Николай ИРИН

16.05.2018

В Тбилиси скончался актер и режиссер Баадур Цуладзе — ​эмблематическая фигура для позднесоветского искусства. Он настолько «примелькался» сначала в грузинских кинокартинах, а потом и в московских, что был известен фактически каждому социально активному гражданину Советского Союза. 

Его использовали по типажному принципу: сначала полноватый, а потом уже, скорее, толстоватый мужчина с носом горбинкой и слишком внимательными глазами приглашался в основном на эпизодические роли гротескно задуманных чудаков, однако умудрялся даже при отсутствии достаточного драматургического наполнения выходить за пределы схемы, превращая каждого персонажа в человека многомерного — ​притягательного и незабываемого.

Первые два десятка лет провел в Батуми, и позднейшие воспоминания Баадура Сократовича о тех временах приоткрывают секрет его неистребимого обаяния. Жизнь в провинции у моря среди психологически легких, внутренне независимых людей дополнялась атмосферой в семье, где наперекор социальным трудностям детей все равно готовили к лучшей участи. Есть видео, где незадолго до кончины Цуладзе вспоминает показательную историю из детства. Всякий раз по пути из школы домой мальчик благоговейно листал в букинистической лавке три роскошных, неподъемных по цене фолианта об истории Отечественной войны 1812 года, изданных к ее столетию. (Он очень любил книги, в том числе памятуя о родном деде — ​знатном книжнике и собирателе, священнике и преподавателе русской словесности.) Однажды хозяин лавки сообщил, что книги проданы, и ребенок прибежал домой, обливаясь слезами. Выяснилось, однако, что их выкупила мама Баадура, чтобы подарить ему на день рождения. Деньги по крупицам собирали родственники и соседи. Когда старый уже человек с дрожью в голосе квалифицирует совсем давнюю и, кажется, бытовую историю как «волшебство», догадываешься: внимательная, сопряженная с безграничной нежностью к миру манера его экранных героев настояна на подобных подарках — ​актах бескорыстной любви. Цуладзе не был профессиональным актером, при всей природной одаренности он, как всегда бывает с людьми, не прошедшими через жесткую и целенаправленную профессиональную дрессуру, давал в каждом герое собственную суть при минимуме артистической «техники».

Окончив школу с золотой медалью, был приговорен на семейном совете к одному из самых престижных на тот момент учебных заведений — ​Московскому высшему техническому училищу имени Баумана. Однако впервые оказавшийся в столице, не посещавший к тому времени даже и Тбилиси, Баадур осмелился заглянуть во ВГИК, который показался ему «сумасшедшим местом», где только и стоит учиться. Впрочем, радикальная смена профиля все же объяснима: еще мальчиком он был заворожен атмосферой на съемках фильмов в местном лесу и на побережье. Некоторое время работал в Батуми помощником киномеханика. В 1955-м Цуладзе поступил на факультет режиссуры в мастерскую Александра Довженко, после смерти классика перешел к Михаилу Чиаурели. Занимался вместе с Ларисой Шепитько, Георгием Шенгелая и Отаром Иоселиани, который отмечал впоследствии, что Баадур сразу проявил себя как великолепный комедийный актер. Сам Цуладзе даже через десятилетия, отдавая должное Довженко, особенно выделял преподавателя по актерскому мастерству Ольгу Андреевну Якубовскую: «Именно она сделала из меня артиста!»

Снова хочется акцентировать неотчуждаемую потребность этого человека помнить и благодарить! Позднейшие беседы с ним полнятся именно жестами благодарности. Допустим, соседка по Батумскому двору, от которой в памяти осталась лишь фамилия, «Шамова», будучи квалифицированным педагогом по вокалу, научила разбирать оперные партитуры и навсегда привила любовь к серьезной музыке. «Поднимем бокал за прекрасных людей, с которыми меня свела судьба», «У меня все нормально, я ни на что не жалуюсь…» — ​этот по-настоящему высокий слог только на первый взгляд не вяжется с обликом жанрово нагруженного «толстяка». Внутренняя задача Цуладзе как раз в том и заключалась, чтобы нейтрализовать кажущуюся беззащитность чудака — ​благородством помыслов, которое гарантированно обеспечивает чудаку неуязвимость.

Устроившись после окончания ВГИКа на тбилисскую студию «Грузия-фильм», поначалу испытывает закономерные сложности: до самостоятельных режиссерских работ вроде еще не дорос, приходилось, зависнув в атмосфере неопределенности, томиться, пугая родственников. «Мама сильно переживала, что ее сын-вундеркинд попросту «простаивает», — ​вспоминала сестра Баадура. Однако попытки даже любящих людей убедить его сменить вектор движения не имели результата. Добродушный и внешне расслабленный молодой человек демонстрировал внутреннюю стойкость: «Мама, у каждого свой путь в жизни. Мне нравится мой путь, и я его продолжу». В короткометражке Михаила Кобахидзе «Свадьба» (1964) Цуладзе сыграет в крохотном эпизоде «человека с газетой». Удивительно, но нескольких секунд хватило, чтобы киношники увидели, а зрители приняли новую экранную звезду. «Этот эпизод — ​своего рода мой паспорт», — ​признавался Цуладзе.

Следом Отар Иоселиани снимает его в своем первом полнометражном шедевре «Листопад». А потом будут не менее известные грузинские картины: «Не горюй!» Георгия Данелии, «Мелодии Верийского квартала» Георгия Шенгелая, «Первая ласточка» Наны Мчедлидзе. Однако время всесоюзной известности наступит, когда Цуладзе вместе с Кахи Кавсадзе и Гиви Берикашвили составит переходящую из одной короткометражки в другую троицу дорожных рабочих: «Пари», «Три рубля», «Бабочка», «Лимонный торт», многие другие ленты образуют своего рода сериал, где лирическая интонация безупречно уравновешивает комическую составляющую. После того как Вицин — ​Моргунов — ​Никулин перестали появляться в новых картинах, десятки миллионов советских людей обратили свою нерастраченную любовь в сторону троих очень разных по характеру, но одинаково выразительных грузинских мужчин. Регулярные телевизионные показы сделали троицу легендарной, Цуладзе теперь приглашают не только в Москву, но и, допустим, в Минск. На студии «Беларусьфильм» в «Приключениях Буратино» он сыграл одну из самых известных своих ролей — ​хозяина харчевни «Три пескаря», который знатно готовит и столь же умело считает чужие золотые монеты.

Цуладзе органичен как в формально строгих шедеврах, вроде «Прошу слова» Панфилова, так и в музыкальных феериях, вроде «Сватовства гусара» Дружининой, или в лирических комедиях из жизни современников, вроде «Женатого холостяка» Владимира Рогового. Удивительный случай: даже пары минут достаточно, чтобы он запомнился, а зритель возрадовался. Значимая роль в его фильмографии принадлежит фильму Ираклия Квирикадзе «Пловец», где Цуладзе появляется в роли осуществляющего связь времен рассказчика, Антона Думбадзе, чьи мифологизированные уже предки по мужской линии ставили невиданные рекорды на открытой воде и чьей памяти он стремится быть достойным, хотя это практически невозможно. «Он — ​раблезианский герой», — ​высказывался про артиста Квирикадзе.

В «Блондинке за углом» Цуладзе дает в образе мясника Рашида Рашидовича сложную смесь настоянной на традиции исконной основательности с примитивностью агрессивного потребителя, удачно примкнувшего к соответствующему «коллективу единомышленников» и теперь принимающего за подлинную житейскую мудрость — ​предрассудки этой недавно оформившейся в реальную силу социальной группы, которая с одинаковым успехом паразитирует и самообманывается. В какой-то степени его персонаж сочетает в себе черты ведущих героев картины — ​«главного по тарелочкам» (Андрей Миронов) и той самой блондинки (Татьяна Догилева).

Его любимыми, его заветными картинами были «Большой вальс» Жюльена Дювивье и «Амаркорд» Федерико Феллини. Навсегда запомнил обидный выпад Орсона Уэллса в адрес своего любимого постановщика: «Все фильмы Феллини — ​лишь мечты провинциального мальчика о большом городе», однако же не с тем, чтобы разделить обиду с итальянским маэстро, а для того, чтобы лишний раз нащупать почву под ногами. Цуладзе до последнего опознавал себя в качестве провинциала: родная почва его питала, съемочная площадка давала возможность признаваться этой питательной среде в любви.