14.01.2016

Полувековой юбилей милой телепередачи «Кабачок «13 стульев», такой уютной, цветуще-застойной, вызвал к жизни всякие отклики и воспоминания. 

Первое: передачу запрещали. А как без этого? Тогда ведь все запрещали, правда? Запрещали ее 14 лет, упорно, настойчиво, прям-таки с Сусловым во главе, подключался, по слухам, даже Андропов, но... Запретить не смогли. Почему? Да потому, что ее лично смотрел и одобрял Леонид Ильич. Все 133 серии. Провел у экрана 145 часов. (Остальное время он слушал Владимира Высоцкого, отвечал на телефонные звонки Юрия Любимова и оборонял от репрессий Леонида Гайдая.)

Второе: смотрел советский человек (может, и Леонид Ильич тоже) эту передачу — и рыдал. Вот как жить-то надо! После работы — в кабачок, хлопнуть кружечку, потарахтеть за жизнь, оглядеть обводы милых дам, сострить, если получится, спеть караоке: именно так исполняли там песенки пан Владек (или пани Каролинка) — и Ежи Поломский. Ирена Сантор. Рена Рольска. Ничего похожего не было у советского человека: он, бывало, возьмет бутыль водки, пару пива, колбаски нарежет на газете «Советская культура» — и, глядя очередной выпуск «Кабачка», подпевает, утирая слезы: «Złoty pierścionek, złoty pierścionek na szczęście» («Злато колечко, злато колечко, на счастье», помните?).

Я тогда был еще довольно молодым, и у меня лично отношение к «Кабачку» было снисходительное. Я прям кожей чуял эту фальшь, эту патоку, которой исходил Михаил Державин. Раздражали польские и чешские песенки, когда весь мир слушал «Битлз». Чего точно не было — зависти к дурашливым героям, так уютно устроившимся за стойкой пана Беспальчика (которого мы, дальневосточники, считали своим, он играл в театре имени Горького во Владивостоке, и ревниво следили, не затирают ли нашего пана всякие бойкие Зюзи и Вотрубы). Страшно сказать, но «у советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока» даже в 60-е не было пустым звуком. А чего? Гагарин летает, турбины крутятся, на Кубе революция. Нам бы еще «Битлз»...

Тут одна симпатичная представительница молодого поколения спросила меня недавно, почему советские люди плоховато знали английский? Да сама же и ответила: потому что слушать нечего, применить негде, «железный занавес». Я было кивнул, но совестно стало идти в кильватере у тех, кто ничтоже сумняшеся пишет и вещает сегодня про «Кабачок» как едва ли не центр сопротивления тоталитарному режиму. «Да мы тогда сами были в известном смысле англичанами для немаленького кусища мира», — ответил я ей. Миллионы людей выучили тогда русский и говорили на нем. И пели — как Анна Герман. И мы их уважали за это! И любили! Поскольку одной Герман (ну, плюс Карел Готт) было маловато, мы даже сами играли в телевизоре тех, кого любим! Виктор Байков — пана Вотрубу. Роман Ткачук — пана Владека. Зоя Зелинская — пани Терезу. И ни сном ни духом не предполагали, что сантехником в том кабачке уже работает пан Валенса. Уже крутит разводным ключом затянутую гайку в подвале. А пани Катаринка уже заглядывается на его пшеничные усы. 

Да и в целом не посиделки в кабачках были нашим идеалом. Нет, это неплохо на фоне точки общепита «Плакучая ива» из «Бриллиантовой руки», и обаятельно даже, и Прибалтика на этом держалась, и Польша, и Чехословакия, почти весь соцлагерь — это был советский Запад, а мне, молодому человеку советского Востока, правильный кофе удалось разнюхать только в баре таллинского отеля. «Ах, вот это что, — подумал я утром, спускаясь к завтраку, — это запах правильного кофе!» Но это ж не суть. Хорошо, но не суть. Вот Станислава Лема почитать — да. Тарковского посмотреть, как он обошелся с Лемом, — еще раз да. Ну, можно БАМ построить, раз время гудит.

Этот странный, но органичный, глубинно народный конгломерат «советской гордости» и неистребимой, насквозь буржуазной тяги к «правильному кофе» обеспечил «Кабачку «13 стульев» стойкий культовый успех. А еще блистательные актеры Театра той самой тоталитарной советской сатиры играть умели. Лепить парой штрихов сочные образы. Страшные цензоры и редакторы уберегали их от пошлостей и глупостей. Они пользовались симпатичным, зачастую действительно смешным литературным материалом. И все это было, как я теперь понимаю, простивши даже патоку Михаилу Державину, одним из самых добрых и трогательных телешоу. Просто не знал я тогда, что снисходительно поджидаемый «Кабачок» однажды сменится на экране практически постоянным кабаком с рюмкой водки на столе, набором престарелых звездищ и дежурным мордобоем, на фоне которого и «Плакучая ива» — чудо, там ведь Юрий Никулин пел.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции