Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

01.03.2018

Попытки оправдать 90-е предпринимаются нашей либеральной общественностью не первый год. Проведенный с этой целью в конце февраля столичный фестиваль «Эпоха перемен» показал, почему все усилия пропадут втуне.

Предваряя показы фильмов того — без сомнения, смутного — времени, немногочисленным зрителям долго объясняли, что уныло-депрессивная «Москва» Зельдовича по Сорокину — выражение духа времени, а мало кому известная и даром не нужная зрителю картина Константинопольского «8 1/2 долларов» — «культовая лента». Леонид Гозман поведал, как весело мы шли в рай под водительством Ельцина, а Стас Намин вспомнил, что рок-музыка ломала режим. Вот ведь. Стас Намин. Ломал режим. Рок-музыкой.

От всего этого веяло мертвечиной. Выступающие не нашли в себе сил оставить в воспоминаниях о 90-х хоть немного места народу. Той массе, которой они прописали убийственный рецепт: «Сорок лет пустыни». По мнению Новодворской, там должно было водить народ, пока не вымрут все «генетические рабы».

Пустыня, слава Богу, начала подходить к концу меньше чем через десятилетие, а оставшиеся песчаные гадюки всё собираются в кружок, шипя друг другу комплименты.

Задумка устроителей фестиваля была совершенно загублена бесконечным либеральным самолюбованием, но нельзя сказать, что организаторы совсем не старались. Они включили в программу пару эпохальных фильмов, попробовали записать в «свои» Балабанова, один раз упомянули наряду с Александром Башлачевым еще и Егора Летова. На большее — сил не хватило.

У нас были совсем другие девяностые. Не только у ребят, убивавших за цветмет, ободранный с крыш вставших заводов, но и у относительно благополучных столичных мальчиков и девочек. В этом мире были не одни лишь либералы и Ельцин. Нет. Эпоха — это и защитники Белого дома в 93-м, и Лимонов, и Проханов. Их почему-то не позвали.

Портрет времени — не только банк «Империал», но и «Бахыт Компот» с песней про Империю: 

Вот придет японец с роботом,
Немец прибежит с компьютером,
Выжрут шнапс и с диким гоготом
По кусочкам разберут тебя,
И тогда к чертям собачьим я
Прогрызу себе артерии...

Подпевали мы, впрочем, всё больше уверенные, что никто нас не разберет и время ответного удара наступит. Ностальгирующее по 90-м поколение «П» существовало в своем замкнутом мирке кокаиновых клубов и совершенно не замечало, что на самом деле творилось в стране. А происходило «сопротивление материала», так называли это в своих работах на гранты Сороса и Макартуров новоявленные социологи и политологи. Шла регенерация народа, пережившего за одно столетие два революционных обморока.

Национальное начало прорывалось в кино как протестно-запретное, как биологическая защитная реакция на попытку уничтожения всего родного любому нормальному человеку. Гениальная «Окраина» Петра Луцика (ее на фестивале засунули в раздел «Хроники обыкновенного безумия», сделав вид, что не поняли, о чем это на самом деле), «Ворошиловский стрелок» Станислава Говорухина, «Любить по-русски» Евгения Матвеева составили тогда словно единый жанр партизанского русского кинематографа. Шагом за его пределы и своеобразным увенчанием стал «Брат 2» Алексея Балабанова. Здесь награжденный природной национальной интуицией, чувством братства и справедливости Данила Багров выходил через расправу с внутренними компрадорами на геополитическую арену.

Наряду с силой сопротивления было еще и тепло, которого деятели, формировавшие программу «Эпохи перемен», тоже не заметили. Для них-то это время было преисполнено холодной, циничной и корыстной жестокости, выраженной в «Москве» Зельдовича.

В этом смысле наш не фестивальный, коммерческий, рассчитанный на обычного зрителя кинематограф сегодня работает с идеей 90-х гораздо лучше, чем ностальгирующие либералы, — достаточно посмотреть «Лед». Да, формально действие происходит уже в нулевые и десятые, но с поправкой на «далеко от Москвы» перед нами именно мир, сложившийся в 90-е, — песни, нравы, палатки. В результате перекодировка таких хитов, как «Делай как я», «Летать», оказалась удивительно точной и оптимистичной. Она передает атмосферу, совершенно не похожую на 90-е «Ельцин-центра». Это были трудные годы, через которые русские люди, сплотившись, помогая и защищая друг друга, согревая своим теплом, прорвались к трудному национальному успеху, оставив «героев девяностых» за кормой.

На распад государства, на потерю былых целей и смыслов, на социальный дефолт, на тотальность геополитического поражения мы ответили так, как мечтал Версилов в «Подростке» Достоевского: люди вдруг поняли, что остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство... тотчас стали прижиматься друг к другу теснее... схватились за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют всё друг для друга.

Если смотреть с точки зрения вечности, ад ельцинщины, жестокости, приватизации и бандитизма, безумие кислотных вечеринок немногих продвинутых были лишь периферией, незначительными эпизодами трудных лет. И никакими фестивалями это уже не исправить.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции