Виктор ИЛЬИН

08.12.2016

В последнее время значительно оживился традиционный диалог Культуры и Власти. Наглядный пример тому недавнее совместное заседание президентских Совета по культуре и искусству и Совета по русскому языку. Сохранение, возрождение и интерпретация в современном контексте классического наследия предков волнует сегодня не только специалистов, но и все большее число неравнодушных сограждан. Однако острые, порой на грани фола дискуссии, разворачивающиеся в сетевом пространстве, редко продуктивны. Ибо, как правило, балансирующие мнения различных общественных групп не могут сформулировать профессиональные решения, учитывающие культурологические, градостроительные, технические нюансы. 

В этом смысле вопрос любых изменений в ансамбле Московского Кремля — символе нашей государственности и духовно-историческом сердце России — затрагивает всех соотечественников. Ныне здесь наметился настоящий ренессанс: проведены масштабные археологические раскопки, расширяется музейная зона, эксперты обсуждают восстановление разрушенных монастырей и судьбу Дворца съездов. Своими размышлениями с «Культурой» поделился академик РАХ и РААСН, ректор МАРХИ Дмитрий Швидковский.

культура: Вы были среди участников одного из самых интригующих обсуждений — о судьбе утраченных памятников Московского Кремля. Имею в виду встречу с Владимиром Путиным летом 2014 года. Приглашение было неожиданным?
Швидковский: Конечно, не каждый день зовут к президенту страны... Однако есть в этом и дань традиции. МАРХИ — первая архитектурная школа Москвы и России, которая именовалась некогда школой Кремлевской экспедиции. Наша история начиналась с князя Дмитрия Ухтомского — главного архитектора Москвы при императрице Елизавете Петровне. Так что за плечами института почти триста лет, и в формировании градостроительного облика столицы наши специалисты всегда играли ведущую роль.

культура: На встрече с главой государства Вы решительно поддержали демонтаж 14-го корпуса и восстановление исторического кремлевского ансамбля. Однако теперь критики указывают на «композиционный пробел», образовавшийся в самом центре Кремля, и весьма скептически оценивают перспективы музейной экспозиции на месте археологических шурфов. Изменилась ли Ваша позиция?
Швидковский: Нет, она только укрепилась. Но давайте разделим вопрос на два: стоило ли сносить постройку советского времени и что появится вместо нее? Здание Школы военных курсантов имени ВЦИК, авторство которого ошибочно приписывали Ивану Рербергу, выглядело эпигонским и будто безмолвным на фоне всех других кремлевских строений. Каждое из них о чем-то говорит. Критикуют Кремлевский дворец съездов. Да, стилистически он контрастирует с окружающим ансамблем, однако несет образ имперской мощи СССР — эпохи, которой мы вправе гордиться. Следует сто раз подумать, прежде чем разрушать ее памятники, тем более, что Дворец съездов заменил строения, не имевшие большой культурно-исторической ценности.

Другая ситуация с 14-м корпусом. Его водрузили на месте ценнейших и в символическом, и в историческом отношении памятников, отражавших всю историю центра Первопрестольной. Чудов монастырь — древнейший в Кремле. Вознесенский монастырь начал строиться в XIV веке. Там сложился удивительный некрополь, по счастью, сохраненный в подклете Архангельского собора. Наконец, Малый Николаевский дворец — знаковый для русской культуры: Николай I давал в нем известную аудиенцию Александру Пушкину. Первым на встрече с президентом об этом напомнил Андрей Леонидович Баталов, замгендиректора Музеев Московского Кремля. Кстати, найден рисунок камина, перед которым император общался с поэтом...

Сам 14-й корпус не был сооружением, передававшим, если использовать выражение Константина Мельникова, «громовую симфонию революции». Ни функционально, ни стилистически оно не состоялось, и для меня всегда выглядело как бельмо на глазу. Об этом я и сказал президенту. 

Теперь о второй части вопроса — что делать дальше, восстанавливать ли утраченные памятники. На той же встрече было предложено разбить парк «с учетом дальнейшей работы». В августе этого года вышли президентские поручения по итогам осмотра парка на месте демонтированного 14-го корпуса. Завершается музеефикация открытых археологами фундаментов всех трех архитектурных комплексов на Ивановской площади. В подвальных помещениях корпуса, где обнаружили фундамент храма Чуда Михаила Архангела, создается полноценный музейный ансамбль. Разрабатываются новые туристические маршруты по территории Кремля.

Противоречит ли это возможному в дальнейшем восстановлению? Не думаю. Уже сегодня мы готовы предложить музею свои архитектурные реконструкции. Созданы десятки красочных планшетов с видами и планами разрушенных кремлевских памятников в разные эпохи. Летом 2016-го студенты МАРХИ представили на молодежном форуме «Таврида» реконструкции восточной части Кремля с монастырями и дворцом. С помощью трехмерной графики сделали модели построек и фильм, которые наглядно демонстрируют исторический облик Кремля в XIX столетии. Там же, в Крыму, ленту показали Владимиру Путину. Уверен, что она будет интересна самой широкой аудитории, зрелище завораживающее. 

Скажу и о перспективах. Для подлинно научной реконструкции, а не «архитектурных фантазий» и «условных реплик», от которых справедливо предостерегал Баталов, нужно время. Научная группа, сформированная Управлением делами президента РФ в 2015 году с участием МАРХИ, Академии акварели и изящных искусств Сергея Андрияки и Союза художников России, активно занимается поиском документальных источников по кремлевским памятникам. 

культура: Какие кафедры МАРХИ принимают участие в научной реконструкции Кремлевского ансамбля и какие могут подключиться к практической?
Швидковский: Это комплексная работа, где заняты архитекторы-градостроители, реставраторы, историки архитектуры, инженерные кафедры. Проект имеет огромное воспитательное значение, студенты в нем участвуют самым активным образом. При этом, хочу подчеркнуть, мы не «монополизируем» архитектурную реконструкцию. Помимо преподавателей МАРХИ, Александра Малинова и Елены Малой, в научной группе трудятся известные архитекторы и реставраторы: Владимир Киприн, Олег Журин, Алексей Мамонов, Ирина Руднева. Возглавляет ее сотрудник Управления делами президента Владислав Ковальский. К сожалению, недавно ушел из жизни Борис Винников. Это тяжелая утрата для всех нас и для нашего дела.

культура: Чувствуете ли Вы поддержку профессионального сообщества? 
Швидковский: Мнения разделились, что я считаю явлением здоровым и продуктивным. В ответ на критику и сомнения мы находим новые аргументы и новые источники. А в целом современные подходы весьма широки. После Второй мировой войны мир почувствовал, что история буквально уходит из-под ног. Поляки первыми с нуля отстроили целый город — Гданьск, а затем и Старо Място, исторический центр Варшавы. В Италии из руин поднят знаменитый монастырь Монтекассино. В Берлине возводится полностью уничтоженный Городской дворец. Недавно, побывав в Афинах, я был поражен, не обнаружив на месте Акрополя ничего. Только голая скала и большие строительные краны. А ведь это едва ли не первый памятник нашей цивилизации. Греки разбирали и восстанавливали его неоднократно, сверяясь со свежими данными и расчетами. Собор Парижской Богоматери был заново воздвигнут в XIX веке. Причем Виолле-ле-Дюк не только воссоздал галерею королей, уничтоженную решением революционного конвента, но и построил галерею химер, сделавшуюся едва ли не символом Нотр-Дам.

культура: Есть приверженцы аутентичного исполнительства, считающие, что музыка должна звучать точно как во времена, когда была написана. Вы не из их числа?
Швидковский: Это любопытное направление, но не более того. Любая духовная основа развивается в поколениях. Нельзя игнорировать талант последователей, исполнителей, мастеров, создающих новые инструменты, иные возможности для реализации творений минувшего. Наступает время, когда общество созревает для осознания исторического опыта. Пройдя в XX веке через революции с их неизбежной враждебностью к прошлому, мы обрели право на историю и обязательства перед нею. И мне кажется разумным, что наше поколение реализует их в восстановлении архитектурных памятников. Важно, как, с каким вкусом, уровнем знаний и подготовки к этому приступать.

культура: Известны разные примеры. Можно ли полагаться на имеющиеся силы и средства, прежде всего профессиональные? Признало ли наше и мировое архитектурное сообщество уже реализованный опыт возрождения памятников в России, в Москве?
Швидковский: Считаю безусловной удачей воссоздание Храма Христа Спасителя, Казанского собора на Красной площади. Появились доминанты, определившие направления важнейших векторов. Так, Бородинский мост, несущий память об Отечественной войне 1812 года, устремлен к главному памятнику этой победы — Храму Христа Спасителя. И с той же, градостроительной точки зрения взорванные монастыри Кремля имеют колоссальное значение. Посмотрите, как выглядит его силуэт в наших архитектурных реконструкциях... 

Еще значимее, нежели эстетическая составляющая, другая — духовная. Кремль — средоточие Русского мира в характерных его чертах и связях, положении в пространстве. Стольный град — исторический символ православия, самодержавия, народности. В любую эпоху мы заново возвращаемся к триаде власти, веры и народного духа, которую выдвинул граф Уваров, и переосмысляем ее. В том числе языком и образами архитектуры. А еще это центр русской универсальности. В нашей культуре заложено стремление к объединению, соборности, готовности делиться своим достоянием и воспринимать все ценное из других культур. 

культура: Многие столетия, влияния, стили. Есть ли среди них доминирующий, насколько органичен кремлевский ансамбль в своем стилистическом разнообразии?
Швидковский: Я дам несколько необычный ответ на этот вопрос. До сих пор в учебниках нет понятий ни русского, ни московского Ренессанса. Есть мало что говорящее определение архитектуры централизованного государства. Глубоко убежден, что культурные процессы в нашей стране не столь существенно отличались от тех, что протекали в Европе. Мы являлись полноправным, а затем и ведущим членом Византийского содружества наций, как определил его князь Дмитрий Оболенский. Мы были очень тесно связаны с искусством романского мира. Взгляните на храмы в Юрьеве-Польском и на Дмитровский собор во Владимире. Единственное, что разделило нас с Европой, — это эпоха готики. В период ордынского господства наша городская жизнь, городское строительство не могли быть столь интенсивными, как на Западе. И прямо от романского духа владимирской архитектуры произошел переход к духу Возрождения. 

Со второй половины царствования Ивана III до первой трети XVI века мы переживали свой Ренессанс, возросший на традиции поздних Палеологов. Греческие ученые из рухнувшей Византии направлялись и в Италию, и в Московию. Святой Иона, первый избранный в Москве митрополит всея Руси, определил русское благочестие как прежнее греческое богоустановленное благочестие. Это и есть идея московского Возрождения — восстановление идеального византийского мироустроения. Итальянские гуманисты стремились к формированию некоей идеальной среды в мирском культурном пространстве. Образцом для них служил Рим, для нас — Константинополь.

культура: Вам возразят, что цивилизационный раскол Европы прошел как раз по линии Рим — Константинополь: католицизм — на Западе, православие — на Востоке.
Швидковский: Расколов и в Европе, и в России было немало, в том числе церковных, однако наша цивилизация едина. Приведу еще пример из XV столетия: приехавший на Русь из Болоньи Аристотель Фьораванти первым делом отправился во Владимир. Оглядев соборы, он безошибочно определил: «Неких наших мастеров дело». Действительно, Андрей Боголюбский некогда просил Фридриха Барбароссу, императора Священной Римской империи, направить к нему мастеров-камнерезов. Они прибыли из итальянских земель — Комо, Модены. А в Юрьеве-Польском работали их ученики.

Притом сам Аристотель Фьораванти прекрасно понимал, что такое православная архитектура. Когда посол Семен Толбузин прибыл в Италию «мастера пытати церковного», Аристотель направился вместе с ним в Венецию, привел в собор Cв. Марка и заявил, что может построить такой же. (Летопись ошибочно передает его слова так, будто он сам его возвел.) Выбор Фьораванти ясен: он продемонстрировал московиту самый византийский храм, сотворенный в популярном тогда греческом стиле — maniera Greca. И как раз такого масштаба, как хотел великий князь.

культура: Итак, основополагающим стилем Московского Кремля Вы считаете московский Ренессанс? Какие памятники Вы относите к нему?
Швидковский: Прежде всего это стены и большинство башен, впоследствии видоизмененных. Успенский собор Аристотеля Фьораванти, собор Михаила Архангела, возведенный венецианцем Алоизио Ламберти да Монтаньяна. Наш крупнейший специалист Сергей Сергеевич Подъяпольский говорил, что затрудняется разделить мотивы Архангельского собора и венецианских построек того времени. Колокольня Ивана Великого была построена Боном Фрязином — представителем доныне здравствующей архитектурной династии Бони из итальянской Швейцарии (тогда — Ломбардии). Судя по планам ряда сооружений, Вознесенский монастырь также возводился с участием итальянских архитекторов.

культура: Однако можно ли утверждать, что духовная жизни в Московии была столь же богата, как в апеннинских городах, где кружки гуманистов сформировали богатейшую и разнообразную культурную среду?
Швидковский: Помните, как сказал в XIX веке канцлер Александр Горчаков? Россия сосредотачивается. Он говорил о политике, но это относилось и к жизни общества, его культуре. Из этого сосредоточения родился гений Достоевского. Когда оно нам удается, мы поднимаемся на недостижимые высоты. Конец XV столетия — расцвет исихазма на Руси, своим спокойствием, уединенной умной молитвой вызвавшего огромный духовный подъем, о котором мы можем судить по выдающимся произведениям Андрея Рублева, Дионисия. Иконы и фрески мастеров рублевского круга несут гораздо более зрелый ренессансный дух, нежели росписи капеллы дель Арена в Падуе, выполненные «первым художником Возрождения» Джотто.

Хочу подчеркнуть, что в понятии московский Ренессанс прилагательное ничуть не менее весомо, чем существительное. Он отличается своими пространственными характеристиками, своеобразной декоративностью, а главное, настолько богатым духовным и идейным содержанием, что вполне может претендовать на особое место в истории Возрождения европейского.

культура: Со времен Петра Чаадаева Россию часто обвиняют в том, что она испокон века жила заимствованиями, не рождая ничего своего. Видите ли Вы внутреннюю логику развития, которая опровергла бы это суждение?
Швидковский: Разумеется. Стили развивались и сменяли друг друга на нашей почве так же последовательно и закономерно, как по всей Европе. Как и там, Ренессансу у нас наследовал маньеризм. Его чистое воплощение — храм Василия Блаженного. Собор совершенно ренессансный в плане, но посмотрите его развитие: элементы древнерусского зодчества, готики, ренессанса и даже фортификационного искусства. Купола чередуются с крепостными башенками. Это и есть литературность, главная черта маньеризма второй половины XVI века. В Кремль он пришел в чужом, трудно узнаваемом обличье. Если внимательно приглядеться к Спасской башне, то обнаружим: готические формы составлены из классических элементов — своеобразный северный маньеризм, который привнес в XVII столетии Кристофер Галловей из Эдинбурга. Над постройкой он работал вместе с русскими каменщиками Бажена Огурцова. По существу, то же самое намеревался делать в XVIII веке Василий Баженов, развивавший повествовательный архитектурный язык, используя готические формы. И не он один к этому стремился.

культура: Считаете ли Вы органичными готические элементы в кремлевской архитектуре?
Швидковский: Вполне. Церковь Святой Екатерины, построенная Карлом Росси, — первая попытка привить санкт-петербургскую эстетику на московском древе. Петербургская неоготика декоративна (пример — Чесменская церковь), московская сдержаннее и строже. Это не уникальный, но весьма ценный памятник неорусского стиля, его разрушение обеднило и кремлевский ансамбль, и историю архитектуры.

культура: Обратив внимание на маньеризм, стиль промежуточный, мы как-то упустили целую эпоху, весьма значимую для Европы, — барокко. В Москве оно расцвело, но в Кремле его памятников мы не видим. Почему?
Швидковский: Декорация Ухтомским Ивановской площади к коронации Елизаветы Петровны, строительство Зимнего дворца Растрелли, велись как раз в стиле барокко. Однако классицисты, прежде всего Баженов и Казаков, определявшие в дальнейшем облик Первопрестольной, не переносили барочного духа и ликвидировали все его проявления в Кремле.

культура: Итак, мы подошли к классицизму. Помимо Сената, Казаков построил Дом митрополита Платона, который позже превратился в Малый Николаевский дворец. Какое значение имели два этих сооружения для формирования нового кремлевского ансамбля?
Швидковский: Они, без сомнения, составили эпоху, столь же значимую, как и московский Ренессанс. Дом Пашкова, Благородное собрание, Дворец московского генерал-губернатора, здание Московского университета в непосредственной близости от Кремля перекликались с ним, придавая Белокаменной новый облик. Эти тонкие стилистические связи нарушены бездумными разрушениями XX века. Город потерял очень много, и мы обязаны восстановить все, что в наших силах.