Валерий ШАМБАРОВ

18.05.2022

Материал опубликован в апрельском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Широкая и полноводная Нева издревле служила водной магистралью из внутренних областей Восточной Европы к Балтийскому морю. По ней, возможно, еще святой апостол Андрей Первозванный проплывал, возвращаясь из северных стран в Римскую империю.
Ключевое значение устья реки в средние века оценили шведы, которые у впадения в Неву Охты построили в 1300 году крепость Ландскрону (в переводе — «венец Земли») — и это при том, что для скандинавов стратегическая важность данного места заключалась в том, чтобы запереть для Руси путь на запад, а самим получить плацдарм для экспансии на восток. Русские это тоже понимали: всего лишь через несколько месяцев, в мае 1301-го, великий князь Владимирский Андрей Александрович со своими дружинами и новгородцами Ландскрону взял и стер с лица земли.

Возникшей много позже из россыпи удельных княжеств Руси пришлось заново прокладывать себе дорогу к Балтике. Несколько войн ради этого вел Иван III. Шведы и ливонцы постоянно нарушали заключенные с ним договоры, жестко пресекали нашу морскую торговлю с Европой, лишая русских колоссальных прибылей и наживаясь на посредничестве. Не оставляли и попыток закупорить Неву. В 1556 году Иван Грозный отразил шведское наступление на крепость Орешек, ответными ударами заставил неприятеля просить о мире. К переговорам царь привлек своих купцов, а в договор включил пункт о свободной торговле через Швецию. Обратил внимание и на устье Невы, повелев в 1557-м лучшему своему инженеру дьяку Ивану Выродкову построить здесь русский порт.

Его так и назвали — Невское Устье. Место выбрали возле Охты, где возвели крепость, пристань, таможню, церковь, гостиный двор. Впрочем, поначалу все это не понадобилось: вскоре началась Ливонская война, в ходе которой царская армия овладела большим немецким портом Нарвой, ставшим центром русской торговли на Балтике.

После прорыва Руси к морю на нее обрушилась чуть ли не вся Европа. В 1581-м нашим предкам удалось разметать под Псковом многонациональные полчища Стефана Батория, но при этом были заняты все царские силы, чем воспользовались шведы, которые захватили уже четверть века принадлежавшую нам Нарву и вырезали поголовно русское население (7 тысяч человек).

Главного северного врага разбили в нескольких сражениях. Когда вспыхнуло восстание в Поволжье, уставшая от войн Россия заключила со Швецией перемирие (1583), пытаясь закрепиться на занятых рубежах. При этом в договор Иван Грозный внес важнейший пункт о свободной торговле, поскольку у нас оставалось Невское Устье — порт на Балтике, теперь уже ставший для нас главным. Таким образом, главной цели войны, открытия торговли на северо-западе Руси, царь все-таки достиг.

Порт, вокруг которого возникли русские села (к примеру, Спасское на другом берегу Невы), действовал еще 27 лет — до тех пор, пока воспользовавшиеся Смутой шведы не захватили здешние края. После долгой осады они взяли Орешек, превратив его в Нотебург, а на месте Невского Устья построили Ниеншанц и Ниен. Отбить Неву ослабевшая Русь не могла.

В 1617 году при заключении Столбовского мира король Густав II Адольф хвастался своим главным успехом: «У русских отнято море». Шведы снова могли получать гигантские посреднические барыши. Доктор исторических наук Владимир Мавродин на сей счет отмечал: «Выгодная торговля с русскими сделала купцов Ниена чуть ли не самыми богатыми подданными шведского короля». В год сюда приходили до сотни судов.

За выход к Балтике пытался бороться и царь Алексей Михайлович. Корпус воеводы Петра Потемкина прошелся в 1656-м по невскому побережью, погромил Ниеншанц, однако измены украинских гетманов и возобновление войны с Польшей свели плоды данных успехов на нет. Со шведами пришлось замириться, вернувшись к прежним границам.

Возвратить утраченные русские земли взялся сын Алексея Михайловича Петр I. Началась тяжелая Северная война. В 1702 году, когда основные силы Карла XII увязли в Польше, молодой государь нанес удар в неожиданное время (осенью) в неожиданном месте — на Неве. Пал Нотебург, бывший Орешек (население Ниена переполошившиеся шведы эвакуировали, а городок сожгли), взяв эту крепость, переименованную в Шлиссельбург, русский монарх наступление остановил, и такое решение оказалось верным: зима выдалась очень лютая.

В Ниеншанце все еще оставались вражеский гарнизон (700 человек) и довольно мощная артиллерия. Но укрепления городка особой надежностью не отличались: земляные валы и бастионы, без каменных стен. Считалось, что со стороны России его надежно прикрывал Нотебург, а с моря никто не мог угрожать и подавно. Теперь опасность для врага была совсем близко. Шведы отсиживались по домам, ждали, когда потеплеет, вскроется море и им подвезут необходимые материалы, подкрепления. Русские долго ждать не стали. В апреле от Шлиссельбурга 20 тысяч солдат двинулись вниз по Неве и обложили Ниеншанц. Когда началась бомбардировка, крепость сдалась. Почти тут же была одержана и морская победа: Петр и его солдаты на лодках взяли на абордаж два шведских корабля, неосторожно сунувшихся в воды Невы.

Виды разлившейся от половодья реки, многочисленных протоков, живописных островов царя очаровали. Эти территории требовалось закрепить за собой. На военном совете рассмотрели несколько вариантов создания главного форпоста. Положение стиснутой на узком пространстве между Охтой и Невой крепости Ниеншанц Петр признал неудобным, ибо «далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры». «Место» вполне подошло бы в XIV–XVI века (когда там селились то шведы, то русские), поскольку находилось вдалеке и от бурь-штормов, и от нападений с моря, а для небольших судов той эпохи речка Охта играла роль естественной гавани. Но на дворе был уже XVIII век — с иным оружием и другими кораблями.

Выбрали Заячий остров, он же Лустон, Луст-Эйланд. Отсюда орудия могли прикрывать фарватеры двух самых широких рукавов речной дельты — Невы и Большой Невки. Контуры новой крепости наметили государь и его инженеры, 16 мая 1703-го ее заложили. Срубили деревянную церковь во имя святых Петра и Павла (отсюда и название крепости — Петропавловская). Что же касается имени города, то оно закрепилось далеко не сразу. В документах встречаются Петрополь, Питерпол, Петрополис. Со временем утвердился вариант на голландский манер Санкт-Питер-Бурх. Ниен и прочие окрестные селения были упразднены, местных жителей постепенно переводили в новый город.

Его сразу же пришлось оборонять. Из Выборга к Петербургу выступил генерал Абрахам Крониорт с 12-тысячным корпусом. А наши войска уже приступили к штурму других крепостей — Ямбурга, Копорья. Узнав о приближении врага, Петр собрал всех, кто был под рукой, повел навстречу непрошеным гостям два гвардейских полка и четыре полка драгун. Шведов было значительно больше, но об этом не знали ни они, ни русские, а в суматохе ни те, ни другие не разобрались. На реке Сестре отряд Петра налетел на авангарды Крониорта, смял их, перебив около тысячи человек, а остальных обратив в бегство. В Финском заливе дежурила вражеская эскадра, которая несколько раз пыталась напасть.

Осенью, когда ее прогнали штормы, царь со своими бойцами на лодках вышли в море. Осмотрели остров Кроншлот, соседние отмели и начали строить тут батареи. Монарх с нескрываемым удовлетворением писал: «Неприятель в море близко появиться не смеет, инако разобьем корабли в щепы. В Петербурге спать будем спокойно».

Слухи о том, что русские прорвались на Балтику, быстро разлетелись по Европе. Многие там недоверчиво пожимали плечами. Но один из голландских капитанов рискнул 3 ноября привести в Петербург судно с грузом вина и соли. Петр I был несказанно рад, привезенные товары он приобрел за счет казны, шкиперу выплатил 500 золотых червонцев, каждому матросу — по 30 талеров. Пообещал 300 червонцев тому, кто приведет второй корабль, 150 — за третий. Новый город с ходу становился ключевым портом!

Сооружением крепости царь не ограничился, на другом берегу Невы россияне заложили Адмиралтейство и судоверфь (первое предприятие Петербурга). Здесь же появились Троицкая церковь и жилой домик монарха. Ему уже виделся большой и красивый город. Российский правитель высматривал места для дворца, гостиного двора, парков. В 1704 году повелел собирать «работных людей». От 20 до 40 тысяч мобилизованных по разнарядке крестьян трудились «вахтовым методом», по три месяца, после чего менялись. Им платили ежемесячно по 1 рублю: половину — деньгами, другую — «хлебным жалованьем».

Между прочим, сохранившиеся документы показывают: повальная смертность среди рабочих — легенда. Исключением в этом плане был 1716 год, когда вспыхнула серьезная эпидемия. Многие отработавшие на стройке сюда возвращались, очевидно, считали труд и заработки выгодными. Приближенным, вельможам, купцам государь раздавал тут участки земли. Определял размеры тех домов, которые богатые люди должны были для себя построить. Более того, запретил по всей России каменное строительство, подталкивая специалистов-каменщиков ехать в Петербург.

С утверждениями о том, что Петр будто бы ненавидел Москву, согласиться никак нельзя. Первопрестольную он любил, ценил, украшал, постоянно проводил там зиму, встречал Рождество Христово. Но город на Неве стал для него особенным, ведь тот был рожден и возведен по его замыслам, стал европейским и русским одновременно, являл собой этакий мост, соединявший нашу державу с Западом, а вместе с тем старую Россию — с новой.

Замышлялась ли изначально здесь новая столица? И да, и нет. «Стол» — это престол, место постоянного пребывания государя. Столичный статус Москвы поддерживался, по сути, лишь традицией. Если царь находился в иных краях, то в документах указывалось, что он «в походе», а Петр по своей натуре не склонен был подолгу задерживаться нигде. Ну а Петербург свой официальный статус получил лишь в 1708-м, став центром Ингерманландской (позже Петербургской) губернии.

Чтобы прочно обосноваться на новом месте, перевести туда аппарат управления страной, самодержцу необходима была уверенность в том, что его любимое детище пребывает в безопасности и навсегда останется за Россией. Тем временем продолжалась тяжелая война, и на доклады о строительстве Санкт-Петербурга Карл XII отвечал: «Пускай царь трудится над закладкой новых городов, мы хотим лишь оставить за собой честь впоследствии забрать их». Любые мирные предложения с огромными уступками шведы отвергали напрочь. Еще бы, их армия считалась непобедимой, а в противостоянии с русскими им помогала чуть ли не вся Европа: Франция, Англия, Нидерланды, побежденные Польша, Саксония.

Только в 1709 году «непобедимую» уничтожили под Полтавой. Но сразу же возникла новая угроза: сбежавший Карл подбил на войну Турцию. Прутский поход Петра обернулся бедой, из-за которой Россия оказалась вынуждена вернуть султану Приазовье (хотя турки, испробовав силу русского оружия, отказались от дальнейшей борьбы за шведские интересы). И все-таки стало окончательно ясно: Петербург у нас больше никто не сможет отнять.

Сюда стали переселяться аристократы, вельможи, сенаторы, в 1712-м переехала и царская семья. Соответственно, перебрались и иностранные посольства. В том же году государь издал указ о разработке Генерального плана Санкт-Петербурга. Развернулось еще более интенсивное строительство. Активизировалось переселение из других городов жителей, которые наполняли новые улицы, пригороды, слободки. В 1713-м Петр I перевел из Москвы Сенат и другие правительственные учреждения. При этом из документов исчезли слова «государь в походе».

Петербург стал столицей, хотя формально, до заключения мира, находился все еще на «шведской» территории. Но это был ко всему откровенный намек шведам: земля наша, не отдадим. Город был столичным пока еще только де-факто: никаких указов или иных юридических актов о переносе престола издано на тот момент не было. И Москву ее особого статуса Петр не лишал. Венчание на царство супруги Екатерины он провел в кремлевском Успенском соборе, подтвердив таким образом духовное первенство Первопрестольной. В этом проявилась и главная суть петровских преобразований — в строительстве передовой, современной державы с опорой на фундамент национальных и духовных традиций.