29.03.2024
Материал опубликован в февральском номере журнал Никиты Михалкова «Свой».
«Помню, что там был чудный для детского воображения постоялый дом с большим двором, с царскими для проезда комнатами... Рядом был наш дом. Он прилегал к саду Почтовой станции. Тут были качели, куртины со смородиной, земляничные гряды, а в глубине — пруд и баня. Наш дом был двухэтажный, крестьянский, с большим двором, где ходили журавль, индюки, куры, утка всякая и собаки. Иногда воспитывался тут же медведь», — так художник рассказывал о прекрасной поре своего детства.
Его отец, отставной полковник, ветеран Отечественной войны 1812 года, умер в 1830 году от последствий ранения под Нанси. Мать — дочь автора крамольного романа «Путешествие из Петербурга в Москву» — училась до замужества в Смольном институте. Боголюбов вспоминал о ней с благодарным трепетом и сыновней теплотой: «Будучи сиротою, после выпуска осталась при институте пенсионеркою, а потом классною дамою. В это время она познакомилась ближе с старою француженкою... которая имела большое влияние на ее развитие: они вместе читали Дидерота, Вольтера и т.д. И ежели во мне есть что порядочное и доброе, то все это вскормлено ее чутким умом и высокой нравственностью. Лицо ее, озарявшееся «неухватимой» улыбкой доброты, было красиво до старости».
В 1832 году Алешу отдали в Александровский кадетский корпус для малолетних сирот, а позже перевели в другое учебное заведение. Живописец об этом писал: «Минуло мне 10 лет, а потому в один прекрасный день я попал в число воспитанников, назначенных для перевода в Морской корпус. День этот был страхом Господним... страшила новая дёрка (телесные наказания. — «Свой»), про которую вести доходили до нас, что она была куда серьезнее здешней».
Учился он хорошо. В 1839-м его перевели в гардемаринскую роту. Отличаясь чересчур беспокойным нравом, Алексей нередко участвовал в драках и даже оказывался на грани отчисления. Спасало от сурового наказания заступничество родственников. И все-таки на итоговые оценки неудовлетворительное поведение повлияло. Впоследствии бывший гардемарин вспоминал: «Экзамены шли очень хорошо, везде я имел не менее 9 баллов математических... Из главных я получил 11 баллов! Но ноль с минусом за поведение подвели при выпуске порядочно. Я выпущен был из 75 человек — семнадцатым, хотя по науке был третий». Из Морского кадетского корпуса он вышел мичманом.
Интерес к рисованию проявился уже в годы учебы (рисовал, к примеру, дерзкие карикатуры), однако верность службе художник долгое время хранил.
В 1840-е ходил в плавания, и один из таких рейсов оказался по-настоящему судьбоносным. Команда лучшего на тот момент колесного судна флота пароходофрегата «Камчатка», где служил Алексей Боголюбов, была откомандирована под началом президента Академии художеств герцога Максимилиана Лейхтенбергского на Мадейру. По пути была остановка в Лондоне, который Алексей Петрович описывал так: «Темза с тысячами судов и своим движением меня поразила. Я побывал в Ост-Индских доках, в церкви Святого Павла... Съездил в Гравезонд... Побывал в каком-то театре и через три дня вернулся на пароход». Там же познакомился с творчеством прославленного Уильяма Тернера, чьи необычные, словно подернутые дымкой пейзажи оказали на русского живописца большое влияние. «Гармония красок навсегда запала в мою душу», — утверждал Боголюбов.
Герцог Лейхтенбергский вечерами беседовал с ним, прогуливаясь по палубе: его высочество по достоинству оценил ранние творения молодого живописца и посоветовал ему заняться изобразительным искусством профессионально. В своих воспоминаниях талантливый моряк приводит слова аристократа: «Заместо того чтобы быть дюжинным офицером, будьте лучше хорошим морским художником, знатоком корабля, чего у нас нет в России, а эта специальность лежит в вашем образовании».
Кроме того, герцог познакомил его с отдыхавшим на Мадейре Карлом Брюлловым, а последний «попросил, конечно из вежливости, показать работы, которые были в папке, сделал замечания про рисунки, но, увидев этюды с натуры, сказал: «Эге, да вы, батюшка, краску бойко месите, продолжайте, а главное, рисуйте построже».
Все эти события определили в итоге его судьбу. Он решил наконец расстаться со службой, хотя карьера складывалась весьма удачно. Для начала перешел адъютантом к инспектору всех учебных морских экипажей генерал-лейтенанту Василию Кохиусу, что позволило проходить службу в Петербурге, а значит, посещать классы Академии художеств. В ранних работах Боголюбова (например, в картине «Пароход-фрегат «Камчатка») еще ощущалось влияние великих мастеров и прежде всего Ивана Айвазовского, с которым ему довелось познакомиться по возвращении с Мадейры.
«Я увидел в первый раз такой блеск красок на холсте, что даже забыл Тернера. Синие, желтые, белые, серые и красные картины просто меня ослепили», — вспоминал художник.
В 1853 году за три полотна с изображением Ревеля и «Вид С.-Петербурга от взморья в лунную ночь» он получил Большую золотую медаль. В качестве вознаграждения удостоился командировки за границу. Прежде чем отправиться в пенсионерскую поездку, уволился со службы. При этом был назначен художником-маринистом Главного морского штаба. Тогда же написал несколько батальных картин, впервые обратившись к жанру, который вскоре станет одним из главных в творчестве художника. А еще получил заказ от императора Николая I на создание нескольких масштабных полотен, посвященных событиям Крымской войны.
Отправившись за границу, медалист посетил Германию, Италию, Швейцарию, Францию. Он общался с Жаном Огюстом Домиником Энгром и Камилем Коро, учился у известного немецкого пейзажиста Андреаса Ахенбаха. Под влиянием западных мастеров творчество Боголюбова изменилось, стало более зрелым и самобытным. Вернувшись в Россию, художник довольно быстро снискал успех. Иван Крамской на сей счет свидетельствовал: «До 61-го года о нем ничего не было слышно. В 1861 году он устроил большую выставку из всего сделанного им за границей и сразу стал тем Боголюбовым, которого мы знаем: огромная, хорошо усвоенная им европейская техника и некоторое сочинительство пейзажа. Это было положительно прекрасно, особенно для нас, тогда еще мало знакомых с современными европейскими мастерами».
Тогда же бывший морской офицер начал работу над атласом берегов Каспийского моря, создал несколько этюдов с видами берегов для путеводителя «Волга от Твери до Астрахани» (тексты подготовил брат, Николай Боголюбов). Многие сделанные в поездке зарисовки послужили основой для новых картин. В 1865-м художник получил важный царский заказ: ему поручили создать историю Петровских морских сражений.
В конце 1860-х Алексей Петрович вновь уехал за границу. В 1870–1871 годах жил в Париже, где для собора Александра Невского (на улице Дарю) написал полотна «Проповедь Христа на Генисаретском озере» и «Хождение Спасителя по водам».
У него имелась давняя мечта: еще в период прошлой, пенсионерской поездки он задумал создать для соотечественников такой общедоступный очаг культуры, каких в России до сих пор не существовало. Об этом Боголюбов писал: «Мысль об учреждении музея и школы в родном моем городе Саратове меня всегда занимала, тем более что дед мой, известный литератор екатерининского века, был саратовским помещиком и именитым дворянином... Во мне созрело убеждение, что именно Саратов, как один из самых важных центральных пунктов нашего края, представляет особенные удобства и удовлетворяет действительным потребностям в затеянном мною предприятии... Живя в Дюссельдорфе, я был дружен с художником-пейзажистом Михелисом. Это был чудак-человек, все свои гроши он употреблял на старье, и его мастерская была настоящий музей. Он был чахоточный, женился, потерял жену и часто грустил. «Куда ты денешь весь этот хлам, — спрашиваю я его, — ведь это вся твоя жизнь, все твое богатство!» — «А вот куда. Умру, так все пойдет в родной город. Там нет ничего художественного, кроме старых башен. Одну из них я приглядел в смысле музея и завещаю, чтоб все там было установлено». Мысль Михелиса никогда меня не покидала...
Когда я стал уже со средствами, то начал собирать тоже картины и древности и наконец, когда у меня не стало ни жены, ни ребенка, то постоянно думал и додумался до Саратовского Радищевского музея, где в память моего деда, Александра Радищева, теперь стоит храм со всем моим добром и где будет под той же крышей когда-нибудь Боголюбовская школа. Как странна судьба людей и как они не ведают, что будет после с их помышлениями и деятельностью. По роду я саратовец, ибо эта губерния дала России Радищева, он был отцом моей матери, и наше имение в Кузнецком уезде...
Не думал я тогда, что после сделаюсь почетным гражданином этого города и что свяжу навеки радищевское имя со своим, устроив здесь музей и школу рисования. Тогда я был молод, только женился, и, конечно, не умри у меня жена и сын, я никогда не был бы вправе отдать все свое имущество Саратову в угоду своего самолюбия и человеческой гордости оставить по себе память... А с другой стороны, я всегда думал, что каждый гражданин в моих условиях обязан все свое имущество отдавать своей Родине, дабы возвысить образовательное дело юношества. Пусть за это поминают меня мои троюродные племянники (других у меня нет) и ругают из матери в мать. Но сотни бедных поволжцев получат хлеб, выучившись в стенах Радищевского музея и его художественно-промышленной школы».
Осуществить этот замысел оказалось непросто: власти Саратова не желали строить здание, и художнику пришлось преодолевать их сопротивление. В итоге его упорство победило: проект дома самолично утвердил будущий император Александр III, а сам музей распахнул двери в 1885 году. Основой собрания стала коллекция картин Алексея Боголюбова. Сегодня его детище считается одним из авторитетнейших национальных учреждений культуры.
Он скончался во Франции в 1896 году, а похоронен был в Петербурге на Малоохтинском кладбище. Незадолго до начала Великой Отечественной войны его прах перенесли на Тихвинское, в Некрополь мастеров искусств.
Судя по тому, с каким успехом недавно прошла выставка работ этого мастера в Третьяковской галерее, народная память о нем жива до сих пор.