«Писать о Кубрике непросто, — говорит в предисловии к своей книге Джеймс Нэрмор, — но, как замечает Шарль Бодлер, критик, последним взявшийся за перо, всегда в выигрыше».

Для русского читателя это звучит иронически: творение Нэрмора — первое серьезное исследование творчества режиссера, появившееся на русском языке. Многочисленные разборки (чаще всего ругательные), которых в советское время удостоились «Доктор Стрейнджлав» и «Заводной апельсин», как и новейшие рецензии, по понятным причинам не в счет.

Джеймс Нэрмор — известный киновед и серьезный исследователь американского кино. Он автор монографий о творчестве Орсона Уэллса и Винсента Миннелли, на русский пока не переведенных. Вероятно, все будет зависеть от успеха в России книги «Кубрик». А опус этот не совсем обычен для нашего читателя, быстро успевшего привыкнуть к биографиям совсем иного свойства — с нарочитым обсасыванием подробностей скандальных романов, веселыми анекдотами со съемок, педалированием «теневой» стороны творчества — словом, к душещипательной мифологии второй половины прошлого века.

Ничего этого у Нэрмора нет. Нет даже литературного портрета самого Кубрика. Не говоря уж о его личной жизни, отношениях с женами и о таких лакомых кусочках для любого биографа, как боязнь самолетов, упрямая манера прятаться от журналистов и тщательно скрываемые домашние приступы гениального безумия. Если уж искать на страницах книги Нэрмора личные черты режиссера, то перед читателем возникает фигура интеллектуала-зануды, богемного бородача-всезнайки, при этом большого любителя сальных шуток и американского футбола. Зато фильмы (все, включая и нереализованные проекты) проанализированы донельзя подробно и с точки зрения самой что ни на есть профессиональной.

Увлеченный творчеством Кубрика читатель, одолев книгу в первый раз, наверняка захочет пересмотреть его фильмы с нею же в руках — так детально прослежены там специфические выразительные средства кинематографа, так подробно объясняются причины их выбора. Тем, кого это не слишком интересует, тоже не стоит пугаться — долгому и почти поэпизодному разбору «Лолиты» предшествует рассказ о появлении на свет скандального романа, трениях Набокова с цензурой и общем контексте времени, подтолкнувшем Кубрика взяться за этот рискованный сюжетец.

В книге о творчестве Кубрика почти отсутствует Кубрик-человек, зато несомненным ее достоинством является то, как на страницах оживает контекст работы Кубрика-режиссера — от наполеоновских войн и мира уличных фотографов Нью-Йорка 50-х годов, из которого вырос будущий мастер, до мрачной футурологии «искусственного разума» двухтысячных. «Наполеон» Кубрика остался лишь в виде сценария, к «Искусственному разуму» Спилберга он сделал только подготовительные материалы, зато главы об этих нереализованных проектах — интереснейшие места нэрморовской книги.

Автор строит исследование как иллюстрацию своей одной, сквозной мысли. В пестрой, оглушительно необычной образности всего кубриковского творчества Нэрмор находит одну красную нить: это гротеск и сказка. И потому-то большинство работ Кубрика «проникнуты атмосферой зловещей, мрачно-комичной, странной, абсурдной, сюрреалистичной, фантастической».