15.08.2021
Он написал музыку к 132 фильмам, и среди них самые, пожалуй, знаменитые — «Семнадцать мгновений весны» и «Ирония судьбы, или С легким паром!». Но далеко не всем известна другая сторона жизни композитора — автора четырех опер, двух балетов, трех концертов для органа, органной симфонии «Чернобыль», сборника хоральных прелюдий «Подражание старым мастерам», фортепианного трио, двух концертов для скрипки и оркестра, 24 фортепианных прелюдий, концерта для альта и струнных.
«Культура» решила вспомнить Микаэла Леоновича с Верой Таривердиевой, его женой и другом. Их любовь заставляла поверить: счастье существует. Много лет Вера была музыкальным обозревателем нашей газеты в те уже далекие времена, когда издание выходило под названием «Советская культура». А сегодня наша собеседница — вдохновитель и арт-директор Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева, финал которого в сентябре пройдет в Калининграде, а первый тур уже состоялся в Гамбурге (Германия) и Лоуренсе (Канзас, США). В конце августа в Российском Национальном музее музыки состоится российский первый тур. Здесь же откроется выставка-посвящение. Мы говорили с Верой о музыке Микаэла Леоновича, его даре предвидения и родстве с Бахом.
— Правда ли, что с Микаэлом Леоновичем вас познакомила наша газета?
— Да, в первый раз мы встретились в редакции, когда Микаэл Леонович привел к нам трио «Меридиан». Через два года, в 1983-м, на меня возложили ответственность за освещение фестиваля «Московская осень». В его программе была премьера «Музыкального приношения» Родиона Щедрина, и мне нужно было срочно заказать материал, но автора никак не могла найти — все отказывались.
— Именно в 80-е и именно «Советская культура» публиковала отзывы мастеров о работах своих коллег: хореографы писали о новых балетах, композиторы — о музыкальных премьерах.
— Кто-то писал, но чаще — наговаривали свои впечатления, и мы из этого делали статьи. Мне подсказали, что о Щедрине может написать Таривердиев. Позвонила ему, но он не сказал ни да, ни нет. Потом поняла почему: у него на носу была своя премьера — Первого скрипичного концерта, солировал Григорий Жислин, дирижировал Валерий Полянский. Согласия не дал, но пригласил на концерт. После концерта подошла поздравить Микаэла Леоновича, и тогда-то он мне сказал, что статью напишет. Буквально через день курьер забрал готовый текст, интересный, острый, парадоксальный. Мы оперативно его опубликовали.
Я торопилась «отработать» «Московскую осень», чтобы меня отпустили на фестиваль современной музыки в Вильнюс, куда очень хотелось поехать. Никогда не была в Прибалтике, да и программа интересная. Все получилось. Приехали, разместились в гостинице, и этим же утром нас всех собрали для возложения венков к Мемориалу советским воинам. В лобби увидела Таривердиева, он шел мне навстречу и как-то по-особенному улыбался. Весь день мы провели вместе — так началось наше близкое знакомство. Так что можно сказать, что нас познакомила родная газета.
— Широкую известность принесла Микаэлу Леоновичу киномузыка, но сам он говорил, что у него две жизни в профессии: открытая всем — в кино, и тайная — музыка, которую он пишет для себя.
— Да, музыка, которая писалась не для кино, писалась для себя. По какому-то внутреннему компасу. Это вокальные циклы, оперы и балеты, инструментальные концерты. В последние годы — органные произведения.
Благодаря конкурсу органистов мир узнал Таривердиева как органного композитора и удивился этому открытию. Зарубежные музыканты до сих пор изумляются, узнавая, что он писал для кино. Напрасно. Его киномузыка, вспомни те же «Семнадцать мгновений весны», построена по законам симфонического жанра, она во многом выстраивает драматургию картины. Там же не просто две песни для начала и конца каждой серии, а четыре с лишним часа музыки, которая передает логику развития сюжета, его внутренние смыслы. Это особенно остро понимаешь, когда слушаешь музыку отдельно и подряд.
Тот, кто работает и мыслит музыкальными законами, мыслит ими и в кинематографе. Правда, сейчас ситуация меняется. Каждый год я езжу на «Кинотавр», где вручается премия имени Таривердиева за лучшую музыку, и имею возможность следить за процессом. Авторская музыка постепенно уходит из кино, все чаще используется заимствованная, и она становится иллюстративной. Микаэл Леонович «диктовал» свои законы кинематографу. И там, где он прибегал к очевидным экспериментам, как в «Короле-олене», и там, где музыки совсем немного. В гениальной картине Калика «До свидания, мальчики» музыки мало, но она играет не только эмоциональную, но ключевую смысловую роль.
— «Король-олень» — это ведь один из первых фильмов Микаэла Леоновича?
— Нет, первые картины появились в середине 50-х, среди них «Человек за бортом» и «Юность наших отцов». Потом вышли знаковые для своего времени фильмы, ставшие классикой кинематографа, — «Человек идет за солнцем», «Любить», «Цена». Это картины Михаила Калика — самого близкого Микаэлу Леоновичу режиссера. «Короля-оленя» закончили в 1969-м, когда Таривердиев был уже знаменит, и это была попытка создания фильма-оперы. Его преследовала идея привнести в кинематограф то, что присуще опере: единство слова, музыки, действия. Микаэл Леонович дружил с драматургом Вадимом Коростылевым, который по сказке Карло Гоцци создал сценарий-либретто с прописанными ариями, дуэтами, речитативами. Они сознательно пошли на эксперимент. Подчас музыка дописывалась прямо на площадке. Снимались Олег Ефремов, Юрий Яковлев, Олег Табаков, Сергей Юрский, пели сами, только Анджелу озвучивала 19-летняя Алла Пугачева, еще студентка музыкального училища.
— От музыкантов не раз слышала, что Микаэлу Леоновичу достался дар предвидения.
— Речь, наверное, шла об органных сочинениях — симфонии «Чернобыль», концерте «Кассандра» и одном из последних произведений — Концерте для альта и струнных в романтическом стиле. «Кассандра» написана в 1985-м, в ней — предощущение катастрофы, даже есть словесное предисловие: «Люди изобрели порох в мирных целях, чтобы делать тоннели в скалах, а его стали использовать как оружие смерти». Героиня античной трагедии словно обращается к сегодняшним жителям планеты, желая уберечь от нависшей угрозы войны. Но «полыхнуло» в Абхазии, Карабахе, Чечне, Югославии. И «Чернобыль» — не просто «хроника» пережитого и увиденного в зоне, куда мы попали через четыре месяца после катастрофы.
— Не знала об этой вашей поездке. Не боялись?
— Мы приехали в Чернобыль, когда саркофаг еще не достроили. «Советская культура» должна была организовать концерт для ликвидаторов. Я обзванивала деятелей искусства с просьбой поучаствовать. Согласились Николай Крючков, Элина Быстрицкая и Таривердиев. В Киеве, в Доме учителя, если не ошибаюсь, провели творческий вечер. На следующий день поехали в зону. Выступали Быстрицкая и Таривердиев. Николаю Афанасьевичу стало нехорошо, его вернули в Киев. Концерт проходил недалеко от разрушенного реактора, но видно его не было. Микаэл Леонович попросил показать станцию, и нас подвезли к месту аварии. На обратном пути нас останавливали, измеряли уровень радиации — мы «пищали», и одежду пришлось оставить в Киеве. Премьера симфонии состоялась через год. Первая часть — «Зона» — об ужасе «зарождения смерти». Вторая называется «Камо грядеши?», «Куда идешь?» — страх за будущее, призыв к живущим и еще нерожденным. Это даже не предчувствие, а какое-то высшее знание, открытое Микаэлу Леоновичу.
— Как появился Концерт для альта? Он звучит как исповедь.
— Музыка как бы «падала» на Микаэла Леоновича, приходила как будто внезапно, вдруг. Когда это случалось, он включал магнитофон, садился за инструменты и играл ее, а потом уже брал нотную бумагу и записывал. На съемках «Вокзала мечты» — авторской телепередачи Юрия Башмета — речь шла о романтизме, и Башмет спросил Таривердиева, почему бы ему не написать концерт для альта. Это было в пятницу. Следующие два дня Микаэл Леонович со звукорежиссером записывали музыку для кино — работа кипела, дым стоял коромыслом. В воскресенье заехал Рудольф Мовсесян, наш близкий друг, по этой причине сделали перерыв. Я накормила всех обедом и, когда готовила кофе, увидела на лице Микаэла Леоновича какое-то отсутствующее выражение. Такое случалось в момент, когда в нем начинала звучать музыка, которую требовалось немедленно зафиксировать. Он встал из-за стола, ушел в студию, за ним последовал звукорежиссер. Они вернулись через полчаса и Микаэл Леонович спросил: «Послушаете концерт для альта и струнных?» Рудик спросил: «Микочка, когда ты его написал?» Он ответил: «Только что». Через полгода мы поехали в Ялту и Микаэл Леонович взял пленку с записью, нотную бумагу, карандаши — он использовал только карандаши ТМ2 — и сел писать партитуру. Записал ее в основном по памяти, но иногда прослушивал запись и говорил: «Хорошо, что пленку захватили, иначе я бы далеко ушел от первоначального замысла». Это был концерт-прощание, при жизни он не был исполнен.
— Музыка кино, наверное, иное? Зависимость от сценария, от идей режиссера?
— Когда приносили сценарий, то прежде, чем согласиться, Микаэл Леонович искал решение для предложенной истории внутри себя. Если что-то «щелкало», говорил — «да». В нем шел бесконечный процесс звучания музыки. Иногда утром просыпался и радостно сообщал, что тему нашел. Микаэл Леонович никогда не конструировал музыку по рациональным профессиональным схемам.
— У него действительно не было трудовой книжки?
— Не было. Когда он окончил Институт имени Гнесиных, его сразу приняли в Союз композиторов. Принимал, кстати, сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович. У Микаэла Леоновича уже были заказы музыки кино, и никуда трудоустраиваться не пришлось. О существовании трудовой книжки он узнал, когда начал оформлять пенсионное удостоверение.
— По-моему, быть свободным художником и самому организовывать свое время непросто.
— Ты права. Таривердиеву помогала невероятная самодисциплина и страсть к порядку. Они проявлялись и в быту — он считал, что человека должна окружать чистота. В доме ее старалась поддерживать я под его наблюдением, а когда я уезжала, он делал это сам.
— В Ялте, когда вокруг Микаэла Леоновича собирались все знакомые, складывалось впечатление, что он человек компанейский.
— Он притягивал к себе людей. Как человек вежливый, воспитанный, деликатный, он никогда никого не отталкивал. С удовольствием поддерживал разговоры, но компании случались в основном на отдыхе. В принципе, он был человек достаточно закрытый, ему требовалось одиночество, чтобы оберегать то, что у него внутри.
— Как складывались отношения к коллегами?
— Он не из тех, о ком сложилась поговорка: композитор композитору волк. Искренне восхищался талантом других, независимо от того, к какой группировке они принадлежали, известные артисты или дебютанты. Например, он с восторгом относился к Валерию Гаврилину. После премьеры «Скоморохов» (их транслировали по телевидению) он позвонил Валерию Александровичу. Так началась их переписка и более близкое знакомство. Взаимно восторженное. Приходили к нему молодые композиторы, просили проконсультировать — просто звонили по телефону, и Микаэл Леонович их принимал. К сожалению, его не приглашали преподавать, а он бы замечательно мог этим заниматься. Есть люди, считающие себя его прямыми учениками, — Дмитрий Гусев, например. Он пришел просто с улицы. Сейчас Дмитрий помогает мне с таривердиевским архивом, в электронном виде набирает ноты.
— Какую музыку Микаэла Леоновича ты чаще всего слушаешь?
— Если надо назвать одно произведение, то Концерт для альта. Специально нечасто слушаю — с его музыкой общаюсь по-другому, она внутри меня звучит. Когда готовим что-то к исполнению, то слушаю и работаю над этим. Хотя что-то, конечно, ставлю. Например, диск «Я такое дерево» с монологами на стихи Поженяна, Ашкенази, Светлова, Вознесенского, поет сам Таривердиев.
— Почему органисты называют Таривердиева преемником традиций Баха?
— Таривердиев — барочный композитор, прямой «потомок» Баха. Структура его музыки — и интонационно, и по форме — связана с барочной традицией. Хотя старинные модели он насыщает современными смыслами, экспрессией и драматизмом наших дней. Ассоциации с Бахом чаще возникают в органной музыке, но не только. Мелодия из «Иронии судьбы», где звучит клавесин, абсолютно барочная. Микаэл Леонович первым использовал этот инструмент в кинематографе. В фильме «Человек идет за солнцем» сольный клавесин — лейттембр всей картины.
— Почему автор не пропагандировал свою органную музыку?
— Он писал ее для себя, не на заказ. Она «оживала» в нем.
— Как и когда возникла идея конкурса органистов его имени?
— Я задумалась о международном конкурсе органистов сразу после его ухода и думала долго. Не знала, как начать, делилась идеей с разными людьми. Начиналось все как абсолютная авантюра. С местом проведения определилась по совету одного человека из Министерства культуры. Он говорил, что в Калининграде сильная филармония, есть орган и туда ездит Гарри Гродберг. Сама никогда не бывала в Калининграде и никого там не знала. В начале 1999-го, года первого конкурса, я начала эту историю, даже не зная, будет ли продолжение.
— Композитор не раз признавался, что любит музыку, море и солнце.
— Еще он любил фотографировать — с детства, когда ходил в фотокружок Тбилисского Дома пионеров. Первый фотоаппарат ему подарил отец, и он всю жизнь никуда не ездил без камеры. Этому увлечению посвящена выставка «Я ловил ощущения» (так назывался романс М.Л. Таривердиева на стихи Е.М. Винокурова. — «Культура»), которая откроется 12 августа в Российском Национальном музее музыки и продлится до 22 сентября. Экспозиция представит фотоработы Микаэла Леоновича, сделанные во время путешествий в США, Мексику, на Кубу, в Японию, Париж, Финляндию во второй половине семидесятых. Мы предприняли попытку воссоздания фотолаборатории — она была в крошечной комнатке его квартиры, где он сам проявлял и печатал фотографии. Иногда повторял: «Можете считать меня плохим композитором. Но не говорите, что я плохой фотограф».
Фотографии из архива Веры Таривердиевой.