Дарья ЕФРЕМОВА

07.02.2014

10 февраля исполнится 177 лет со дня гибели Пушкина. В музеях зажигают свечи, к памятникам возлагают цветы. «Культура» отправилась в подмосковные усадьбы — Большие Вяземы и Захарово. Места, куда Александр Сергеевич не раз возвращался — ведь там прошли лучшие годы его детства. 

Деревянный дом с бельведером, заснеженный старинный парк, замерзшее озеро. На излучине узких речушек — село. Когда-то тут жили Арина Родионовна и ее дочь Марья. Та самая, которая по-свойски угощала молодого барина яишенкой. Дело было в 1831-м, незадолго до женитьбы поэта. «Я уже смотрю: тройка... а он уж ко мне в избу-то и бежит, весь волосами зарос», — вспоминала она, имея в виду бакенбарды. Пока Марья готовила завтрак, Пушкин прогулялся по роще, побывал возле старого дома и, вернувшись, с грустью отметил: «Все наше порушилось. Все поломали, все заросло...» 

Впрочем, был повод и для радости: в Захарово встречались знакомые лица. «Как ты, милая, постарела», — без церемоний говорил поэт, встретив очередную повзрослевшую сенную девчонку покойной бабушки. «А ты-то, барин, как подурнел», — не робели перед ним крестьянки. 

Эту легенду рассказывают в Захарово, бывшем имении Марии Алексеевны Ганнибал. Музее, собранном по кусочкам, обломкам изразцов, чертежам и воспоминаниям в 1999-м. «Был здесь еще яблонево-грушевый сад, цветники, огороды, — подхватывает экскурсовод Таисия Мишина, — в погребах хранили заготовки: наливки, варенья, соленья. Представляете, выходила Мария Алексеевна на это крыльцо и кричала: «Малашка, подай мочеников!»

О достоверности источников не спрашиваю — так ли это важно, когда пушкинских меморий, вроде дуэльных пистолетов, простреленного Дантесом жилета, завитка волос и посмертных масок — по пальцам перечесть. А мест, где так трогательно-незамысловато оживает эпоха, едва ли больше...

«Лотман писал, что у Пушкина не было детства, — говорит директор Государственного историко-литературного музея-заповедника «Большие Вяземы — Захарово», заслуженный работник культуры РФ Александр Рязанов. — Не было в нашем понимании. Система воспитания позапрошлого столетия значительно отличалась от современной. Дети часто умирали, — у Надежды Осиповны и Сергея Львовича выжили только трое, — и до шестилетнего возраста малыш считался почти неодушевленным существом. Его поручали мамкам-нянькам, старались не привязываться. Зато, пройдя роковой рубеж, ребенок сразу же становился маленьким взрослым. Вместе со всеми сидел за столом, обсуждал, кто за кем волочится, брал книги из общей библиотеки. В имение бабушки Саша приехал в 1805-м и прожил здесь до 1811-го — года поступления в Царскосельский лицей. Здесь он впервые почувствовал себя барчуком, бегал, сбивая головки цветов прутиком, играл в сказочного богатыря. Бабушка в нем души не чаяла, но и журила: «Ведь экой ты шалун, помяни ты мое слово, не сносить тебе головы».

Миновав гостиную, столовую с белым фарфором, прихожую с огромными дорожными сундуками и девичью, мы поднимаемся в будуар бабушки. Туалетный столик, кровать, образа, бюро. «Здесь она учила внука русскому, — продолжает Таисия Мишина, —  неуклюжий и некрасивый, он был очень замкнутым, почти ничего не говорил — цедил какие-то отрывочные фразы на французском. Не знать родного языка, — изумлялась она, — а как же разговаривать с крестьянами? Старалась как можно больше говорить с детьми по-русски. И даже подписывалась — Ганнибалова».

О бабушкиных сказках на ночь Пушкин вспоминал в стихотворении «Сон» 1816 года. «Она, духов молитвой уклоня, / С усердием перекрестит меня / И шепотом рассказывать мне станет / О мертвецах, о подвигах Бовы... / От ужаса не шелохнусь, бывало, / Едва дыша, прижмусь под одеяло, / Не чувствуя ни ног, ни головы».

«Пушкины жили весело и открыто, и всем в доме заведовала старуха Ганнибал, очень умная, дельная и рассудительная женщина, — вспоминала внучка историка Татищева, Елизавета Петровна Янькова. — Она окружила материнским вниманием своего любимого внука и была его первой наставницей в русском языке (в доме разговорным языком был французский). Пушкин заслушивался ее рассказами об арапе Петра Великого, дедушке ее, Ржевском, к которому езжал царь Петр, о недавней старине...» 

В первые лицейские годы Мария Алексеевна писала ему письма, рассказывала о Фонвизине и успехе его пьесы «Недоросль», которую видела на первых представлениях («В театре была давка — сыновья Простаковых и Скотининых, приехавшие на службу из степных деревень, присутствовали тут и, следственно, видели пред собою своих близких знакомых, свою семью...»). В январе 1811-го  дважды заложенное имение было продано дальней родственнице, полковнице Харитине Ивановне Козловой. Мария Алексеевна умерла в 1818-м, успев повстречаться с любимым внуком уже в Михайловском. 

Скамейки под липой, где маленький Саша любил сиживать с бабушкой, конечно, не сохранилось. Теперь там скульптурный портрет юного Пушкина работы Алексея Хижняка. Мастер из Одинцово шутит — он так боготворит поэта, что осмелился поставить подпись только на подошве ботинка. Веселый, хотя и немного задумчивый, бронзовый подросток любуется живописной панорамой села, небрежно поджав ногу. 

В гости к Пиковой даме

На самом деле, Захарово — второй пункт в экскурсионной программе музея-заповедника. Гостей встречают в великолепном имении Голицыных, соседей, друзей и родственников Пушкиных. Усадьба, построенная в 80-е годы XVIII столетия отставным полковником князем Николаем Михайловичем, удостоилась статуса дворца в 1797 году. Тогда в Вяземы после своей коронации приезжал император Павел I.

В парадной гостиной был накрыт обед на 19 кувертов, присутствовали все великие князья. А в 1812-м здесь останавливались генерал-фельдмаршал князь Михаил Кутузов, а вслед за ним и Наполеон. Экспозиции, посвященные двум полководцам-противникам, располагаются в соседних комнатах. Пушкин с Марией Алексеевной гостили в Вяземах у князя Бориса Владимировича, кузена бездетного павловского полковника. И у его матери — княгини Натальи Петровны, ставшей прообразом Пиковой дамы. 

Ее будуар воссоздан до мелочей. Диван, вазы с портретами Людовика XVI и Марии-Антуанетты, ломберный столик, карты, револьвер. Помещение еще носит название парадной спальни. Во времена Екатерины II было заведено принимать посетителей, возлежа на кровати, но наши дамы, воспитанные в пуританском духе, заменяли их кушетками. 

«Наталья Петровна блистала при дворе Людовика XVI, дружила с королем Георгом и Марией-Антуанеттой, была фрейлиной Екатерины, — рассказывает Александр Рязанов. — Дожила до 97 лет, и хотя пользовалась влиянием в свете, о ней слагали анекдоты. Например, судачили, что однажды, когда она молилась, к ней подошла внучка и спросила: «Почему Вы на коленях? Разве Бог выше рода Голицыных?» Победительница великосветского турнира-карусели, фрейлина пяти императоров, она всю жизнь питала страсть к картам, и однажды крупно проигралась в Париже. Супруг Владимир Борисович, прежде ей ни в чем не отказывавший, не стал оплачивать долг. Тогда она попросила совета у своего друга графа Сен-Жермена, который и открыл ей магическое сочетание — «тройка, семерка, туз». 

Прижизненное издание «Пиковой дамы» украшает витрину, аккурат напротив ломберного столика. В дневнике 1834 года Пушкин записал: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Всякий при дворе в ней узнает Наталью Петровну Голицыну. И кажется, они не сердятся». Неподалеку мемориальный экспонат — кресло Натальи Гончаровой. Конечно, исторически оно здесь никогда не стояло. Но такова уж суть музейной мистерии. Александр Сергеевич, как и многие другие молодые люди, принадлежавшие к аристократическим кругам, представил красавицу-жену Пиковой даме. Старуха пристально посмотрела в лорнет и сказала одно слово: хороша.

В круглом зале портрет князя Бориса Владимировича Голицына. Молодой человек с голубыми глазами и пышными кудрями, умерший от тяжелых ран, полученных в Бородинском сражении, стал прообразом Ленского. «Он из Германии туманной / Привез учености плоды: / Вольнолюбивые мечты, / Дух пылкий и довольно странный, / Всегда восторженную речь / И кудри черные до плеч», — описывал Пушкин своего героя. В действительности, князь Борис жил и учился не только на родине Шиллера и Гёте, а еще во Франции. В Париже даже произносил пламенные речи в якобинском клубе и ввел в моду необыкновенно длинные шарфы, которые закрывали весь подбородок. В Петербурге он организовал кружок «Беседа любителей русского слова», куда входили Державин, Шишков. По иронии судьбы, уже после гибели князя, «Беседа» стала соперничать с обществом «Арзамас», в котором состояли Василий Львович и сам Александр Сергеевич. Что же касается взаимоотношений князя Бориса с Пушкиным, дружбы между ними быть не могло — просто в силу разницы возраста. Голицын видел в будущем русском гении всего лишь живого подвижного ребенка, которого он угощал пирожными и снабжал книгами из своей библиотеки.

Приют, танковая школа и поликлиника...

«Вяземы — Захарово» — музей относительно молодой, но чрезвычайно популярный. В прошлом году здесь побывали около 170 тысяч человек.

«Сложно было не столько воссоздать интерьеры, сколько найти свою нишу, — вспоминает Александр Рязанов. — Пушкинских музеев немало, и мы не хотели быть среди них этаким трактиром через дорогу. Рассказывать о всей жизни поэта было бы наивно. Зачем ради этого ехать к нам? Лучше уж в Москву или Питер. Поэтому решили сосредоточиться на детских годах в Захарово и поведать об эпохе через призму героев литературных произведений в Вяземах. В голицынском дворце мы не навязываем Пушкина — вместе с ним заходим в каждый зал, на правах гостей, рассматриваем этот дом глазами маленького Саши. И даже если музей кому-то не нравится, я не расстраиваюсь. У каждого свой Пушкин. Восприятие таланта такого масштаба всегда ведь очень индивидуально. По нему можно диссертации писать или просто почитать его сказки детям».

Восстанавливать усадьбы, конечно, было сложно. В Вяземах постройки сохранились, но находились в плачевном состоянии. В разные годы здесь располагались колония для беспризорников, танковая школа, институт коневодства, дом пионеров и поликлиника.  Усадьба в Захарово была разобрана за ветхостью в 1904-м, а годом позже помещик Орлов построил школу имени Пушкина, мало похожую на имение Ганнибал. Нынешний дом с бельведером возвели на фундаменте петровского времени, обнаруженном в результате археологических раскопок. Воссоздать его первоначальный облик помогли найденные в архивах договоры  Марии Алексеевны с плотниками и типовые чертежи. Так вновь появилось место, связанное со счастливым периодом жизни поэта: прогулками с бабушкой, играми с крестьянской детворой, первыми светскими визитами и чаепитиями в березовой роще. Здесь летом накрывали большие столы, за которыми собиралась семья, друзья, соседи. Маленький Саша, как свидетельствуют современники, даже просил похоронить его в Захарово, в той самой роще. Конечно, на него произвела впечатление смерть брата Николеньки, ушедшего в возрасте шести лет. И показавшего старшему брату на прощание язык.