19.08.2022
— Как вы «заболели» романсом, за что полюбили этот жанр?
— Если мы говорим о салонном, или бытовом, жанре, то не скажу, что я сразу прониклась романсом. Первые мои визуальные и слуховые ассоциации, я не буду называть эту известную певицу, но они были именно вот такими: «разбитый вокал и мещанская выразительность». Как говорил композитор и музыковед Борис Асафьев: «И вот приказчик берет гитару, открывает рот, и «прет» из него его «вдохновенное нутро». Я же выпускница Гнесинки, прошла школу выдающегося педагога-стилиста Нины Николаевны Делициевой, работавшей когда-то с самим Станиславским, я аккомпанировала таким исполнителям-академистам, как Валентина Левко, Анатолий Соловьяненко, Борис Штоколов, Ирина Журина… Но однажды включаю телевизор — а на экране Алла Баянова, поет «Сероглазого короля». Я думаю: «А вон оно, оказывается, что. Вот оно какое. Вот он, романс». Это сдержанность, это аристократичность, это глубинное настоящее актерское слово, богатство интонаций. Красивый тембр, гибкий голос. Когда говорят, что для романса голос не нужен — это неправда: величина голоса, его сила — вот это, действительно, не имеет значения (хотя большим голосам в романсе труднее, это правда). Голос должен быть гибким, способным выразить все ваши чувства, тронуть слушателя своей сердечной исповедью. Как говорил Николай Алексеевич Сличенко, главная сила романса — в исповедальности.
— Все-таки, что такое русский романс, в чем его неповторимость?
— Русский романс — это гигантский культурный сплав, вобравший в себя достижения поэтического слова, мелодику русской песни, особенности национального характера и бытовавших в России иных музыкальных культур (цыганской, еврейской, ориентальной и других). Первый русский романс был жанром литературным, Гавриил Романович Державин подарил нам первый образец — стих, названный «Романс». Гораздо позже, в творчестве генерала-композитора Титова, родилась поэтичная «Уединенная сосна», от появления которой мы и ведем счет столетиям романса. Именно дух русской поэзии, вобравший в себя русскую жизнь, является основой музыки нашего романса.
— Вы — идеолог и организатор конкурса «Романсиада». Каких трудов стоило его запустить?
— Когда мы начинали в 1997 году, то многое было гораздо проще, чем сейчас. Сегодня и представить себе невозможно, что все необходимое для старта мы получили бесплатно: Колонный зал Дома союзов, эфир на РТР… Идея стоила дорого и находила поддержку — «а давайте, давайте, попробуйте». Вообще теперь вижу, что начинать гораздо проще, чем удерживать и продолжать. Сегодня, когда «Романсиада» начала вторую четверть века своей истории, мне гораздо труднее, чем тогда, в 97-м. Руководящая установка на «новаторство» любой ценой рождает истеричные попытки по-быстрому выделиться, удивить — и, как правило, эти проекты быстро выдыхаются и исчезают, но заявить себя новатором гораздо эффектнее, чем тащить тяжелый воз продолжения проекта.
— Получает ли конкурс государственное финансирование?
— Я рада возможности поблагодарить Министерство культуры за поддержку, начавшуюся с первого дня жизни конкурса. Это для нас, как для Ленинграда была «дорога жизни» по Ладоге. Участие в грантах, как правило, нам успеха не приносит, основой для негативного вердикта как раз становится долгая жизнь «Романсиады», «неоригинальная идея» недобирает десятые доли необходимых баллов — «опять она со своей «Романсиадой»…
— Вы запатентовали название «Романсиада»?
— Да, я вынуждена была это слово и знак запатентовать. Сегодня слово «Романсиада» стало именем нарицательным для любого романсового события, концерта или другого какого конкурса, и это здорово. Но появление неких «партизанских Романсиад», где совсем другие эстетика и требования, другой принцип работы, я терпела долго, наблюдала в интернете радостные сообщения о проведении «Романсиады» в Челябинске, Екатеринбурге, Копейске, Горячем Ключе, Уфе, Подольске, Бирюче, Белгороде и других городах, но когда прочитала недовольные отзывы участников об организации этих событий, да еще увидела фото нашей эмблемы, окруженной разноцветными надувными шариками, то терпению пришел конец. Ведь у «Романсиады» в действительности есть немало своих региональных отборочных конкурсов, победители которых становятся участниками финала в Москве — это Томск, Гатчина, София, Ереван, Копенгаген, Гамбург, Никосия, Минск, Шымкент, Бишкек, Сан-Марино, Донецк, мы готовы принять и новых членов, но разделяющих наши принципы работы. Кстати, в этом году к нам войдут Тюмень и Ростов-на-Дону. Я приветствую любые романсовые праздники, но, когда люди приходят «на Романсиаду», потому что знают наш конкурс и верят ему, а попадают совсем в другой мир, я категорически против. Мне слишком дорого доставался авторитет конкурса, это не милые посиделки с гитарой, а сохранение всего лучшего, что в романсе есть, — разнообразия жанров и стилей, исполнительских традиций, ну, и продолжение этого в романсе современном. А в самом начале, когда я придумала название «Романсиада», в котором хотела соединить романс, молодость и соревнование, какой только критики не выслушала. «Неужели вы не понимаете, что для человека с изысканным литературным слухом это слово уродливо и нелепо?» — сказал мне один известный журналист. И дальше упрекали без конца…
— Кто упрекал?
— Это уже другая была плеяда, в культурном плане, прямо скажем, попроще, зато в бизнесе мастера — топ-менеджеры от культуры. Что только мы не выдержали — и Дом Романса хотели отобрать, и «оптимизировать», слить с клубом «Огонек»… Годы испытаний на прочность. Начальники новой формации мне говорили: «Кому сейчас это нужно, ваш романс? Вы что, не видите, что молодежь хочет хип-хоп?» Я говорю: «А вы ей покажите романс, они же не знают ничего о нем! У меня в конкурсе участвуют ребята от 16 до 26. Те, кто хочет хип-хоп, — это для вас молодежь? А те, которые с Алябьевым и Чайковским, — нет?» Топ-менеджеры придумали провокационный тезис о «молодежной культуре», которая как бы сама по себе существует, крутая такая, а «ботаники» всякие — это отстой. Вспоминаю себя и моих друзей-ровесников, тогда про молодежную культуру не говорили — и мы радостно фанатели от The Beatles и The Rolling Stones, а вечером сидели на галерке в Большом зале Консерватории… Вчера и сегодня — это две разные эпохи, увлеченные энтузиасты и топ-менеджеры, и это два разных результата работы, поверьте мне.
— Недавно «Романсиада» начала проводиться в Донецке. Можете об этом рассказать?
— Из Донецка мне позвонил директор театра «Донбасс Опера» Евгений Иванович Денисенко — вот, кстати, увлеченный энтузиаст! И он сказал: «Мы ждем. Как только будет хоть какое-нибудь затишье, мы ждем, что вы приедете». Назначили на 16 февраля, тогда еще мы не знали, что через несколько дней начнется спецоперация. Кто-то спрашивал — боялась ли я ехать, но у меня даже мысли такой не было. Я так хотела увидеть все своими глазами, увидеть людей и поддержать их …
— Вы успели уехать до 24 февраля?
— Да, с началом эвакуации. А там, в Донецке, все были в ожидании. По гостинице ходили такие тихие-тихие мужчины, и в городе. Я таких мужиков, особенно в гостиницах, вообще не видела, чтобы они тихо разговаривали, не пили, как-то сидели скромно, в общем, такая настороженность чувствовалась. Шестнадцатого февраля я с верхнего этажа гостиницы видела прилеты авиабомб со стороны Украины, видела, кто начал военные действия. Видела эти ухабы от бомб на дорогах. Мы так и ехали между ямами.
— Как все прошло?
— Театр в Донецке — какой-то просто небывалой красоты, с отличной акустикой. Они собрали 150 участников. Представляете? То есть они собрали не только Донецк. Приехали участники из Харцызска, Макеевки, Горловки, из Луганска, из многих городов. Шикарные профессиональные голоса. Там были две номинации: «Вокалисты-профессионалы» и «Вокалисты-любители». И те, и другие с роскошными голосами, с харизмой, с чувством, с пониманием и со страстным желанием петь, потому что пение — это радость и жизнь. Когда заканчивался гала-концерт лауреатов, весь зал встал и запел «Только раз бывают в жизни встречи…» Это было потрясающе.
— Если от военного противостояния перейти к сфере культуры. Трудно ли противостоять попсе?
— Наверное, не только трудно, но и невозможно, бесполезно — деньги уже сделали и продолжают делать свое железное дело. Просто нужно создать круг единомышленников и работать вместе, каждый день, несмотря ни на что. А единомышленников не так мало — уж если есть даже «Бирюченская Романсиада», то это почти мировая известность!
— Каким вы видите будущее русского романса? Можно ли сказать, что оно зависит в том числе от общего уровня культуры в стране?
— Безусловно. Молодежью надо заниматься, и вкус музыкальный им формировать. Вот, к примеру, приходит на первый тур неопытный, необстрелянный участник. Мы начинаем с ним работать на мастер-классах, с концертмейстером, даем новый репертуар. Он выходит в следующий тур, и вновь работа. Приезжает в Москву на финал за неделю, и здесь уже занятия и с дирижером, и с оркестром, и с режиссером, и со стилистом, и с телережиссером. В результате на сцену выходит вообще другой человек, понимающий и умеющий. Романс очень быстро дает правильное направление для профессионального и духовного роста. И мне этим романс очень дорог, я всем пытаюсь объяснить, что дело ведь не в том, кому какую премию дали...
— А в чем?
— Мы называем друг друга романсиадцами. А в прошлом году писатель Юрий Поляков вдруг говорит: «Галина Сергеевна, да вы не романсиадцы, а романсиане». И мы теперь романсиане. И я публике говорю: «Да, мы романсиане. Мы мир видим в ярких красках, мы чувствуем, может быть, богаче и глубже, умеем ценить и радоваться, и наше «романсианство» дает нам уверенность в этой жизни. Но и вы же тоже романсиане, ведь вы же с нами, сопереживаете, поддерживаете, верите, сочувствуете — вместе мы живем так, как и должны жить люди. Всегда».
Фотографии предоставлены Галиной Преображенской.