Дарья ЕФРЕМОВА , Коктебель

28.09.2013

В Коктебеле отметили столетний юбилей дома-музея Максимилиана Волошина. Знаменитая творческая коммуна, пристанище «бродяг в лучшем смысле этого слова» продолжает традиции: каждый год в начале осени здесь проводятся международные волошинские симпозиумы, собирающие поэтов, писателей, драматургов и критиков со всего света.

Ветер с моря, стрекот цикад, женщины в венках из полыни. Некоторые из мужчин облачились в подпоясанные веревками хитоны. Когда-то в таком виде здесь разгуливал Макс. И хотя коробейники с их нелепым скарбом давно изгнаны из храма, — на променаде продают сердолик и хорошего вкуса сувениры, — в скверик просочилась необъятных размеров торговка в диадеме из свекольной ботвы. «Хлопцы, берите буряк, будет крымский сто...» Неприличная рифма потонула в гуле аплодисментов.

Торжества по случаю юбилея открылись праздником «Планета Макс собирает друзей!». Театрализованное представление, презентация нового благоустроенного музейного сквера и открытие памятника поэту работы российского скульптора Ивана Коржева-Чувелева, поздравления от Гоголя, Есенина, Пушкина.

«Тише, тише!» — зашипела на пискнувшую в моем телефоне эсэмэску зрелая дама с розаном в волосах. «Ехали на тройке с бубенцами...» — отозвался со сцены солист украинской филармонии.

Поэт, художник, мистификатор, хулиган и добряк Максимилиан Александрович всегда привечал чудаков. Маленький и плотный, с гривой кучерявых волос, он и сам был таковым — в какой-то мере. Шутили: «Лет триста назад в Европе для потехи королей выводили искусственных карликов. Заделают ребенка в фарфоровый бочонок, и через несколько лет он превращается в толстого низенького уродца. Если такому карлику придать голову Зевса, да сделать женские губки бантиком, получится Волошин». «Семь пудов мужской красоты», — парировал Максимилиан.

«Зачем царевна вышла замуж за лешего?» — удивлялись дети, видя тогда еще молодого Волошина, разгуливающего по парижским улицам под ручку с красавицей Маргаритой Сабашниковой, алебастровой Аморей. Она смущалась. Макс заливался хохотом. Понять, когда он серьезен, а когда валяет дурака, было непросто. Однажды какой-то случайный гость принялся выпытывать у Волошина, правду ли рассказывают о его доме. «А что говорят?» — «Каждый, кто приезжает к вам, должен поклясться: мол, считаю Волошина выше Пушкина! Что у вас право первой ночи с любой гостьей. И что, живя у вас, женщины одеваются в «полпижамы»: одна разгуливает по Коктебелю в нижней части на голом теле, другая — в верхней. Еще, что вы молитесь Зевсу. Лечите наложением рук. Угадываете будущее по звездам. Приручили дельфина и ежедневно доите его, как корову»... «Конечно, все правда!» — гордо воскликнул Макс.

Золотой век Обормотии

Дом, похожий на корабль, с разными ритмами архитектурных объемов, готическими окнами, опоясанный светло-голубыми террасами-палубами, был построен, как вы уже поняли, в 1913 году. Изначально он планировался как общежитие: множество комнат, из каждой — выход в коридор. По соседству располагался особнячок Елены Оттобальдовны — знаменитой Пра, матери поэта. Немолодая женщина, она охотно принимала участие во всех шалостях богемных друзей Макса.

«Требование к проживающим — любовь к людям и внесение доли в интеллектуальную жизнь дома...» — написал Макс в уставе «Ордена обормотов». Николай Гумилев, Александр Грин, Алексей Толстой, Максим Горький, Осип Мандельштам, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Михаил Зощенко, в разное время гостившие здесь, с удовольствием с этим соглашались. Каждого отъезжающего гостя «обормоты» провожали коллективной песней и вздыманием рук к небу. Вновь прибывших встречали розыгрышем. Приехал человек, хочет поесть-отдохнуть, а всем не до него: ловят какую-то даму, убежавшую к морю, топиться. «Ищите спасательный круг!» — басит Пра, не выпуская из рук вечной папироски. По комнате летают подушки, книги. Наконец, утопленницу приносят — она без сознания, но одежда на ней сухая. Становится понятно, все тут — вздор на вздоре. «Макс, ради Бога, в следующий раз никаких комедий», — умоляют его на прощание. «Ну что вы, я и сам от них устал», — хитро улыбается он.

Алебастровой Аморе все это казалось мелким. «Жизнь настоящей художницы должна быть пронизана драмой, счастливые пары жалки», — откровенничала она с Вячеславом Ивановым. Лидия, жена поэта-символиста, новой любви мужа не противилась: «Ты вошла в нашу жизнь. Уйдешь, образуется пустота». Сабашникова переехала в Петербург, создав еще один известный менаж а труа. Макс остался в Коктебеле — его гостеприимство превзошло все мыслимые пределы. За один только 1924 год в доме побывало 300 человек, в 24-м — 400, в 28-м — 600. Писали прозу, стихи, рисовали, что-то выдумывали. Одной из самых известных мистификаций волошинского дома стала история с испанкой-поэтессой, автором готических виршей про любовь и родовую честь, кумиром Анненского, Кузьмина и Гумилева — Черубиной де Габриак. Звучный псевдоним и легенду начинающей петербургской поэтессе Елизавете Дмитриевой придумал Максимилиан Александрович. Стихов скромной полноватой девушки декаденты не печатали. Случались здесь и встречи «длиною в жизнь»: на пляже Марина Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном. Она с первого дня заболела коктебельской «каменной болезнью» — искала среди гальки сердолик. Сказала Волошину: если мужчина подарит мне камень, который хочу, влюблюсь в него и выйду замуж. Макс ответил: влюбленные, как тебе может быть уже известно, глупеют, так что за драгоценность ты примешь любой булыжник. Марина вспыхнула: «Макс, я умнею от всего». В тот же вечер Сергей Яковлевич преподнес ей искомый камень.

А что же до «Обормотии» — так коктебельская тусовка стала именовать себя после розыгрыша француза-негоцианта Жулиа, надоедливого поклонника Лизы Эфрон. Волошины никому не отказывали в приюте, но Жулиа был настолько навязчив в своих ухаживаниях, что гости решили его проучить. Максимилиан Александрович представился мужем Елизаветы, поэтом, танцором и магом, а остальные изображали сумасшедших из племени с матриархальным укладом. Главой клана являлась прародительница, роль которой прекрасно сыграла Елена Оттобальдовна. После этого она навсегда получила прозвище Пра.

Больше, чем музей

До 1974 года в доме Волошина жила его вдова. Та самая самоотверженная Маруся, Мария Степановна Заболоцкая, разделившая с поэтом годы лишений и гонений, заботившаяся о нем в болезни, проводившая в последний путь. «Юродивая. Исступленная. Самозабвенная. Всегда пламенно протестующая. Она берется за все непосильное и не отступает, несмотря на слабость...» — писал о ней Максимилиан. Рассказывая теперь о доме, экскурсоводы обязательно покажут расшитую рубаху и штаны, которые окончательно добили ее и без того мальчишескую внешность. Маруся носила это в память о Елене Оттобальдовне. Проведут и в чердачное помещение на третьем этаже, вход в которое завешан картиной. Там в годы Гражданской войны супруги Волошины прятали и красных комиссаров, и белых офицеров — предпочитали находиться над схваткой.

«Официально музей был образован 1 августа 1984 года, — рассказывает старший научный сотрудник дома-музея Юлия Деркач. — И хотя Волошин был внесен в списки авторов, не рекомендованных пролетарскому читателю, дом поэта всегда существовал. О нем знали. Сюда приезжали, чтобы погулять по парку, подышать этим необыкновенным воздухом. В советские годы, когда неподалеку располагался Дом творчества, здесь были написаны сценарии «Звезды пленительного счастья», «Белого солнца пустыни»... Вообще, в стенах, помнящих Гумилева и Мандельштама, Цветаеву и Грина, невозможно было бы сделать мемориальный комплекс — с табличками и строгими смотрительницами. Каждый год здесь собираются поэты, писатели, сценаристы. И хотя на мастер-классах можно услышать жесткую критику, люди пера живут одной семьей. Старшие стараются передать опыт молодым. Мало закончить профильный институт. Нужен обмен опытом, движение, перспектива. Именно это дает Волошинский дом — будущее».

По словам генерального директора заповедника «Киммерия М.А. Волошина» Бориса Полетавкина, к столетию музея сделано немало. 

«Когда мы начинали реставрацию в 2005-2006 годах, у нас не было средств даже на то, чтобы закупить материалы. Сегодня дом Волошина оснащен как современное музейное учреждение и готов развиваться. Помогли власти Украины и российский банк ВТБ. Усилиями меценатов появился мультимедийный комплекс для ожидающих своей очереди экскурсионных групп. Преобразился и сквер усадьбы — обустроена площадка для проведения мероприятий».

Голубая мечта музейщиков — получить в свое распоряжение дом Елены Оттобальдовны. Сейчас им владеет украинская предпринимательница, устроившая в усадьбе Пра отель. Об этом красноречиво свидетельствует табличка: «Сдаются номера».

«Приезжайте, может случиться, вы поселитесь в комнате, где Гумилев написал своих знаменитых «Капитанов», — шутит Борис Полетавкин, — правда, об этом не узнаете. Хозяева утверждают, что никакая Пра в их отеле не жила».

Пока историческая справедливость плутает по судам и кабинетам, вовсю идут работы по восстановлению флигеля, разрушенного во время войны. Там разместятся музейные фонды и уникальная библиотека Волошина, включающая свыше 50 000 редких изданий. Ее собирал сам Макс, что-то дарили друзья. Равнодушный к пропажам, он обычно успокаивал Марусю: «Значит, эта вещица кому-то нужнее». Гневался, только когда исчезали книги. К счастью, это случалось не часто. На полках в основном прибывало.