читателей, зрителей, нуждающихся в помощи. Папа ни одно не оставлял без ответа. Года четыре переписывался с женщиной, у которой в тюрьме сидел сын. По ее мнению, несправедливо. Отец дошел до самых высоких инстанций. Не выпустили, но немножко скостили срок.

культура: Сразу вспоминается просительница из «Гнезда глухаря».
Розова: Но чаще писали: «Посоветуйте, становиться ли мне драматургом». Читал все. Мало того — хранил. Притом своими записями совершенно не занимался. Уцелели только те, что случайно не попали в корзину. Если присылали рукопись на хорошей бумаге, с красивым заглавным листом, аккуратно оформленную, сразу делал вывод: «Ну это графоман!» Папа очень любил талантливых людей. Сам ведь из Костромы, уважал провинциалов. Давал дорогу многим.

культура: Складывается образ этакого «отличника». Неужели действительно Розов обладал идеальным характером?
Розов: Отец имел огромное самолюбие. Его рано стали называть по имениотчеству и на Вы. Резко пресекал панибратство. Когда еще до войны служил в Театре Революции, был актером вспомогательного состава, один знаменитый режиссер обратился: «Ты, побеги!» Отец не шелохнулся. «Не понял, что ли?» Папа вышел на сцену: «Меня зовут Виктор Сергеевич Розов». Думаю, потом со многими людьми он разрывал отношения именно из-за амикошонства.

культура: Ну это сложно назвать отрицательной чертой.
Розов: И еще не мог признать чужую точку зрения. Например, история последних лет жизни. Проводился большой театральный фестиваль в середине 90?х. Два кандидата на первый приз: Олег Ефремов и еще один не менее уважаемый артист. Жюри возглавлял отец. Эксперты долго спорили, мнения разделились, с достаточно значимым преимуществом победил второй актер. А папа голосовал за Олега Николаевича. На следующий день — вручение наград. Отец выходит на сцену: «И, конечно, главный приз получает Ефремов!» Всех колотит, жюри в ярости. Есть протоколы, в них совсем другое написано. Как отыгрывать назад? Папина реакция: «Ну Олег же лучше!»
Розова: Он мог кого угодно вывести из себя упертостью. Уже когда лежал в больнице, я спрашивала: «Если ты ошибся, можешь признать это?» В ответ: «Конечно. Только я не бываю неправ». Или вспомнить, как принимали «Гнездо глухаря» — весь секретариат проголосовал против. Воздержался только, по-моему, Сергей Михалков. На что отец произнес: «Ну что сказать, друзья мои? Пьеса получилась!»
Розов: При Хрущеве стало считаться, что в советском искусстве слишком педалируется проблема отцов и детей. Сейчас сложно представить, что пьесы Розова проходили с трудом — из-за критического отношения к действительности.

культура: А как он воспринимал негативные рецензии?
Розов: В одной из пьес есть замечательная фраза, звучит примерно так: «Не люблю читать про себя. Хвалят — неудобно, ругают — противно».

культура: К вопросу конфликта отцов и детей: у вас были противоречия с родителями?
Розов: Папа применял странную форму воспитания. Когда я прогуливал, получал плохие отметки, он не ругал, а делал вид, что глубоко обижен. Замолкал, хмурился, переходил на формальное общение. И это продолжалось неделями.
Розова: Тем не менее получили хорошее воспитание. Хотя мне было очень трудно в жизни. Мы воспринимали как норму, если слова не расходятся с делом. Из-за этого я набила много шишек.

культура: Как сложная судьба повлияла на мировосприятие Виктора Сергеевича?
Розова: Папа в любой ситуации видел хорошее: и при ранении, и в палате смертников, и когда не принимала пресса. Да и на личном фронте. Мамы добивался с 1934 года — поженились только в 45?м. Кстати, 10 мая, потому что День Победы был выходным. Смотрел на жизнь, как художник.
Розов: И не только на трудности. На те же зарубежные поездки, которые так любил. Когда возвращался, звонили знакомые: «Не рассказывайте пока своим — мы тоже придем слушать». Не каждый мог так эмоционально воспринимать окружающий мир.
Розова: И всегда привозил чемоданы подарков: и моим школьным друзьям, и домработнице. В 60?е — игрушки, в 70?е — джинсы. Отец обожал смотреть, как у нас горят глаза. Был очень щедрым. Они с мамой терпеть не могли жадных.

культура: Почему так долго не отвечала на ухаживания Розова ваша мама?
Розов: Выбирала. Масса ухажеров. Но когда вышла замуж, была актрисой с уже устроенной судьбой. А отец после войны потерял профессию — не мог ведь с костылем играть на сцене. Она москвичка, он из Костромы, без своего угла. Статусы разные. Но мама оценила преданность. И только через три года стали идти пьесы. Чуть позже папа превратился в одного из богатейших людей Союза. У нас был роскошный «ЗиМ» с водителем. В первом классе меня в школу привозили на нем. Но в один момент я запротестовал: «Хочу как все!» Хитрил — вылезал из машины за два квартала, чтобы никто не видел.

культура: Родители сыграли роль в выборе ваших профессий?
Розова: Куда нам было еще деваться? К тому же в школе плохо училась, ничего другого не умела, кроме как стихи читать. Потом папа жаловался: жена и дочь актрисы, сын режиссер, внучка в театральном институте — поговорить не с кем. Дома обложили театралы.
Розов: Он не возражал, когда я решил стать режиссером. Даже, наверное, в чем-то помог. Без блата вряд ли бы поступил — фамилия сработала. Но отец точно никому не звонил, он был необыкновенно честным человеком.

культура: А мог похулиганить?
Розов: Конечно. Очень гордился, когда огрел кого-то пакетом с молоком в очереди — внучке нахамили. Ему тогда 80 стукнуло. А еще он был азартным человеком. Играл за границей в казино. Благодаря его авантюризму появился Ярославский ТЮЗ.?Стройку театра заморозили — денег не хватало. А первый секретарь обкома очень болел за эту идею. Тогда вдвоем придумали интригу: отец едет в Госплан и жалуется на партработника: «Безобразие! Горожане мечтают о театре, а он делу хода не дает». Может, председатель Госплана и раскусил хитрость, но деньги выделил.
Розова: Папа был хулиганом потому, что всегда оставался свободным. Помню, как-то хотели ему очередной пост дать — не вышло. Составили досье, резюмировали: «неуправляемый».
Розов: Много критиковал Ельцина, а когда тот вешал папе орден на ленте, Розов сказал ему: «Думаете, захомутали?» Президент, кажется, не понял юмора. Хотя отец очень любил путешествовать, никогда не преклонялся перед Западом. Злился, когда Ельцин рассказывал: дважды облетел Статую Свободы и почувствовал себя в два раза свободнее. Или другое высказывание тогдашнего главы государства: увидел, как в их супермаркетах ломятся полки — понял, какая система эффективнее. А отец застал нэп и помнил изобилие на родине.
Розова: Он просто любил Россию. Хотя как никто видел недостатки и писал о них.
Розов: Считал эту страну своей, сам ее строил, воевал.

культура: Он был религиозным человеком?
Розов: Говорил, что верит в некое провидение, судьбу. Еще до войны однажды встретил Юдифь Глизер, рассказал, как к нему на улице цыганка пристала «с глупостями». Та задумалась: «А я ведь умею гадать». Взяла его руку: «Возможно, Вы скоро умрете. А если выживете — станете богатым, всемирно известным человеком». Так и получилось.
Папа был далек от Церкви. Не принимал Солженицына: «Он же верующий!» Икон до последнего времени дома не держали. Но в конце жизни пришел к Богу.