Тамара ЦЕРЕТЕЛИ, Ивановская область

05.12.2014

80 лет назад в селе Холуй, что в Ивановской области, была основана художественная артель. С этого и началась история здешней лаковой миниатюры.

Промысел возник не случайно — Холуй несколько веков славился как иконописный центр. Правда, ко времени возникновения артели сельские богомазы ремесло забросили — на дворе стоял 1934 год. Зато одну из своих церквей — Введенскую — закрыть не дали. Холуяне вообще считались упрямыми и своенравными.

По легенде, Холуй основали беженцы из Суздаля, спасавшиеся от татаро-монгольского нашествия. Забравшись в лесную и болотистую глушь, они набрели на живописную реку Тезу и очаровались ее красотой. А потом принялись писать иконы — среди переселенцев было много богомазов.

На самом деле история эта — миф. Никаких документов, подтверждающих ее, нет. А историческая логика только опровергает: во-первых, в XIII веке, когда разорили Суздаль, русских иконописцев было мало. Во-вторых, пиши здесь иконы — их развозили и продавали бы, но свидетельств о холуйских образах до XVII века нигде не имеется.

Первое упоминание о Холуе относится к XVI столетию. Ударение в названии, кстати, ставят на первом слоге — никакого отношения к холопам оно не имеет. Холуями именовали плетеные запруды, перегораживающие путь рыбе — а ее в Тезе пруд пруди. Сегодняшнее значение слово приобрело позже, и каждый уважающий себя холуянин обязательно объяснит вам, что оно здесь ни при чем и холуи тут не живут. А живут фараоны — так принято называть уроженцев села. Почему — неизвестно. Но есть несколько версий. Легенда первая: все пошло из-за большой схожести ивановского Холуя с Древним Египтом. Вернее — Тези с Нилом. И та, и другая река разливается, затопляя все вокруг. Положим, для Нила эта история в прошлом, но для Тези — живое настоящее, своей Асуанской плотины здесь нет. К тому же, если жители долины Нила пользовались разливами, чтобы собирать обильный урожай, то холуяне к земледелию были равнодушны — сначала занимались солеварением, а потом принялись иконы писать.

По весне Теза выходит из берегов, и Холуй легким движением реки превращается в Венецию. Фараоны покорно подставляют под мебель кирпичи, отправляют кур на чердаки, а парнокопытных — на плоты, сами же пересаживаются на лодки. «Видите, машины сотрудников стоят у крыльца», — показывает Владимир Чиркин, директор ООО «Русская лаковая миниатюра». «А весной здесь паркуются лодки...» — мечтательно добавляет он. К паводку холуяне относятся с нежностью. «Что за жизнь без наводнения», — вздыхают фараоны. Кстати, фараоном может стать и приезжий — если ненароком искупается в холуйских вешних водах, например, выпав из лодки. «Офараонился», — говорят в таком случае.

На днях власти Ивановской области торжественно открыли в Холуе набережную, приурочив к юбилею лаковой миниатюры. «Больше не будет наводнений?» — спрашиваю у местных. «Куда там!» — машут они рукой. «А набережная зачем?» — не унимаюсь. «Для красоты, наверное», — подумав, отвечают мне. Да если она и спасет село, то только его половину — вторая располагается на другом берегу Тезы, где набережная простая, не «юбилейная». По ней, кстати, тянется улица Кавказ. Приезжих название ставит в тупик, зато для местных оно  логичнее некуда. Просто зимой с реки такой ветер дует, сугробы наметает — прямо Кавказские горы.

Относительно фараонов: другая версия происхождения названия — род деятельности холуян. Вернее, неумение делать что-либо еще. Во многих источниках XIX века говорится: холуяне ни запрячь лошадь не умеют, ни вспахать, и вообще с утра до ночи только иконы пишут. Барствуют то есть, вместо того чтобы заняться нормальным трудом. Поэтому к ним на разные работы ездили наниматься простые, не «творческие» мужики. Вот и получились фараоны и рабсила.

Хотя с творчеством не все просто. Считается, богомазы в Холуе появились раньше, чем в расположенных неподалеку Мстере и Палехе — других иконописных селах, перешедших затем на лаковую миниатюру. В Холуе, изначально — центре солеварения, в XVI веке «белое золото» добывали монастыри: Троице-Сергиев (тогда еще не лавра), Чудов, что был в Московском Кремле, суздальские Покровский, Спасо-Евфимиев и другие. От них и пошла здесь иконопись. Вот только со временем фараоны стали брать количеством, а не качеством — в XIX веке село сосредоточилось на дешевых, «расхожих» иконах. Производство было поставлено на поток — благодаря разделению труда над одним образом могли трудиться десять человек. Таким образом, Холуй изготавливал до двух миллионов икон в год. Местная продукция расходилась по всей стране, особенно усердствовали Сибирь и Русский Север.

Знали о здешней иконе и в столице, даже решили чем-нибудь пособить богомазам. Привело это к тому, что сотрудников из налогового ведомства посетила светлая мысль — освободить от пошлин холуйских мастеров, как занимающихся изящным искусством. В село для изучения ситуации был отправлен Яков Соловьев, впоследствии принявший участие в разработке Крестьянской реформы. Побывав в Холуе, Соловьев пришел к выводу — в том виде, в каком здесь занимаются иконописью, считать это изящным искусством нельзя. И рекомендовал учредить в селе школу, при которой будет класс иконописи и живописи, а уж когда научатся писать по всем правилам, тогда и освободить от налогов. Так и поступили — открыли училище с классом живописи, а в 1883 году появилась иконописная школа, вплоть до революции готовившая профессиональных мастеров.

С появлением Страны Советов исчезла не только школа, но и иконопись. Богомазы подались кто куда — оформляли сельские клубы, писали плакаты, пытались заниматься сельским хозяйством, но все валилось из рук и жизнь не клеилась. Наконец, прибились к мастерской художественной артели и скатились в китч: начали писать декоративные «коврики» — копии известных полотен, которыми крестьяне украшали стены. Так и продолжалось, пока несколько художников не решили попробовать вслед за Палехом и Мстерой перейти на лаковую миниатюру. В 1934-м учредили артель, которая до поры до времени продолжала выпускать «коврики». До середины 40-х миниатюрой в Холуе занималось всего несколько человек. Переломным стал 1947 год, когда состоялся первый выпуск возобновленного художественного училища — тогда профтехшколы. Спустя 13 лет артель переименовали в фабрику, а львиную долю продукции стали экспортировать. Отныне Холуй перестал быть «младшим братом» Палеха и Мстеры.

«Лаковая миниатюра здесь возникла на десять лет позже Палеха, но мы палешан догнали и даже в чем-то обогнали. Хотя они, конечно же, не согласятся, — смеется Дмитрий Кузнецов, директор Холуйской художественной фабрики лаковой миниатюры — наследницы той самой, основанной в 1960-м. — У нас письмо сложнее — живописнее, а у палешан оно более условное. К тому же у них фон всегда черный, а на холуйской миниатюре разный — и столько здесь оттенков, переливов».

«У нас всегда проблемы из-за Палеха. Люди из Иваново доезжают туда, а там говорят, что в Холуе делать нечего. Вот и остались мы без туристов», — констатирует Кузнецов. За последние несколько лет директор не припомнит ни одного туристического автобуса — не то что в советское время. «Тогда предприятию и не нужны были туристы — они только мешали производственному процессу. Заказы поступали, предоплата стопроцентная, фабрика миллионы зарабатывала — дома художникам строила, участвовала в проведении асфальтированной дороги от Южи — города неподалеку», — рассказывает директор.

Сегодня на фабрике работают сто художников, в советское время было в три раза больше. Основной доход предприятия — заказчики и коллекционеры, плюс художественные салоны в крупных городах. На последние до недавнего времени приходилось 50 процентов выручки. В этом году туристов — кот наплакал, потому вся надежда на крупных заказчиков. Среди них, например, Совет Федерации. Хотя, признается Кузнецов, заказы от госучреждений приходят благодаря личным контактам: «Я возглавил предприятие, уже имея наработанные связи — без них никуда». Есть у холуйской миниатюры и знаменитая поклонница — Ирина Винер, заказавшая роспись для своего дома. Она же купила у предприятия портрет Владимира Путина и подарила президенту.

Еще одно холуйское предприятие, занимающееся промыслом, ООО «Русская лаковая миниатюра», уже давно живет в основном за счет заказчиков. Сейчас, например, расписывает шкатулки с изображениями московских станций — заказ от столичного метрополитена. В прошлом году шахматы с лаковой миниатюрой, выполненной мастерами предприятия, один иностранный клиент преподнес принцу Марокко.

В общем, при умелом ведении дел покупателей найти можно, другое дело — художники. Проблема у Холуя такая же, как у остальных народных промыслов, — преемственность поколений. «За последние пять лет к нам пришли только два молодых художника, но они уже не работают, — говорит Дмитрий Кузнецов. — Один, например, в Иваново уехал — автомобили раскрашивать. Там ему сразу тридцать тысяч дали зарплату. А у нас он как начинающий мастер мог бы максимум десять зарабатывать. Денежный фактор убивает искусство».

Выпускники Холуйского художественного училища в промысел идти не спешат. К тому же раньше обучали четыре года, теперь три. «У нас срок обучения был вообще пять лет, — вспоминает Владимир Чиркин. — Я только на третьем курсе осознал, куда попал. На четвертом сообразил: живопись — как математика, надо ее просто понять и начать рисовать. А на пятом уже получал удовольствие от профессии. А чему можно за три года научиться?»

Одна надежда на детей мастеров — благодаря родителям они, как правило, идут в промысел. Художественные династии никто не отменял.