Влад Маленко, худрук Государственного музея Сергея Есенина в Москве, поэт: «Сейчас идет война за душу человека»

Денис БОЧАРОВ

29.08.2022

Влад Маленко, худрук Государственного музея Сергея Есенина в Москве, поэт: «Сейчас идет война за душу человека»

Материал опубликован в №8 печатной версии газеты «Культура» от 25 июля 2022 года в рамках темы номера «Сбросим культурный балласт».


Собеседник «Культуры» — Влад Маленко; основанный им Московский театр поэтов недавно вернулся из Донбасса, где труппа выступала перед военными и жителями региона.

— Возглавляемый вами коллектив — продолжатель славных традиций Леонида Утесова, Лидии Руслановой, Клавдии Шульженко. В годы Великой Отечественной эти и многие другие артисты неоднократно выезжали на передовую с концертами...

— Совершенно верно. Знаете, в нашем случае все произошло органично. С самого начала спецоперации для меня было очевидно, что мы не имеем права отделять себя от людей в погонах. Помните знаменитую фразу Пушкина «Я числюсь по России...»? Лучше и точнее классика не скажешь, все мы «числимся» по России.

У каждого в создавшейся ситуации свое оружие: чем можем — тем поможем. Поэты не должны находиться только там, где раздают девушек и конфеты, устраивают тусовки с шампанским. Как в ходе нашей недавней поездки замечательно выразился один боевой полковник: «Утешили ребят, порадовали, отвлекли». И это очень точные, правильные глаголы. Потому что некоторые артисты, выступая на передовой и в госпиталях, порой, на мой взгляд, немного перебарщивают, когда делают акцент на страшных, подчеркнуто реалистичных стихах о войне. Мне же кажется, что чтение, например, басен в нынешних условиях куда правильнее. Потому что они словно переключают сознание солдат, возвращают их на какое-то время в другой, более теплый и уютный мир. Напряжение, таким образом, спадает — а это очень важно.

И для нас это тоже бесценный опыт. Благодаря подобным акциям появляется удивительная возможность встретиться глаза в глаза с людьми, которые находятся на рубеже, там, где решаются людские судьбы. Где же еще в суровую годину быть поэту? Выпадает шанс засвидетельствовать время во всей его остроте, а способность и стремление рассказать о нем является одной из главных задач для любого уважающего себя человека, работающего со словом...

Конечно, все бы предпочли, чтобы никаких вооруженных конфликтов никогда не было, но раз уж так произошло, то для меня двух мнений быть не может: ты должен быть с армией. И, пожалуй, ключевое слово здесь — служение. Ведь все мы служим. А что такое служение? Это когда ты бескорыстно, по зову сердца, делаешь дело, необходимое не только тебе лично, но и окружающим тебя людям.

— Несмотря на то, что сегодня любую информацию и музыкальный контент можно выудить из недр интернета, ценность живого человеческого общения все равно ничто не в силах заменить. Вы это ощутили на собственном опыте?

— Конечно. Поначалу я во время выступлений держал в руках небольшой динамик, который гудел для придания дополнительного аудиоэффекта — то есть я под ритм читал стихи. Думал, так будет доходчивее: чтобы, как говорится, «зашло». Но я напрасно волновался.

Парням нужно не это. Им куда важнее понимание того, что та творческая интеллигенция, которая приехала на фронт поддержать моральный и боевой дух, — всецело за тебя. Она живет с тобой одними ценностями и находится на той же самой волне. А с осознанием этого идти вперед куда спокойней и надежней, нежели чувствуя, что за спиной у тебя либо олигархат ржет, либо утонченные художники умничают и улюлюкают в каком-нибудь «Дюссельдорфе». Нет, мы на личном опыте убедились, что разграничений между бойцами и творцами по принципу «свой-чужой» или «мы-они» не проводится.

Мы — все вместе, единое неделимое целое. И хорошие поэты в тылу прикрывают солдатам спины. А знаменитая фраза из песни «Темная ночь» — «Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь, и поэтому знаю: со мной ничего не случится» — это не просто красивый, ставший крылатым стихотворный оборот. А самая что ни на есть правда жизни.

Я в данном случае, разумеется, отвечаю только за себя и за близкий круг людей — музыкантов, поэтов, писателей, актеров, — общением с которыми дорожу и горжусь. Это, в частности, музыкант Петр Лундстрем, поэт Анна Долгарева, победительница «Филатов-Феста-8» (Всероссийский фестиваль молодой поэзии им. Л.А. Филатова, организованный Владом Маленко в 2014 году. — «Культура»), поэты Саша Антипов, Рома Сорокин, Макс Замшев, Игорь Караулов, Маша Ватутина, Иван Купреянов, писатель и уже классик Захар Прилепин и многие другие. На мой взгляд, это не просто большие литераторы, но и художники, за которыми будущее моей страны. По их произведениям новые люди узнают о нашем непростом времени.

— Всегда ли поэзия должна живо откликаться на события, происходящие в стране и в мире, или порой ей все же следует выполнять миссию чистого искусства?

— Хороший вопрос. С одной стороны, тот же Александр Сергеевич сказал: «Цель поэзии — поэзия». С другой, многое зависит от опыта. Причем не столько от накопленного жизненного опыта, сколько от того самого опыта, который поэт, скажем так, перемалывает в себе, откликаясь на реалии времени. Какие-то вещи, которые могут нам с вами сегодня казаться чистым искусством, в определенный момент обязательно сработают в хорошем смысле прикладно, принесут «вещественную пользу» обществу.

Я, кстати, часто спорю с «толстожурнальщиками», которые, на мой взгляд, лукавят, когда полагают, что если ты не способен звучать, но сидишь в какой-то лаборатории и цедишь из себя то самое чистое искусство, — то это настоящая поэзия и есть. На это я всегда привожу в примеры древних: ведь тот же Гомер как раз всегда звучал, он словно играл на себе, выражая таким образом мысли окружавших его людей. Да и разве одними представителями греческой поэзии дело ограничивается? Так же звучали Есенин, Высоцкий, Евтушенко. Так звучал и Достоевский, когда прилюдно озвучивал свои мысли. Кстати, тот же Федор Михайлович был удивительным оратором...

Исходя из всего этого, повторюсь: поэт, по моему мнению, не имеет права оставаться в стороне. И, кстати, в этом смысле положение вещей в современной поэзии мне внушает оптимизм. Восемь лет мы проводим «Филатов-Фест», и определенные выводы сделать уже можно. Например, в этом году публике явился сильнейший состав молодых поэтов. Скажу вам больше: список участников мероприятия изначально был необычайно велик, но графоманов в нем не было. А пятнадцать финалистов конкурса — это вообще сложившиеся, мощные, интересные авторы, каждый из которых способен доходчиво и в красках рассказать даже инопланетянам о том, что сегодня происходит на планете Земля в целом и в России в частности.

— А как, с вашей точки зрения, отличить графомана от талантливого автора?

— Бывает, встретишь не шибко начитанного молодого человека, но чувствуешь: он, либо от папы с мамой, либо от пролетающего метеорита, Бог знает от чего еще, перенял нечто такое неуловимое, что со временем может превратить его в большого мастера. И хочется сказать ему: «Ну давай, Вася, еще чуток почитай Эсхила, Софокла, подними, как говорится, «матчасть», и все у тебя получится!»...

Удивление, которое в тебе вызывает тот или иной творец, — вот, пожалуй, основное мерило таланта. Бывает, смотришь, читаешь — вроде ничего особенного, но потом натыкаешься на такую строчку, которая искупает все огрехи и технические шероховатости. За нее все можно простить. А почему? Потому что доселе никто ничего подобного не говорил и в литературной форме не выразил — ни Тютчев, ни Бродский, ни Башлачев.

После того как обнаруживаешь подобные откровения, чувствуешь неподдельную радость, звонишь друзьям и с гордостью первооткрывателя восклицаешь: «Вот ведь какой молодец! Как сказал!». А потом, бывает, и цитируешь, повторяешь словесные жемчужины, вышедшие из-под пера тех, кто только делал первые шаги под твоим началом. Новизна и свежесть, способные удивлять, необычайно высоко ценятся — не только в мире поэзии.

— Возможно ли повторение такого удивительного явления, когда в 1950-х — 1960-х поэты собирали стадионы?

— Трудно сказать. Ведь упущено поколение читателей, созерцателей... Мы же в нашем театре именно для этого и работаем — чтобы помочь людям почувствовать поэзию другими органами, скажем так, шестым чувством. Но заданный вами вопрос куда более комплексный, чем может показаться на первый взгляд. Это вопрос о поиске русской справедливости.

Мы, когда приезжаем к офицерам и солдатам, говорим им примерно так: «Нам за вашей спиной спокойно, потому что вы защищаете нас, а вы, в свою очередь, чувствуете уверенность, так как знаете, что за вами — мы»... А вот за нами-то кто? Все уже не так однозначно. У меня есть горькое стихотворение «Мариуполь», где в конце есть слова: «Нам Марию бы теперь не обмануть...»

— Прочтете?

— Пожалуйста.

Вдоль дороги черно-белая трава.

Мариуполь ампутировал слова.

Над скелетами дельфинов и коров

Дым сгоревших и невысказанных слов.

Забывая о стахановском труде,

Ходят павшие по крашеной воде.

Греки древние смеются из кулис:

«Жили в Жданове, ну вот и дождались!»

По проспекту Металлургов демиург,

Едет время — самый страшный драматург.

И, вгрызаясь в неизвестности базальт,

Протыкает оно спицами асфальт.

Этот грипп перенесли мы на ногах:

Солнце скушал аллигатор-олигарх.

Перешел к нему советский комбинат,

А теперь вот превратился в сущий ад.

Восемь лет гулял здесь натовский капрал,

Лучших девочек-подростков выбирал.

Мы молчали. Мы свободой дорожим:

Не советский ведь, не сталинский режим!

Домолчались, дождались, себе назло.

Солнце выпало из пасти, всех сожгло.

Как заметил справедливо брат Ахмед:

«Русский русскому отрезал общий свет!»

Крокодилья перерезана губа.

Кол осиновый из гроба, где труба.

Над Азовом небо в ранах ножевых.

Из подвала вышло несколько живых.

Вышел мальчик окровавленный в летах,

Вышла женщина красивая в бинтах.

И ответ ее меня опередил:

«Не приполз бы нынче новый крокодил...»

Пусть свободой зазвенит во все звонки

Мариуполь — город Маши без руки!

Смерть убита. Обозначен новый путь.

Нам Марию бы теперь не обмануть...

И действительно, главное — не обмануть Марию. Ведь самое обидное — когда вместо одного крокодила приходит другой. Сейчас ведь идет война за человека, за его душу. И войну эту проиграть нельзя. Мы ведь тогда Человека проиграем.

Если бы сейчас вдруг прилетели посланцы из космоса и попросили меня показать человека, я бы поехал в Донецк и показал солдата или женщину, идущую по улице. Потому что у этих людей там не пальцы по-другому на спусковой крючок ложатся, не ноги иначе ходят — у них в душе есть некий отсек, который они заполнили светом. Что означает: они могут иногда взлетать над Землей. А это и есть Человек. Поскольку человек — это тот, кто носит голову в небе, а не тот, чья голова служит приложением для «Макдоналдса».

Владислав Валерьевич Маленко — художественный руководитель Государственного музея Сергея Есенина в Москве. Основатель и художественный руководитель Московского театра поэтов. Художественный руководитель Всероссийского фестиваля молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова «Филатов-Фест» (поэтический фестиваль молодой поэзии России). В 2010 году избран членом президиума Московской городской организации Союза писателей России.

Работал в Театре имени Моссовета, с 1996-го по 2016 год — ведущий актер Московского театра на Таганке.

Фотографии: Кирилл Зыков / АГН Москва; фото на анонсе предоставлена Владом Маленко.