Татьяна ФИЛИППОВА

31.08.2023

Начало осени — время изучать театральные афиши, чтобы не пропустить спектакли, вышедшие весной и летом, под занавес театрального сезона. «Школа драматического искусства» в начале лета выпустила премьеру «Вассы Железновой» по пьесе Максима Горького. Зрители смогут увидеть этот спектакль в сентябре.

Для театра, в названии которого есть строчка «Основан Анатолием Васильевым», горьковская «Васса» — не случайное название. Спектакль Васильева «Васса Железнова. Первый вариант» с Елизаветой Никищихиной, Любовью Поляковой, Аллой Балтер, Василием Бочкаревым, Георгием Бурковым, вышедший в конце 70-х на сцене Театра имени Станиславского, стал театральной легендой. Тем интереснее выбор его ученика Игоря Яцко, который взял для постановки второй вариант пьесы, созданный Максимом Горьким в 1935 году. В интервью «Культуре» режиссер рассказал, как возник этот замысел.

— «Васса Железнова» — замысел давний: еще до всеобщего карантина мы с Людмилой Дребневой стали обсуждать эту вещь и читать первый и второй варианты пьесы Горького. Постепенно мы стали склоняться ко второму варианту. Спектакль Васильева по первому варианту «Вассы» я не видел, а Людмила видела много раз. Память об этом спектакле колоссальная. Второй вариант я взял еще и потому, что меня интересовала последняя пьеса Горького, меня вообще интересуют последние пьесы драматургов. Я слышу в этих пьесах глубокую мудрость писателя, драматурга, который передает нам что-то важное для него. В последних пьесах работает такая категория, как время.

«Васса» 1910 года и «Васса» 1935 года — совершенно разные вещи. Второй вариант появился, когда МХАТ собрался в 1935 году поставить «Вассу Железнову». Горький остановил работу, сказав: «Нет-нет, в таком виде нельзя, я перепишу». И когда я сравнивал два варианта, меня поразили радикальные поправки — говорящие поправки, которые сделал автор.

Если первый вариант наполнен каким-то романтизмом, ощущением перемен и ожиданием чего-то нового, которое должно прийти на смену старому, то в 1935 году новое уже пришло и возникает тема наследника. Васса говорит: «Хозяйство, дело». А ей противостоит представитель революции в виде практически иностранки Рашель Топаз, которая приезжает из-за границы и хочет вывезти за границу своего сына, внука Вассы. Рашель сама собирается жить в России, потому что она будет разрушать существующий строй, она разрушительница жизни. Сына она хочет отправить за границу, потому что здесь жизни не будет. А Васса говорит: «Нет-нет, я тебе его не отдам, он нужен здесь, он будет наследником фамилии Железновых, и все хозяйство я завещаю ему». Река жизни не должна останавливаться — это ее основная тема. Интересно, что в первом варианте у Вассы есть сыновья и у них есть жены. Сыновья исчезли из второго варианта, а жены стали дочерьми, наследницами Вассы. И появился персонаж, которого играю я: Сергей Петрович Железнов, муж Вассы, который, как камень, лежит на ее пути. Я так придумал, что он живет где-то под землей, в подвале, вернее в трюме, поскольку тема пароходства, которым владеют Железновы, в пьесе очень сильная.

— Людмила Дребнева создала в вашем спектакле потрясающий образ, это тот случай, когда ты, как зритель, видишь на сцене не актрису, играющую Вассу Железнову, а саму Вассу. И неожиданно очень много пересечений с современной ситуацией. Вы их закладывали или сама пьеса сегодня так читается?

— Сейчас же время напрягается сильно, актуальность тебя настигает там, где ты ее прежде не видел. Какие-то реплики вдруг насыщаются другим смыслом. Я когда-то еще в юности услышал от Анатолия Александровича Васильева фразу, которая мне очень понравилась. «Ну, Чехов — поэт души, а Горький — поэт плоти», — сказал он мне в каком-то разговоре. В этом спектакле у меня возникла тема такой плотной атмосферы. Горький психологичен, но у него всегда ситуация значительно другой плотности, чем у Антона Павловича Чехова.

— Практически одновременно с выпуском «Вассы Железновой» вы начали работать в новом проекте Анатолия Васильева в Художественном театре — «Западная пристань» Кольтеса. Летом этот спектакль шел в формате открытой репетиции. Когда Анатолий Александрович предложил вам участвовать в его проекте, вы увидели в этом вызов или подарок судьбы?

— Конечно, подарок. Это большая честь для меня и большая радость. Я даже не ожидал, что так обрадуюсь этой работе.

— А сколько лет вы не работали с Васильевым?

— Шестнадцать лет. А перед этим шестнадцать лет с ним работал. Так что для меня это было неожиданное предложение, и оно привело меня в оторопь: как же я буду со всем справляться? Но сама работа меня радует, она очень глубока и интересна. Я даже не знаю, почему мне это дано, это как машина времени, происходит что-то удивительное.

— Изменился ли метод мастера?

— Безусловно, он углубился. Он связан с какой-то кристаллизацией действия. Он радикален. Он очень требователен. А ко мне-то уж вообще.

— Трудно быть режиссером и актером одновременно? И выходить на сцену в своем спектакле?

— Я стараюсь этого никогда не делать, но бывают исключения. С Людмилой Дребневой мы играем не только в «Вассе Железновой», но и в «Вишневом саде», там мы брат и сестра, Гаев и Раневская. Поскольку мы очень много работали в спектаклях Анатолия Александровича, у нас с ней есть связь, которая не нарабатывается просто сценами в одном спектакле. Тут и сцена, и жизнь. В пьесах Чехова эти связи очень важны, душевные связи, подлинные. И я решил, что да, ее брата я буду играть, хотя и было трудно.

Потом случайно так сложилось, что я играю в своем спектакле Чичикова, потому что я потерял одного Чичикова, второго… Когда тот уходил, я спросил: «А кто же сыграет?» Он говорит: «Ты!» Я понял, что бежать некуда.

Конечно, это трудно, потому что это две разные профессии. К ним разные требования. Спасает только то, что в театре Васильева режиссеры и актеры всегда обучались какому-то универсальному подходу к театру. Васильев всегда воспитывал — и продолжает говорить об этом — не актера-исполнителя, а актера-автора. И это принципиальное различие: актер — исполнитель чужой воли или актер-автор, который сочиняет внутри режиссерского сочинения, делает свою роль, или текст, или диалог. Это очень интересный момент.

Когда я начал заниматься режиссурой, я понял, что режиссер свои дивиденды получает не на спектакле, а во время репетиции. Его творческий потенциал раскрывается на репетициях. А актер — он на репетициях бережет себя. У него другая профессия. Потенциал актера раскрывается во время спектакля.

Я всегда переживаю за спектакль как режиссер, очень волнуюсь. И никогда не волнуюсь так, когда работаю актером. Когда внимание отвлекается на то, что я должен сыграть, появляется какая-то отдушина, что ли. И в этом смысле актерская работа для меня — облегчение. 

Фотографии: Кирилл Зыков / АГН Москва; Екатерина Чеснокова / РИА новости.