Анна АЛЕКСАНДРОВА

28.03.2023

Материал опубликован в февральском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Он считался одним из самых талантливых зодчих своего поколения, а вместе с тем чистым приверженцем классики, ведь даже в конструктивистских проектах Георгий Гольц ставил на первое место гармонию и красоту.

В десяти минутах ходьбы от Курского вокзала, на берегу Яузы находится примечательный архитектурный комплекс — небольшой шлюз с плотиной и довольно изящными (их язык не повернется назвать служебными) постройками по соседству. Аллюзии на античную архитектуру, строгая красота, лаконичность, пропорциональность — все это заставляет некоторых прохожих застыть в изумлении, задаться вопросом: «Кто автор шедевра?»

Сей «ансамбль» возвели в 1937–1939 годы в рамках масштабного плана: река должна была войти в Водное кольцо Москвы, для чего намеревались строить Северный канал (чтобы Химкинское водохранилище соединить с верховьями Яузы) и несколько других гидротехнических сооружений.

В итоге был сдан в эксплуатацию единственный гидроузел, называемый теперь Сыромятническим. Автор проекта Георгий Гольц современной публике, увы, почти неизвестен. Причиной забвения, вероятно, стала безвременная кончина: в 1946-м возвращавшийся домой из Академии архитектуры зодчий был сбит автомобилем на Большой Садовой. Остается только гадать, сколько блестящих проектов остались нереализованными, ведь Гольц обладал множеством талантов, проявил себя не только как архитектор, но и как художник, сценограф.

Будущий мастер появился на свет в 1893 году в семье механика Болшевской мануфактуры. Обучался в одном из лучших учебных заведений Москвы — 9-й классической гимназии имени Медведниковых. Как и многие его современники, являлся поклонником «мирискусников» (в частности Константина Сомова), однако со временем вкусы изменились.

«В живописи было «Золотое руно», «Мир искусства», передвижники. А с Запада уже наплывают пленэризм, футуризм, кубизм, супрематизм и прочие измы, и эти измы страшно увлекают и привлекают, потому что это переворачивает всю жизнь... — вспоминал много лет спустя Георгий Павлович. — Футуризм меня потряс. В 1912 году я попал к Щукину и Морозову, меня поражают работы Пикассо, Матисса. Знакомство с М. Ларионовым, который отрицал все искусство прошлого, было для меня в то время живой водой. К этому же периоду относится приезд Ф. Маринетти, который меня поразил своей лекцией об искусстве будущего».

Поначалу он тоже был в рядах футуристов, участвовал в их выставках. Как вспоминал автор книги «Георгий Гольц» Николай Третьяков, будущий зодчий вместе с Маяковским и Бурлюком появлялся на улицах в цветной блузе и с размалеванными щеками. Пробовался на роль в немой картине «Драма в кабаре футуристов № 13». Об учебе тоже не забывал, поступил в знаменитую Московскую школу живописи, ваяния и зодчества. В 1915-м молодого художника призвали в армию. Окончивший авиашколу в Петрограде Гольц отправился на фронт с одним из первых русских авиаотрядов. Воевал и даже выжил в катастрофе.

В 1919 году вновь приступил к учебе — уже в стенах экспериментального ВХУТЕМАСа. Однако в 1920-м вступил в ряды Красной армии. В «художественно-технические мастерские» вернулся лишь год спустя и впоследствии царившую там атмосферу описал так: «В вузе господствовал конструктивизм. Работа над новой конструктивистской архитектурой с Н.А. Ладовским — объем, пространство, форма, супрематизм в архитектуре — меня не удовлетворяет, и я снова перехожу на классику. С одной стороны, чистота и ясность классики, с другой — классика — искусство отжившее, она не нужна, мы люди новые. Но чистота классики по-прежнему привлекает».

Тогда же принял участие в первой постановке «Мистерии-буфф» Маяковского, причем вышел на сцену как актер, сыграл американца. К театру он приобщился еще в гимназии и в дальнейшем не раз к нему возвращался уже как художник. В 1924-м оформил одно из первых представлений Театра Наталии Сац, спектакль «Находка» по мотивам норвежской сказки. До наших дней дошли его эскизы многих постановок, в том числе нереализованных — «Красной шапочки» (для Театра Сац) и «Золушки» (для Ленинградского кукольного театра).

В Театре Вахтангова Гольц трудился над спектаклем «Электра», для которого Вера Мухина создала статую Аполлона карающего и эскизы костюмов.

Сцена не стала главной страстью художника. В 1921 году он познакомился с архитектором-неоклассиком Иваном Жолтовским, и эта встреча оказалась для молодого мастера судьбоносной, хотя их плотное сотрудничество началось через несколько лет. А сначала Гольц защитил дипломный проект «Сад-город в Останкино» и получил право на поездку в Италию. В этой солнечной стране он провел семь месяцев, посетил Неаполь, Флоренцию, Рим, Помпеи, остров Искья. Об этом путешествии позже вспоминал: «Италия меня, конечно, совершенно потрясла. Первое время я даже не мог рисовать... Потрясающее впечатление, когда я увидел Рим, эти камни барочные, ту страстность, с которой все сделано, храм Санта Мария дель Фьоре во Флоренции, этот мрамор — все это так прекрасно и каждое произведение говорит за себя. Я помню, как в семь часов утра я вышел на улицу и увидел здание Кампанилы, такое прекрасное. Видно, что мастер сделал вещь, в которой все поражает. Когда вы видите над этой вещью солнце, небо и т.д., то здесь понятно. Вот тут-то и начинается классика».

В 1927 году состоялась их новая встреча с тем, кто по признанию Гольца, оказал на него сильнейшее влияние: «Помню первый вечер, когда И.В. Жолтовский говорил об одуванчиках, о музыке, о цветах и, казалось, ничего об архитектуре. Но этот разговор мне дал очень много. Тут я понял, что дело не в копировании увражей, а в понимании самой архитектуры... Что дал мне Жолтовский? Он дал мне понятие о самом существе архитектуры, что надо работать над самым смыслом архитектуры, над философией архитектуры, а не над голой формой».

Иван Владиславович пытался создать неоренессансную школу, собрать вокруг себя единомышленников. Исследователи выделяют четырех архитекторов: Георгия Гольца, Михаила Парусникова, Ивана Соболева и Сергея Кожина. Их прозвали «квадригой Жолтовского». Мэтр не настаивал на том, чтобы подопечные работали исключительно в неоклассическом стиле. Можно было проектировать и архитектуру авангарда, но следовало делать это с художественной точки зрения грамотно, не сводить все к утилитарности. Примерами реализации подобных установок служат проекты, в разработке которых принимал участие Георгий Гольц: прядильная фабрика в Ивантеевке, котельная КиевГРЭС. Он проектировал также здание Госбанка в Новосибирске (для Всесоюзного конкурса, в котором участвовали такие маститые архитекторы, как Моисей Гинзбург и Лев Руднев), хотя дом в итоге построили по чертежам Андрея Крячкова, одного из авторов архитектурного облика сибирской столицы.

Гольц участвовал в работе Жолтовского над проектами Дворца Советов, театра в Сочи, а также моста и парка в Мацесте. С 1934 года Георгий Павлович начал преподавать. Во время войны был в эвакуации в Чимкенте, где очень много и увлеченно рисовал. Средняя Азия его совершенно очаровала. Художник ездил в Самарканд и Бухару, где обмерял древние памятники. В 1943–1946 годы создал ряд проектов, необходимых для восстановления советских городов: центра Смоленска, Крещатика в Киеве, здание облсовета во Владимире... Чертежи величественного Дома Советов в Сталинграде стали его последней, к сожалению, незаконченной работой. Творческий полет талантливого зодчего оборвала неизвестная голубая машина с иностранным номером.

Сценограф, архитектор, народный художник России Сергей Бархин свои самые трогательные, самые возвышенные слова посвятил когда-то тому, чей талант ценил особенно высоко:

«Гольц — итальянец. Там провел он два года. Он ходил под руку с Паоло Уччелло — человеком, киноварные ноги которого перешли потом в зал проекта Камерного театра. Прогулка с горбуном Брунеллески или с закутанным в золотую парчу Пьетро делла Франческа. Он купался в золотом Неаполитанском заливе, просеивал сквозь пальцы золотую умбру натуральную. Все это он принес потом и к нам в архитектуру.

Гольц — немец по фамилии. Он был летчиком в Первую мировую войну. Воевал ли он в небе с немцами? Была ли это и личная трагедия? У Георгия Павловича и лицо летчика, аса... Находясь в воздухе, Гольц уже 75 лет тому назад, на заре воздухоплавания, видел города с птичьего полета. И разглядывал их как архитектор, не как бомбометатель. А посмотрите на его точность и тонкость чертежей, доступную лишь немцам. Или на его графические готические романтические городские фантазии юности. То, что Гольц летал, роднит его с Татлиным, который только готовился, и с Леонардо, который только хотел. А Георгий Павлович летал, парил. Парил, как и потом в архитектуре.

Гольц — русский. Посмотрите на его Смоленск и его Владимир. Он собирался восстанавливать города после войны, другой еще более страшной войны и опять с немцами. Что пережили тогда русские с немецкими фамилиями! Смотря на проекты реконструкции, вы увидите, как тоньше соединить старое и новое? Как тоньше выйти в старую среду? Как бережно лечить старого человека. Русофилы — посмотрите на детали! Постмодернисты — посмотрите на детали, на детали этих панорам.
Гольц — чуть-чуть и малороссиянин — Крещатик, городская башня с украинско-барочным завершением...

Гольц — конечно же, человек прошлого. Не близкого прошлого, а прошлого предков. Тех, кто был и сейчас стоит ПЕРЕД нами. Впереди....

Гольц — человек будущего... Он уносился вперед в будущее на своем самолете, который начало кренить, а потом и заворачивать сначала в Италию, а потом в Грецию, и постепенно превратил его в машину времени, которая, правда, лучше летит к предкам».