10.01.2019
Всемирно известный педагог, нарасхват приглашаемый лучшими труппами мира, он, вернувшись в Россию, поднял уровень Михайловского балета, заинтересовал артистов и зрителей забытыми шедеврами. Он выбрал непривычный путь реставрации, доступный только талантам.
Мессерер считает себя не хореографом, а восстановителем и редактором и никогда не утверждает, что воссоздает спектакли в их музейной подлинности. Михайловский благодаря своему руководителю сложил эксклюзивный репертуар, оживил немало балетов, среди них «старомосковское» «Лебединое озеро» и «Лауренсия», «Пламя Парижа» и «Золушка», «Дон Кихот» и «Класс-концерт». На его вольных стилизациях выросло новое поколение артистов, умеющих сочетать академический танец с открытой актерской игрой.
На Западе Михаила Григорьевича считают пропагандистом русского и советского балета, спектакли собирают полные залы не только в Петербурге, но и за границей. Британские эксперты назвали Михайловский театр в 2014 году «лучшей труппой сезона», когда в Лондоне выступали многие гастролеры, в том числе Большой и Мариинский.
Михаил Мессерер родом из великой династии. Мама — Суламифь Мессерер, прима Большого и знаменитый педагог. Как и ее брат — легендарный Асаф Мессерер. Еще один дядя Михаила — Азарий Азарин-Мессерер руководил Театром имени Ермоловой. Кузены — художник Борис Мессерер и педагог-балетмейстер Азарий Плисецкий, его двоюродная сестра — Майя Плисецкая. О планах, работе в России, судьбе наследия и отношении к традициям «Культура» на прощание побеседовала с Михаилом Мессерером.
культура: Вы не раз говорили, как нелегко жить вдали от семьи, которая обитает в Лондоне, собирались уходить, но оставались. Что же сейчас подтолкнуло к решению покинуть театр?
Мессерер: Мой четвертый контракт с Михайловским заканчивался ровно год назад, накануне 2018-го, и я заранее предупредил, что подписывать новый не планирую. Руководство театра попросило остаться до конца прошлого сезона или пока не найдется замена. Я счел это разумным и проработал даже дольше, чем планировал, до 5 января 2019-го — в этот день я ушел с должности худрука балета и главного балетмейстера. Я признателен зрителям Петербурга, дирекции театра, любимой труппе, с ними провел прекрасные годы. Мы выпустили интересные как для меня, так и для театра спектакли. К Михайловскому отношусь как к старшему сыну, но у меня есть еще и младший, он живет в Лондоне, и ему требуется отец. В каждой семье понимают, что младший ребенок всегда имеет приоритеты. Десять лет я ездил туда-сюда, дочка росла почти без меня. Настало время отдать дань своей семье.
культура: Театр искал Вам замену и в результате вновь пригласил испанского хореографа Начо Дуато, который три года руководил балетом Михайловского и спешно оставил его, получив приглашение из Берлина от Staatsballett. Странно, в одну и ту же реку дважды входить не рекомендуется, да и «уходя — уходи». Какая судьба ждет Ваши спектакли, которые, по общему признанию, подняли театр на небывалую высоту?
Мессерер: Во-первых, новый худрук обязан обеспечить уровень спектаклей труппы, которую он согласился возглавить. Во-вторых, у меня остались ученики, они многое переняли. Верю в Леонида Сарафанова, Ивана Зайцева, а в будущем — и в Виктора Лебедева. К тому же остаются балетмейстеры-репетиторы с огромным опытом и талантом. Перед тем как уйти, я все взвесил и понимаю возможные последствия. Но у меня нет выбора. Если бы я мог разорваться на две части, то, несомненно, продолжал бы работать в Михайловском.
культура: «Золушка» оказалась Вашим последним спектаклем в России?
Мессерер: В Михайловском — да. Но в Новосибирске осенью поставил «Коппелию». Надеюсь, труппа получила удовольствие и ей пошла на пользу наша работа. Я всегда отношусь к делу как педагог, стараюсь служить артистам, помогаю им развиваться.
культура: «Коппелия» — не первый Ваш спектакль в Новосибирске, но обычно Вы ставили там балеты, которые уже состоялись в Петербурге. Почему же шедевр Лео Делиба не «прописали» в Северной столице?
Мессерер: Начинал ставить именно в Михайловском, нам обещали финансирование, а потом Министерство культуры Петербурга денег вдруг не выделило, именно вдруг, неожиданно. В Новосибирской опере, театре федерального подчинения, бюджет нашелся, и мы выпустили балет с интересным видеооформлением, которое делали уже сложившейся командой — с Вячеславом Окуневым и Глебом Фильштинским. В спектакле использованы мотивы и фрагменты хореографии Сен-Леона, Петипа, Чекетти и, конечно, Александра Горского. О его «Коппелии» в Большом я много слышал от мамы, дяди, своих старших кузенов. Их воспоминания помогли создать свою версию, она, как мне кажется, получилась живой, необычной.
культура: Странно, что 200-летие Мариуса Петипа Михайловский не отметил...
Мессерер: Жаль, но не дали финансирования, идеи и замыслы были.
культура: Вы провели в России десятилетие между юбилеями. Сейчас, отпраздновав 70-летие, внутренние итоги подводите?
Мессерер: Не все планы осуществились, но многое сделано, и то, что удалось, меня радует. Посчастливилось серьезно заниматься с труппой, «отшлифовать» мастерство плеяды исполнителей, поставить те спектакли, которые считал достойными восстановления. С важной задачей справились.
культура: Что за задача?
Мессерер: Сначала говорили — понятно, приехал из Англии, будет прививать западные вкусы. Меня же поражало, что свою историю балета в России представляют в искаженном виде. Балетные люди полагали, что весь «драмбалет» нетанцевален, ссылались на авторитетных исследователей. Я, как свидетель эпохи, с этим не согласен. Но смысл — не в спорах. Вот и решил дать зрителю увидеть, насколько многогранны хореографически «Лауренсия», «Пламя Парижа», «Золушка» или «Класс-концерт», хотя он и не «драмбалет», но создан в тот же период. Всегда считал, что эти спектакли должны жить в России, и без них теряется важный этап. Еще меня смущало, что авторы книг пишут о том, что балеты, созданные в Москве, заведомо слабее и хуже петербургско-ленинградских образцов. Это давняя тенденция: объявили провальным «Лебединое озеро», впервые поставленное в 1877-м Венцелем Рейзингером в Большом театре. Оно провалилось у рецензентов, у зрителей имело успех. В газетных откликах отмечалось, что хуже хореографии только музыка Чайковского. Верить ли этому? Никто из нас не застал того спектакля, но от «стариков» я слышал, что он повлиял на дальнейшую судьбу «Лебединого». Мы не знаем деталей, но, думаю, фантазию Льва Иванова и Мариуса Петипа «питали» впечатления от московской премьеры. Хотя я, конечно, не настаиваю на том, что это был блестящий балет. В книгах — масса нелепых, печальных и смешных ошибок, даже в именах и названиях. Недавно прочитал о первых гастролях Большого в Америке в 1959 году, где перепутано все на свете: упоминаются спектакли, которых тогда не существовало, отмечается провал в Нью-Йорке «Каменного цветка» Лавровского, а возили спектакль Григоровича, и принимали его тепло. Говорю об этом не случайно. За годы, что я провел в российском балете, хотел хоть чуть-чуть восстановить историческую справедливость. Выдающийся современный хореограф Алексей Ратманский явно считал так же, когда пригласил меня восстановить «Класс-концерт» в Большом, поставил собственное «Пламя Парижа». В начале XXI столетия российский балет оказался на распутье, получил полную свободу — что хочешь, то и делай. Взяли курс на повторы западных образцов — отчасти оправданное решение, но при этом забыв про собственное наследие. К тому же я как педагог считал, что должен поднять исполнительский уровень труппы Михайловского и «драмбалет» — прекрасный материал не только для танцев, но и для живой актерской игры.
культура: Вы где себя лучше чувствуете?
Мессерер: Мой лозунг: «Хочешь быть счастливым — будь им!» Мне всюду хорошо. В Москве — замечательно, тепло и удобно, в Лондоне — семья, и этот город люблю, нравится Париж. Очень красив Петербург, но мне его так и не удалось толком посмотреть, потому что целые дни, с утра до ночи, в самом буквальном смысле, проводил в театре: давал уроки, репетировал, ставил, просматривал новых артистов, по вечерам — спектакли. В Михайловском балеты порой шли раз пять в неделю.
культура: Не заскучаете?
Мессерер: Некогда будет. Приступлю к исполнению новых для себя родительских обязанностей, которыми манкировал десять лет. Да и не из тех я, кто скучает. Когда-то я убежал из Советского Союза и запретил себе тосковать, хотя часто вспоминал свою юность.
культура: Если гипотетически предположить, что Вы остаетесь еще лет на десять, то хватило бы репертуара? Ведь версии самых знаменитых советских шедевров Вы уже поставили...
Мессерер: Прежде всего, я увлечен педагогикой, а не постановками. Что касается названий, то их много, все перечислять не стану, чтобы не разбрасывать свои замыслы. С удовольствием поставил бы «Дочь фараона» ближе к Петипа, не вступая в спор с выдающимся Пьером Лакоттом. Хотел бы обратиться к «Сильвии» Делиба и «Светлому ручью» Шостаковича. Без достаточного бюджета эти балеты не осуществить, возобновление — дело дорогое. Современные, конечно, менее затратны. Лелеял мысль о возвращении удачных спектаклей, которые шли в МАЛЕГОТе до меня.
Кстати, что-то появлялось не по моему желанию, а по необходимости. Например, «Лауренсию» не планировал, но надо было что-то подготовить к гастролям в Лондоне, а также хотелось отметить 100-летие Вахтанга Чабукиани — я обещал его родственникам сделать этот спектакль. «Лебединое озеро», первую постановку в Михайловском, мне заказали. Театр попросил именно «Лебединое», и я поначалу предложил западный вариант Матса Эка. Подумал: зачем городу еще одно традиционное «Озеро», если в афише Мариинки вполне достойная постановка Константина Сергеева? Есть смысл только при лучшем исполнении, но, посмотрев труппу, понял, что вряд ли это удастся. Владимир Кехман прозорливо настоял на классическом варианте, и я упомянул старомосковскую редакцию Александра Горского и Асафа Мессерера. Идея понравилась, и уже в процессе репетиций меня пригласили возглавить труппу в качестве главного балетмейстера.
культура: Почему о классических балетах Вы всегда говорите с болью?
Мессерер: Многим хочется новейшего, и они готовы в очередной раз скинуть с корабля современности жанр классического танца и не принимать во внимание, что балет радует зрителей, продолжает приносить эстетическую и общественную пользу, представляет страну по всему земному шару. Меня не покидает ощущение, что с наследием в очередной раз хотят распрощаться. Такое отечественный театр переживал столетие назад, когда многие спектакли уничтожили, выплеснув вместе с водой ребенка. Да и вообще, если бы не Луначарский, то, может быть, мы сейчас вновь открывали для себя классическую хореографию, привезенную откуда-нибудь с Запада. Почему-то мы не учимся на собственных ошибках и наступаем на одни и те же грабли.
культура: У Вас есть опасения?
Мессерер: И серьезные. Хотя мне возразят: неправда, классические балеты идут во всех театрах. Но не все спектакли под классическую музыку, продолжающие жить на сценах страны, я бы назвал наследием. Проблема еще и в том, КАК они идут. Многие постановки просто истлели, их никто давно не возобновлял. Примеров — масса, но неэтично с моей стороны их приводить. Уверен, что спектакли надо периодически обновлять, как поступил с «Жизелью» Мариус Петипа или Александр Горский — с «Дон Кихотом». Балет все-таки не музейный образец, на стену не повесишь. Еще есть важное понятие — исполнительская манера. Словами ее так просто не объяснишь. Это и чистота танца, который не должен превращаться в цирк, и стиль актерской игры. Принцам и принцессам следует сохранять благородство поведения, крестьянам — раскованность и жизнерадостность. Танцовщики на сцене — актеры, и все десятилетие в Михайловском я старался сделать так, чтобы они верили в своих героев, понимали, что именно танцуют, какой образ создают. Иначе смотреть смешно, но чаще — грустно.
культура: В Лондоне будете работать?
Мессерер: Пока хочу водить сына в школу, встречать его после занятий. Через пару лет, когда он подрастет, посмотрим. Английский национальный балет всегда мне рад. Я не потерял связей со старыми друзьями. Даже ухитрялся за эти годы, что мотался между Петербургом и Лондоном, давать мастер-классы в Американском театре балета и Венской опере, Датском королевском балете и Финской опере — и не по одному разу. В Риме и Будапеште поставил «Дон Кихота» в нашей михайловской версии. Забавно, но недавно ее в один вечер танцевали на обоих побережьях Соединенных Штатов: артисты из Венгрии — в Нью-Йорке, петербургский театр — в Калифорнии.
культура: Ваша великая семья оставила немало мемуаров. У Вас нет желания взяться за перо?
Мессерер: Пока рано. Еще полно сил, я себя чувствую на 35, ну, максимум — на 40 лет.
культура: О «Жизни в балете» Вашего кузена Азария Плисецкого что думаете?
Мессерер: Азарий — близкий человек, я его безумно люблю, и мое мнение о его книге не может быть объективным. Мне нравится все, что он делает.
культура: Вы говорили, что Майя Плисецкая была копией Суламифи, только улучшенной. Имели в виду «Умирающего лебедя»?
Мессерер: Мама с Майей много репетировала, ставила ей «Умирающего лебедя», и даже по фотографиям видно, как они похожи. Порой пугаюсь, когда смотрю фильм-балет «Бахчисарайский фонтан» с Майей в роли Заремы — не мама ли это? — взгляд, выражение лица, пластические акценты — все мамино. Суламифь взяла племянницу к себе, когда ее сестру Рахиль с маленьким Азариком отправили в лагерь. Мама ежедневно контролировала занятия Майи: все, что сделано в школе, внимательно обсуждалось дома. Тогда закладывались манеры, актерские реакции, вкусы.
культура: Легендарная балетная династия Мессереров-Плисецких прервется?
Мессерер: Может, сына отдам в балет.
культура: У него есть желание?
Мессерер: Я тоже не хотел, точнее, мне было все равно — мама отвела в училище. Там мне сразу понравилось, и я увлекся.
культура: Как себя поддерживаете?
Мессерер: Когда даю уроки, стараюсь не сидеть, а побольше двигаться, делать замечания каждому занимающемуся в классе и не бояться уставать. Правильный, в полную силу показ руками и верхней частью корпуса очень важен, и для этого носиться по залу летающей тарелкой — необязательно. Занимаюсь сам, дома, минимум пять раз в неделю делаю станок.
культура: С Михайловским театром расстаетесь окончательно или будете время от времени «опекать» свои спектакли, а может, и поставите что-нибудь, если найдутся средства?
Мессерер: Научился не исключать никаких вариантов, в жизни все возможно.