культура: Нынешняя постановка — Ваш первый Достоевский. Почему никогда раньше не обращались к этому автору?

Эренбург: Как-то не очень люблю Достоевского. При признании таланта и мощи — все же из нелюбимых. И это, может быть, как раз хорошо. Потому что мне нравится существовать в дискуссии с автором на тему.

культура: О чем же Вы дискутируете на этот раз?

Эренбург: Я попробовал сделать невероятную вещь, как мне кажется. Объединил историю в спектакле не сюжетно, а тематически. Для пояснения — в кино, скажем, это возможно. Мы знаем примеры гениальной режиссуры — Феллини, когда кино делается на базе темы, а не сюжета. Мне казалось, и в театре это возможно. Я попробовал.

культура: Какую тему Вы предложили?

Эренбург: Огрубляя эту историю, выхолащивая, я сказал бы так: потеря морального вектора ведет к деструкции души. Тема такая, с моей точки зрения, — сегодняшняя. Про сохранение морального вектора.

культура: Исходное преступление сохраняется?

Эренбург: Конечно.

культура: Раскольников убивает старушку?

Эренбург: А как же!

культура: Вы известны склонностью заострять физиологические моменты. С убийством что придумали?

Эренбург: Убийство как раз происходит «за кадром». А вообще я действительно люблю натуралистические подробности. Считаю, что жизнь человеческого духа проявляется только через жизнь человеческого тела. Поэтому подробности жизни тела очень важны для меня. Так говорили и мои учителя, которые были к этому тоже чертовски внимательны.

культура: А что еще хотелось акцентировать? Юмор, ирония на Достоевском Вас не покинули?

Эренбург: С юмором хорошо, без юмора плохо. Особенно в Достоевском. Сегодня, думаю, ставить Достоевского без юмора, без пронизывающей его стихии лиризма — дохлый номер.

культура: До такой степени автор устарел?

Эренбург: Это все в нем заложено — и лиризм, и юмор. Порфирий Петрович страдает геморроем. И это у автора.

культура: Кто стал инициатором постановки — Вы или МХТ?

Эренбург: Я предложил.

культура: Почему именно этому театру?

Эренбург: У меня с прошлого раза, когда я ставил здесь «Вассу Железнову», был шлейф хороших отношений с Олегом Павловичем Табаковым. Он звал.

культура: Актеров на роли сразу увидели или был кастинг? Вы ведь двоих пригласили со стороны: Евгения Дятлова на роль Свидригайлова и Кирилла Плетнева на Раскольникова.

Эренбург: Нет, кастинга никакого не проводили. Все сразу было понятно.

культура: Есть роль в спектакле, которую Вам было бы интересно самому сыграть? Вы ведь не только режиссер, но и актер.

Эренбург: Есть. Был период, когда мне очень хотелось выходить и показывать Мармеладова. А потом эту роль сыграл Юрий Лахин. И у меня отпало желание пробовать.

культура: Работа над спектаклем как-то изменила Ваши чувства к Достоевскому?

Эренбург: Ничего. Все на том же круге.

культура: В ближайшее время нет желания поставить еще что-то из его произведений?

Эренбург: В ближайшее — точно нет.

культура: Ваши ученики в Питере — какие они сейчас? И как Вы им объясняете, например, Достоевского?

Эренбург: Дети во все времена такие же — не хуже, не лучше. Меняются обстоятельства. Мы более начитаны были в детстве, но зато, когда читали Набокова или еще кого-то, не знали, в какую систему координат это уложить. А нынешние дети открывают для себя Достоевского и Набокова, и любую русскую литературу хорошую с легкостью, потому что та же самая жизнь за окном. А у нас жизнь была фальшивой. Все было пропитано ложью в моей юности. Поэтому было непонятно, куда укладывать Набокова.

культура: Было что-то за последнее время, что Вас задело в театре, царапнуло — со знаком плюс или минус?

Эренбург: В последнее время в театр хожу редко, чтобы не раздражаться. Потрясений не было. Но было очень сильное театральное переживание. Это спектакль омской драмы «Дачники». Великолепный актерский коллектив — вытренированный, умный, чуткий, вышколенный. В общем, я поражен был.