Елена ФЕДОРЕНКО

09.06.2013

10 июня исполняется 100 лет со дня рождения Тихона Хренникова. Лауреат Ленинской, трех Сталинских, Государственных премий СССР и России, Хренников более четырех десятилетий возглавлял Союз композиторов, и его авторитет был непререкаем. Написанные им песни становились народными, в театрах страны шли его оперы и балеты, в концертных залах звучала симфоническая музыка.

В постсоветские времена ситуация диаметрально изменилась. Имя Хренникова не дает покоя потомкам: его обвиняют в травле молодых композиторов, конъюнктурности, сталинизме. Недавно пианист Евгений Кисин, вспоминая о добрых делах композитора, на которые тот был поистине щедр, сказал: «Думаю, что если бы даже Хренников не написал ничего, кроме этой дивной песни («Московские окна». — «Культура»), его имя вошло бы в историю. Вспомним же — про себя или вслух тихонько: «Он мне дорог с давних лет, и его яснее нет, московских окон негасимый свет…»

В преддверии юбилея состоялся наш разговор с внуком композитора Андреем КОКАРЕВЫМ — главой Благотворительного фонда Тихона Хренникова.

культура: Как и где отмечаете столетие?

Кокарев: В разных городах России. На концертах в Москве, Ельце, Орле, Воронеже, Чебоксарах, Томске, Владимире, Магадане музыка Хренникова звучала в исполнении лучших оркестров и хоровых коллективов. Впереди — выставки, юбилейные вечера в Томске, Иркутске, Тюмени, Челябинске, Омске, Твери, Перми, Ярославле, Рыбинске, Красноярске. В Липецке пройдет кинофестиваль «Гусарская баллада». 9 июня в Концертном зале имени Чайковского за пульт встанет Валерий Гергиев, он же проведет юбилейный концерт в Ельце, где родился композитор.

Кокарев: В день рождения Тихона Николаевича в БЗК выступят его ученики, 16 июня в Самаре — скрипач Никита Борисоглебский и правнук композитора Тихон Хренников-младший (он же осенью проведет большое концертное турне по городам России). Пять концертов в Осташкове сложатся в фестиваль «Музыкальные вечера на Селигере», в Томске пройдет Открытый сибирский конкурс на лучшее исполнение произведений Хренникова. Кульминация намечена на 8 декабря — в Большом театре состоится финальное торжество.

Цель юбилейного года — поднять интерес к музыке Тихона Николаевича. Меня более всего волнует, что последнее время она предана забвению. 

культура: Что Вы имеете в виду? Песни Тихона Николаевича поет вся страна, да масштаб торжеств впечатляет…

Кокарев: Я имею в виду отнюдь не только Россию. Музыку Хренникова еще в 30-х годах исполняли Леопольд Стоковский, Юджин Орманди, Шарль Мюнш. Так он ярко начинал! Я случайно купил в букинистической лавке Лондона книжку «Советские композиторы», выпущенную в Англии в 1943 году. В ней представлена биография дедушки. Сейчас же в западных энциклопедиях тиражируются скабрезные анекдоты о нем. Открываете серьезное музыкальное издание, а там о Хренникове написано только то, что он 40 лет тиранил советскую музыку, успев сгнобить за это время Шостаковича, Шнитке, Денисова, Губайдулину, etc.

культура: Хренникову до сих пор вменяют в вину доклад 1948-го года о формализме в музыке?

Кокарев: Да, но тот доклад он искупил всей последующей жизнью. Как на весах: на одной чаше — доклад 48-го года, на другой — множество людей, которым он помог за сорок три года руководства Союзом композиторов. Ни одного человека не сдал власти, всех отстоял. А ведь власть стирала людей в лагерную пыль.

культура: Доклады-то в советской системе, мы знаем, готовил не один человек.

Кокарев: Но Хренников — прочитал. Кто готовил постановление и доклад — западным читателям надо объяснять. Навесить ярлык легче. Да и позиция для критики весьма удобна — своей должностью Тихон Николаевич олицетворял режим. Его музыка уже многие годы не исполняется за границей, с тех пор, как он возглавил Союз композиторов СССР. Можно называть Хренникова кем угодно, но он в первую очередь выдающийся музыкант, и написанная им музыка достойна исполнения. Говоря современным языком, он композитор топового уровня. Масла в огонь подлили эмигранты.

культура: То есть не только Шостакович, который якобы рассказал небылицы Соломону Волкову?

Кокарев: И Мстислав Ростропович, и Михаил Гольдштейн, и, конечно, автор «воспоминаний Шостаковича». Знаете, все они с дедушкой дружили, что называется, не на жизнь, а на смерть. Ростропович не только играл Виолончельный концерт, посвященный ему Хренниковым, но и писал о нем хвалебные слова, включил его сочинение в свой знаменитый Лондонский марафон наряду с шедеврами виолончельной музыки. Когда Ростроповичи уезжали за границу, свою собачку Терри они оставили у родственников Хренникова. Гольдштейн тоже играл дедушкин концерт. У меня хранится много письменных свидетельств и замечательных фото, говорящих о теплых отношениях к Хренникову всех этих эмигрантов до того, как они покинули Союз. Однако ничто не помешало им потом топтать диски с записями хренниковской музыки и множить слухи. Они, конечно, использовали ситуацию холодной войны для сколачивания собственного политического капитала. Сразу поняли, что Западу нужен плачущий Шостакович, а не жизнерадостный Хренников. Выработался стереотип: жизнеутверждающие мелодии льют воду на мельницу коммунизма, а жизнь в Советском Союзе может порождать только музыку страдания.

культура: В гениальной музыке Шостаковича многое определял его характер и его фобии…

Кокарев: По природе он пессимист, дедушка — оптимист. Их нельзя было заставить писать другую музыку — честь им и хвала за это. Так ли уж гнобили Шостаковича? После 1948 года он получил две Сталинские, Государственную и Ленинскую премии, причем — в течение нескольких лет, и именно тогда, когда Хренников возглавил музыкальную секцию Сталинского комитета по премиям.

Их сталкивали с самого начала, тут еще про противостояние Ленинграда и Москвы не надо забывать. В 30-е годы, когда дедушка приезжал в Ленинград, они с Шостаковичем музицировали в четыре руки. Отношения охладели после того, как Хренников написал оперу «В бурю». Эта песенная опера Шостаковичу не понравилась, и он написал дедушке длинное письмо, где уверял, что опера — однодневка. В «желтой» околомузыкальной прессе я прочитал очередной анекдот, как дедушка якобы в ярости разорвал письмо и топтал портрет Шостаковича. Письма он не рвал, оно хранится в моем архиве, ответ Шостаковичу написал, хотя и не отправил. Обиделся, конечно, страшно. Он был влюблен в эту оперу, даже дочь свою назвал Наташей по имени главной героини, отказавшись тем самым от бриллиантов, обещанных ему Немировичем-Данченко при условии, что новорожденную назовут Екатериной. Сам же Немирович-Данченко завещал на своих похоронах исполнить одну из сцен оперы «В бурю». В советские годы она пользовалась популярностью, ее ставили во многих театрах. Худрук «Геликон-оперы» Дмитрий Бертман рассказывает, что он раз тридцать ее в детстве слушал и до сих пор помнит наизусть.

культура: А что же не поставит, раз так любит?

Кокарев: Он подготовил «Хренников-гала», где звучат фрагменты оперы. Поставить ее целиком сложно, нужна какая-то новая концепция. Антоновский мятеж на Тамбовщине — сегодня сюжет непонятный.

культура: А что скажете о «хренниковской семерке» — композиторах, подвергнутых критике на VI съезде Союза композиторов?

Кокарев: У дедушки были свои приоритеты в музыке, и авангардисты в их число не входили. Он считал, что авангард — не путь для русской музыки, и мечтал о развитии традиций русской музыкальной культуры.

культура: «Внятный мелодизм» — так говорил Тихон Николаевич?

Кокарев: Да-да, он хотел приумножать традиции и приобщать к советской культуре голоса композиторов союзных республик. Мы-то не называли Хачатуряна армянским композитором, он — советский. Да, Хренников раскритиковал семерку, и раскритиковал по искреннему убеждению. О репрессиях со стороны государства говорить незачем, их и в помине не было. Думаю, пришло время попытаться объективно взглянуть на личность Хренникова, на его музыку, на его место в истории русской и мировой музыкальной культуры.

культура: Такими задачами, как я понимаю, и занимается Благотворительный Фонд Тихона Хренникова под Вашим руководством. Как Фонд возник?

Кокарев: Еще при дедушкиной жизни, но поначалу — без определенного сюжета. Такой немножко домашний фонд, без спонсоров и господдержки: проводили некоторые мероприятия, концерты, связанные с именем Хренникова. Сейчас наша задача сделать Фонд организацией с собственным лицом — для пропаганды музыки Хренникова и композиторов советского периода.

Совместно с «Мелодией» во главе с ее новым руководителем Андреем Кричевским выпускаем Антологию фортепианной музыки русских и советских композиторов. Проект — грандиозный, запланировано 30 дисков в нескольких блоках. Музыка — советская, постсоветская, досоветская, русская классическая и музыка русского зарубежья. Исполнители — молодые пианисты. На Западе к серии в целом и к шести первым дискам отнеслись прекрасно. Одна из идей Фонда — записать произведения, удостоенные Ленинских, Сталинских и Государственных премий СССР. Конечно, исключим откровенно конъюнктурные или профессионально слабые. Но в целом это редкий репертуар, на Западе его обычно называют «спящими хитами».

Важная работа, которой мы начинаем заниматься, — сооружение памятника Тихону Николаевичу в столице. Надеюсь, получим разрешение московских властей на установку и попробуем собрать народные средства на памятник народному композитору, чьи песни знает вся страна. Еще издаем книгу о дедушке: фотографии, цитаты, отзывы. Чтобы каждый мог понять, каким был Тихон Николаевич.

культура: Музыке, наверное, учились по настоянию Тихона Николаевича?

Кокарев: До 14 лет я жил с бабушкой и дедушкой, только потом переехал к родителям. Шесть лет прятался в туалете от учителя музыки, когда тот приходил. И добился своего — занятия прекратились. Яркие воспоминания — частые ночные застолья, когда дедушка и бабушка возвращались со спектаклей или концертов с гостями.

культура: За столом пели? Музыка звучала?

Кокарев: Да что вы! От музыки все за день так уставали… Собирались, чтобы поговорить, выпить — правда, пили немного — и закусить. Большим успехом пользовались кулебяки. Их готовила домработница Полина Степановна, тетя Поля, — она прожила в семье с 1936 года до самой своей смерти. Но бывали и музыкальные визиты — тогда, конечно, звучала музыка: Коля Петров играл новые программы, Николай Гяуров что-то пел и советовался с дедушкой, Леонид Коган приходил постоянно. Помню, «тропа великих» не зарастала: Евгений Светланов, Владимир Спиваков, Валерий Гергиев, Игорь Безродный, Игорь Ойстрах, Владимир Федосеев, Владимир Крайнев, Виктор Пикайзен. А потом, уже в 1980-х, пошла молодежь — Вадик Репин, Женя Кисин, Максим Венгеров. Завершалось все, конечно, трапезой. Второго такого гостеприимного дома, как дедушкин, я в своей жизни больше не встречал. Тихон Николаевич до конца жизни сохранил привычку угощать всех, кто приходил — если не накормить обедом, то уж точно напоить чаем, предложить бутерброды. Многолюдно бывало на днях рождения. Один, в конце 80-х, особенно памятен. Все собрались, сели за стол, и вдруг пришли дедушкины ученики. Неожиданно — они его уже чествовали в консерватории, но решили поздравить всем кагалом еще раз. Дедушка позвал меня: «Немедленно дуй в Союз композиторов за угощениями». Пока студентам сервировали стол, я успел обернуться туда-обратно. С того года дедушка обязательно готовился к приходу учеников, накрывали отдельный стол для молодежи. Гостеприимство — удивительная черта дедушки.

культура: Помните его строгим?

Кокарев: Бывало, но очень редко. За провинность дедушка мог прикрикнуть, и — грозно. Тогда я понимал, что довел его до белого каления. Но вообще у него была замечательная черта — он умел слушать другого человека. То есть у тебя всегда была возможность сказать в свое оправдание пару слов. Это особенно важно, когда ты не чувствуешь за собой вины.

культура: Как Тихон Николаевич работал?

Кокарев: Он выстроил удобный для себя график и старался правилам не изменять. Просыпался около девяти, потому что в семье ложились спать поздно. Утром писал музыку. Никогда за роялем не проверял написанного — мелодии звучали у него в голове. Потом обедал и ехал в Союз композиторов. Возвращался поздно и, если без гостей, садился за рояль и репетировал. Он же часто играл свои фортепианные концерты, вот постоянно и отрабатывал технику. Мог десятки раз повторять одно и то же. Родительская квартира располагалась этажом выше, и, когда я переехал от дедушки к ним, мне отдали комнату, которая располагалась как раз над его кабинетом. Так что я засыпал под его репетиционные рулады.

культура: Переживал ли Тихон Николаевич, что ни дочь, ни внук не связаны с музыкой? Радовался ли успехам правнука Хренникова-младшего?

Кокарев: Дедушка по большому счету ни из-за чего не переживал, беспокоился только за здоровье близких людей. Нам своих волнений он не показывал.

культура: Потому и прожил так долго...

Кокарев: Наверное, хотя история с перестройкой и с той грязью, что полилась потоком, отняла у него и силы, и годы. Он бы дольше жил. По поводу избранного нами пути не горевал, а тому, что Тихон стал заниматься музыкой, радовался, как радовался и его успехам, хотя в целом относился к этому скептически.

культура: Почему?

Кокарев: Тихон начал заниматься музыкой в 13 лет, почти случайно. У нас рояли и пианино стояли в каждой комнате, и мы шестилетнему Тише задали вопрос: «Будешь заниматься?» Он отказался. Мы к тому времени уже на волнах перестройки сильно демократизировались и решили: раз ребенок не хочет — не надо. А в 13 лет Тихон стал разбираться с нотами, пытался выучить «Лунную сонату». Тогда дедушка позвонил Александру Ашотовичу Мндоянцу и попросил его послушать правнука. Педагог ответил: «Что слушать? Поздно. Я, конечно, возьму его, раз Вы, Тихон Николаевич, просите». За год Тихон проходил по 2-3 класса музыкальной школы, темп взял стремительный, потом поступил в Мерзляковку — училище при консерватории, и окончил его за три года с отличием. В консерваторию Тихон поступил, когда дедушка еще был жив.

культура: Ваша любимая дедушкина песня?

Кокарев: Много любимых. «Колыбельная Светланы» — самая задушевная, «Прощание» («Иди, любимый мой...»), песни, которые пел Сергей Лемешев: «Вечер потух», «Зимняя дорога» на стихи Пушкина, «Песня о песне» на слова Тихонова. Особая любовь — «Что так сердце растревожено...» В ней живет такая душевная ностальгия по любовным историям, которые, наверное, случаются у каждого человека. История, рассказанная в четырех куплетах, универсальна. Для каждого — своя, родная.