Сохранение культурного наследия — сфера, где хронически не хватает денег, — привлекает, тем не менее, массу людей, многие из которых объединяются в рамках отдельных проектов. Портал «Хранители наследия» больше пяти лет освещает ситуацию с культурным наследием в России. Фонд «ПроНаследие» почти десять лет занимается различными проектами: это и восстановление храма в Крохине, и разработка виртуального «Музея незатопленных историй Белого озера», а также создание собственного медиапортала media.pronasledie.ru — своеобразного агрегатора низовых инициатив. Как ставить перед собой глобальные цели, несмотря на скромные ресурсы, — в материале «Культуры».

Журналист и краевед Константин Михайлов — один из главных представителей градозащитного движения: он занимается спасением памятников с середины 1980-х. В 2009 году Михайлов стал одним из инициаторов создания общественного движения «Архнадзор». Объединение ярко выступает по значимым поводам — от попытки застройки Кадашей до угрозы демонтажа Шуховской башни. Однако внимание «Архнадзора» сосредоточено на Москве, а Константину Михайлову хотелось создать площадку для обсуждения проблем из разных уголков страны.

— Это давняя мечта, чуть ли не с 80-х, — вспоминает Михайлов. — В те годы понятия «градозащита» еще не существовало: была волна так называемого неформального движения. В 1987-м и 1988-м представители неформальных организаций в сфере сохранения культурного наследия провели два всесоюзных форума. И я уже тогда думал, что нужен медиаресурс, который бы обобщал опыт. Конечно, речь шла о печатном вестнике. Это удалось реализовать лишь недавно: уже в виде интернет-портала.

Сайт «Хранители наследия» (см. ссылку) заработал в ноябре 2014 года. Он создавался в сотрудничестве с одноименной всероссийской премией, оргкомитет которой возглавляет член Общественной палаты Павел Пожигайло:

— Мы оказались в одной комиссии по культурному наследию в Общественной палате, — рассказывает Михайлов. — Так родилась мысль создать интернет-ресурс, который не только бы освещал деятельность премии, но и занимался всем культурным наследием России. С тех пор прошло много времени, появились другие партнеры. С премией мы сохранили рабочие отношения, но сайт и премия теперь самостоятельные творческие единицы.

Продать гитару, чтобы спасти часовню

Команда портала небольшая — всего два человека: Михайлов, который возглавил сайт, а также редактор Евгения Твардовская. «Нет стабильного финансирования, чтобы содержать большую команду, — объясняет Константин Михайлов. — Правда, из ряда регионов нам присылают материалы либо сообщают информацию».

Сайт ориентируется на новости федерального масштаба, а также рассказывает о том, что происходит в законодательной сфере. «Еще мы следим за экономикой культурного наследия, — перечисляет Михайлов. — Это важная и недооцененная тема: что можно сделать, чтобы сохранение наследия перестало восприниматься как экономическая обуза и, наоборот, приносило доход. Следим и за международным опытом. Не нужно думать, что в Европе все беспроблемно. Там накоплен значительный опыт, которым можно воспользоваться и в России».

Наконец, важная задача сайта — координация самостоятельных градозащитных организаций: от региональных отделений ВООПИиКа до активистов-одиночек. По словам Константина Михайлова, самые многочисленные общественные движения — в Москве и Санкт-Петербурге. В провинции ситуация хуже: иногда на весь регион может быть два-три активиста. Самые активные в этом плане — Татарстан, а также Вологодская и Ярославская области.

Волонтеры — главная движущая сила в сфере культурного наследия: «Большинство занимаются этим не за зарплату, а по собственной инициативе, — объясняет Константин Михайлов. — Большое впечатление на меня произвела история Ивана Вдовина, который в 200 километрах от Мурманска, в самой середине Кольского полуострова обнаружил деревянную часовню XVII века. В последний раз ее видели на рубеже 1960–1970-х, и никто не знал о ее судьбе. Вдовин нашел часовню и занялся ее спасением. Собрал средства и организовал доставку стройматериалов, чтобы соорудить защитный купол из дерева и стекла. Потратил на это три года и огромное количество собственных средств: даже вынужден был выставить на продажу коллекционную гитару. Но в итоге все-таки соорудил купол, чтобы реставраторы могли на месте восстановить часовню и она осталась там, где была построена».

Где вы, властители дум?

В сфере сохранения культурного наследия есть свои легендарные фигуры. Например, реставратор Петр Барановский. В безбожные советские годы он добивался для монастырей статуса музея и этим спасал их, а если не мог спасти, обмерял церкви, прежде чем те оказывались разрушены. Например, именно по его чертежам был восстановлен Казанский собор на Красной площади. Петр Дмитриевич спас от уничтожения более 90 памятников — молва даже приписывает ему спасение от сноса Собора Василия Блаженного. Советская власть не оценила активность Барановского: в 1930-е его на три года выслали в Мариинск.

— Сегодня нет сопоставимой фигуры — по темпераменту, степени влияния и, главное, по профессионализму, — рассказывает Константин Михайлов. — До какого-то момента эту роль исполнял покойный директор Государственного института искусствознания Алексей Комеч, который был не только большим ученым, но и неформальным лидером градозащитного движения в рамках страны. С его уходом, а прошло больше 10 лет, это место остается вакантным. Иногда я вспоминаю конец 1980-х: какие личности тогда поддерживали ВООПИиК! Не только Дмитрий Сергеевич Лихачев, который мог подписать письмо или зайти в нужный кабинет, но и академик Игорь Петрянов-Соколов, а также писатели Даниил Гранин, Сергей Залыгин, Леонид Леонов. Где сегодня властители дум, к которым можно обратиться? Впрочем, после двадцатилетнего перерыва этой темой стали интересоваться популярные в других сферах люди — например, Захар Прилепин. Но хотелось бы, чтобы таких примеров было больше.

В Москве, по словам Константина Михайлова, главная проблема — не столько сохранение «статусных» памятников, сколько спасение объектов исторической среды. То есть вполне рядовых построек, которые, тем не менее, создают необходимый исторический фон для памятников: «Ни в городском, ни в федеральном законодательстве, по большому счету, их ничто не защищает, поэтому они сносятся десятками каждый год». В Подмосковье — беда с градостроительными режимами: «Трудно, поверить, но такие хрестоматийные памятники, как Спасская церковь в Уборах, Звенигородские соборы XIV — начала XV века, Саввино-Сторожевский монастырь, не имеют утвержденных зон охраны. Хотя проекты этих зон давно разработаны за бюджетный счет. Но правительство Московской области не утверждает их годами. В итоге уникальным ландшафтам Подмосковья, которые удалось сберечь в 1990-е и первые годы XXI века, грозит полная трансформация».

Не легче ситуация в регионах. Например, в Томске, славном своим деревянным зодчеством, никак не могут утвердить границы, предмет охраны и градрегламенты исторического поселения. «Городская администрация все сделала, чтобы это не принять, — рассказывает Михайлов, — несколько лет судилась с разработчиками. В конце 2018 года последовало прямое президентское поручение. Но регламенты до сих пор не утверждены. Власти и, видимо, стоящие за ними инвесторы с застройщиками отстаивают каждый лишний клочок территории. Надеюсь, что в этом году все-таки удастся утвердить. За это надо будет сказать спасибо общественности — в Томске сильные движения — и председателю Совета регионального отделения ВООПИиК Марии Боковой, которая продолжает сражаться».

Новодел под видом реставрации

Порталу «Хранители наследия» не раз удавалось привлечь внимание к проблемам и даже спасти тот или иной памятник.

— Несколько лет назад деревянные торговые ряды (последние сохранившиеся в России. — «Культура») в городе Солигаличе в Костромской области собирались полностью разобрать — для так называемой «реставрации», — вспоминает Михайлов. — Это грозило утратой подлинных элементов — в итоге мог появиться новодел. После наших публикаций от этого намерения отказались. А в центре Костромы, в Гостином дворе, федеральном памятнике, хотели возвести странную пирамиду, напоминающую ту, что стоит у Лувра: чтобы накрыть раскоп с остатками разных сооружений прошлых веков. Нам тоже удалось это предотвратить. Впрочем, не всегда ясно, какая именно из наших ипостасей помогла решить проблему. Ведь то, что появляется на сайте, — вершина айсберга. В качестве представителей «Архнадзора» или на правах общественности мы взаимодействуем и с Министерством культуры, и с Мосгорнаследием. Порой это отражается в СМИ, а иногда остается неизвестным для широкой публики. Главное — сам результат. Но, конечно, для органов власти до сих пор важно то, что называется общественным резонансом. Публикации в СМИ они воспринимают как определенный сигнал: понимают, что нужно присмотреться к проблеме. С другой стороны, я тысячу раз замечал, что чиновники совершенно иначе реагируют, когда ты приходишь к ним, пользуясь знакомством, и рассказываешь о какой-либо ситуации. Они относятся к этому иначе, чем, скажем, к официальным письмам, полученным по почте: проводят совещания, посылают комиссии на объекты. Это проблема — отсутствие канала прямого взаимодействия между общественностью и людьми, принимающими решения.

Среди планов Константина Михайлова — подготовить общественный доклад о состоянии культурного наследия в стране: «Без впадения в критиканство и без пафоса: строго и объективно. Хотелось бы ежегодно или раз в два года подводить итоги с помощью независимых общественных экспертов. Но для этого нужно отдельное финансирование — чтобы собрать экспертов, провести опросы по всей стране, организовать выезды в регионы. Если получится привлечь средства, мы с большим удовольствием реализуем этот проект. Хотелось бы также расширить круг тем и событий, которые мы затрагиваем на сайте. Но вообще не могу сказать, что я, подобно советской стране, строю планы на следующую пятилетку».

«Решение о создании фонда принимала сама»

Анор Тукаева изначально не планировала посвящать жизнь сохранению наследия. Все началось с интереса к храму Рождества Христова в Крохине — единственному в России храму на воде, сохранившемуся после затопления территорий при строительстве Волго-Балта.

— Мне было 23 года: о таких вещах просто не задумывалась. Первоначально меня интересовала история строительства водных каналов. Она связана с затоплением территорий и исторических объектов, а также с переселением людей. Храмы часто не успевали разобрать до конца: в 1970–1980-е их остовы еще можно было увидеть на Рыбинском водохранилище. В 2000-е их осталось совсем немного: в воде они быстро разрушались. Мне было интересно увидеть объекты, которые сохранились. В 2008-м я узнала о храме в Крохине, а через год поехала туда.

Увиденное поразило: храм, запечатленный в фильме Василия Шукшина «Калина красная», оказался «абсолютной руиной»:

— Это был уже остов, практически голый кирпич. Элементов убранства не было давно. Хотя в некоторых местах сохранились остатки фресок — это маленькое чудо.

После увиденного стало понятно: нужно либо что-то предпринять, либо смириться с тем, что храм рухнет. Тогда в марте 2009 года был создан проект по сохранению и возрождению церкви Рождества Христова в Крохине.

— По большому счету я была одна, — признается Анор Тукаева. — Меня поддержали отдельные люди, но решение о создании фонда принимала сама. Потому что взваливать на себя ответственность никто не хотел, да и перспективы были туманные. Обычно подобные организации создаются, когда есть попечители. У нас же другой случай — фонд появился из-за большого желания, а также непонимания предстоящих сложностей.

Благотворительный фонд «Центр возрождения культурного наследия «Крохино» был учрежден в декабре 2010 года. Впрочем, как оказалось, самое сложное — не открыть фонд, а сделать так, чтобы он функционировал.

— Первые восемь лет я была единственным сотрудником, — рассказывает Тукаева. — Бухгалтерию вела волонтер — как потом оказалось, не совсем в полном объеме. Это выяснилось, когда нужно было проходить аудит, обязательный для благотворительных фондов. Пришлось искать бухгалтера, а ему необходимо платить хотя бы минимальную зарплату. Чтобы организация существовала, ее нужно финансово поддерживать.

Первые годы фонд существовал за счет краудфандинга. Потом стало легче: удалось получить несколько президентских грантов, первый — в 2016-м. Правда, с грантами, как признается Анор Тукаева, есть свои тонкости: «Это ошибка — рассчитывать только на грант. Ты не можешь толком планировать бюджет, потому что не знаешь — дадут грант в следующем году или нет».

В конце 2018-го проекту по спасению храма присудили специальный приз Русского географического общества — его вручил режиссер Никита Михалков, который также предложил помощь от своего благотворительного фонда «12»: «Крохино» получил два миллиона рублей на специализированные работы по укреплению берега. Кроме того, в 2019 году фонд поддержала компания ОАО «РЖД»: как рассказывает Анор Тукаева, это тоже были целевые деньги — на производство проектных работ по храму.

Почему записываются в волонтеры

История с восстановлением храма еще далека от завершения. По словам Тукаевой, пока идет первый этап работ — берегоукрепление:

— Поскольку храм частично затоплен, надо укрепить берег — чтобы он не осыпался и чтобы волны не подмывали стены и дамбу, сооруженную волонтерами. Храм стоит в непосредственной близости от фарватера, в сезон навигации мимо проплывают корабли, и каждые пять минут большие волны бьют в стены или дамбу. Когда закончим с берегоукреплением, возьмемся за возведение силовых лесов — они нужны не только для проведения реставрационных работ, но и для того, чтобы удержать стены в случае аварийной ситуации. Затем — укрепление фундамента. И только потом должны начаться реставрационные и консервационные работы.

На восстановление храма, по словам Тукаевой, понадобится не меньше десяти лет: все упирается в деньги. Огромную помощь проекту оказывают волонтеры: «Именно потому что волонтеры не бросают нас, проект на протяжении многих лет успешно функционирует».

Раньше волонтеры сами делали всю работу, теперь они помогают профессиональным инженерам и гидростроителям. В сезон, а он длится с мая по октябрь, приезжают от 60 до 100 человек. Обычно из крупных городов — Москвы, Санкт-Петербурга, Череповца.

— Что мотивирует? Люди занимаются любимым делом, общаются с единомышленниками, — объясняет Анор Тукаева. — Это представители разных возрастов и профессий, их объединяет особое отношение к наследию: как к базовой ценности. Важны также элементы путешествия, приключения — если говорить об удовольствии. И, конечно, возможность получить новый, в том числе профессиональный, опыт.

Вспомнить «русскую Атлантиду»

В декабре 2018 года фонд запустил новый проект — виртуальный «Музей незатопленных историй Белого озера». В его основу легли рассказы жителей Белозерска и окрестных деревень — о затоплении территории и вынужденном переселении.

— Музей «вырос» из проекта по восстановлению храма, — рассказывает Тукаева. — Нам было интересно узнать истории местных жителей. Оказалось, что затопленных сел было много — только в районе Белого озера около 20. А всего с темой затопления связано больше 50 регионов России: строилось много каналов и водохранилищ. Жителей Крохина и соседних сел в основном переселяли по соседству — либо в Белозерск, либо в деревни переселенцев. Хотя некоторых мы находили даже в Подмосковье. Позже мы сделали документальный фильм «Незатопленные истории Белого озера» и выложили его в открытый доступ. Многочасовые интервью нам помогали расшифровывать волонтеры из разных регионов — от Новосибирска до Надыма: большую часть титров в фильме занимают их фамилии. Мы также поняли, что нужно выходить за рамки Белозерья и говорить о сохранении памяти затопленных территорий по всей стране. В этом году должна была пройти выставка «Незатопленные истории», которую мы планировали совместно с музеями затопленных территорий — это больше 60 институций. Некоторые материалы нам успели прислать до карантина. Надеюсь, выставка все-таки состоится, пусть и в следующем году. Пока мы показываем часть материалов на сайте Дома культуры «Гайдаровец» (http://gaidarovec.art/krohino).

Правда, при сборе информации Анор Тукаева и ее команда столкнулись с неожиданной проблемой:

— Для нашего проекта мы опросили около 50 человек. Сбор воспоминаний шел трудно, потому что люди не привыкли ценить историю своей семьи. Многие считают, что и рассказывать нечего; не подписывают фотографии, не собирают фотоальбомы. Это еще и про страну в целом: как у нас относятся к истории и наследию. Другая причина — историческая травма, требующая переосмысления и работы. У нас, к сожалению, было много исторических травм, и никто не пытался их прорабатывать. Тем более, переселение происходило в послевоенное время, в 1950-е — поэтому оказалось почти незамеченным. Люди до сих пор не готовы говорить, хотя прошло почти 70 лет. Так было и с более ранними затоплениями. Яркий пример — город Молога: его еще называют «русской Атлантидой». Там активное землячество: они собрали воспоминания, предметы и создали музей — это была низовая инициатива. Но это было сделано только спустя 40 лет после затопления: чтобы начать обсуждение, потребовалось время. Наверное, это особое свойство тяжелых событий.

«Возможно, ты просто плохо объясняешь»

В прошлом году Благотворительный фонд «Крохино» сменил название — теперь это Фонд культурных инициатив «ПроНаследие».

— На самом деле, процесс еще не окончен, — объясняет Анор Тукаева, — из-за карантина он затянулся. Решили переименовать, потому что у обывателя «Крохино» ни с чем не ассоциируется, и приходится объяснять, почему фонд, в названии которого — топоним, занимается также проектами, не связанными с храмом. А «ПроНаследие» — более понятная история. Это нужно для облегчения коммуникации.

Еще один проект фонда — медиаресурс, созданный для поддержки и популяризации наследия и низовых инициатив:

— Мы пытаемся искать инициативы и рассказывать о них: чтобы у тех, кто занимается сохранением наследия, не возникало ощущения безнадежности, а, напротив, было чувство сопричастности. В нашей сфере часто можно услышать, что, мол, ничего нельзя сделать, тем более — в одиночку. Но низовые инициативы — такие, как проект «Крохино» — помогают изменить эту точку зрения. Рассказывая о них, мы потихоньку меняем отношение к наследию в целом. Все-таки это относительно молодая сфера гражданской активности. Прекрасный опыт ВООПИиКа оказался в 90-е почти забыт. И в 2000-е работу с обществом пришлось начинать практически с нуля. Инициативы появляются, однако им трудно развиваться, потому что общество еще не готово их поддержать. Это показало исследование низовых инициатив, которое мы провели в прошлом году: 67 процентам не хватает общественной поддержки, 89 процентов опираются только на собственные ресурсы. Сейчас мы совместно с ВЦИОМ проводим исследование о том, как общество воспринимает тему наследия, результаты ждем осенью.

Как в подобной ситуации не опустить руки? «На самом деле регулярно падаем духом, — признается Тукаева. — С другой стороны, ты делаешь то, что не можешь не делать. Это твой путь: один в поле тоже воин. Иногда, правда, проблема заключается в неправильной коммуникации: когда сам не можешь донести информацию. С разными людьми нужно разговаривать по-разному. Возможно, ты просто плохо объясняешь. С чиновниками чуть сложнее — потому что у них свои задачи. За время работы в Крохине мы прошли разные стадии в общении с чиновниками — от полного отрицания до нормальных, даже партнерских отношений. Теперь разговариваем на одном языке. Все знают — объект хороший и важный, перспективы есть. Но это долгий процесс, который требует терпения».

Куда развиваться дальше? «Хотелось бы заниматься системной помощью низовым инициативам — тем, кто не знает, с чего начинать социокультурное проектирование, — рассказывает Анор Тукаева. — Было бы интересно обратиться и к образовательным проектам. Мы обсуждали этот вопрос с Высшей школой экономики, у коллег наши предложения вызвали интерес. Но это было накануне карантина, и пока пришлось заморозить планы. Еще мы рады, что сезон работы в Крохине в этом году все-таки стартовал. Ведь, несмотря на карантин, храм продолжает разрушаться. Это как с заболевшим человеком: нельзя отложить на потом».

Материал опубликован в № 6 газеты «Культура» от 24 июня 2020 года.