Алексей КОЛЕНСКИЙ

04.11.2015

Накануне 7 ноября на российские экраны прилетели «Ангелы революции». Сюжетной канвой картины Алексея Федорченко стали события Казымского восстания, поднятого в 30-х годах хантами и ненцами против строителей нового мира, пытавшихся окультурить языческий быт коренных народов тундры. После премьеры корреспондент «Культуры» обсудил с постановщиком судьбы революционного искусства и мятежных масс. 

культура: В образах «ангелов» угадываются черты легендарных советских художников. Возглавляющая бригаду революционерка Полина — реальное историческое лицо?
Федорченко: Да, бывший замнаркома просвещения Крыма Полина Ремпель (в замужестве Шнейдер). В прошлом — пламенная революционерка, по масштабу не уступавшая Ларисе Рейснер. Прототипами ее единомышленников послужили Сергей Эйзенштейн, создатель «Симфонии гудков» Арсений Авраамов, скульптор Степан Эрьзя, архитектор первого советского крематория Никифор Тамонькин, руководитель московского латышского театра «Скатувэ» Освальд Глазунов. 

Фильм не случайно начинается и заканчивается прокофьевской «Кантатой к ХХ-летию Октября». В финале под ее аккомпанемент звучит текст, высеченный на памятнике Карлу Марксу: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его...» Это — девиз русских авангардистов. Готовясь к съемкам, я изучил более четырехсот биографий художников тех лет, едва не утонул в невероятно богатой фактуре. 

культура: Картина напоминает насыщенный солевой раствор. Подобно кристаллам, в ней вырастают и тают футуристические инсталляции, от эпизода к эпизоду преображающие пространство. При этом язык «Ангелов революции» не вписывается в эйзенштейновскую концепцию монтажа аттракционов — Ваши образы взаимодействуют на невидимом уровне. Некоторые сцены рождались в процессе съемок? 
Федорченко: Да. Я тщательно готовлю раскадровку, но, работая в поле, ориентируюсь на декорации, бутафорию, погоду. Если на ум не приходят новые идеи — снимаю, как задумано. В любом случае мой метод остается неизменным: в каждой сцене главную роль играет «артефакт» — предмет, текст или образ, вокруг которого все и вертится. 

культура: Подобное самоограничение позволяет достичь полифонии? 
Федорченко: И одновременно связывает руки. Многие вскользь упомянутые или исчезнувшие при монтаже артефакты достойны песни. Например, обстоятельства создания архитектурно-футуристического проекта «Сатурний» или удивительные женские судьбы. Приключения Ирины Сахаровой, укравшей рецепт кефира у карачаевского бека, — чистый вестерн. Подвиги Людмилы Мокиевской-Зубок, погибшей в красном бронепоезде под Луганском, — мощный исторический боевик. Юлия Ауг собирается экранизировать историю примы театра «Скатувэ» Марии Лейко... Да и казымская эпопея Полины Шнейдер — лишь эпилог ее захватывающей биографии. 

культура: Авангардисты с энтузиазмом обживают приобскую тундру. Построили туземцам школу, клуб, фельдшерский пункт, наладили колхозное хозяйство, поставили спектакли, пригласили полетать на воздушном шаре и — были расстреляны неблагодарными учениками. Дети Земли испугались неба?
Федорченко: Я бы не заострял обстоятельства неизбежной летальной развязки. В реальности Полина Шнейдер нарушила сакральную границу, посетив священное озеро Нумто, к которому нельзя приближаться женщине.  Организовав два рыболовецких хозяйства, она отправилась на остров Казымской богини и — по неподтвержденным слухам — стреляла в идолов. Восставшие туземцы спасали свой мир от порчи и гибели, верили, что творят праведное дело.

культура: Граница между русским модерном и архаическим бытом малых народов оказалась непреодолима?
Федорченко: Она была просто ликвидирована. Осталось лишь никем не описанное, исследуемое мною пространство. Не знаю, как встретят современные ненцы и ханты «Ангелов революции», но «Небесные жены луговых мари» были приняты в штыки половиной марийцев. Националисты решили, что я опозорил их женщин на всю планету. Оправдывался: «Ими будут восхищаться»... Все напрасно — оппоненты сочли, что я оболгал целомудренных туземок. Источники позапрошлого века говорят о марийцах как раскованном языческом народе. Спорить с ними могут лишь малообразованные люди. 

Я не вижу особенных различий между русской и марийской деревней — люблю, ненавижу и то, и другое, но в работе стараюсь оставаться отрешенно-объективным наблюдателем. 

культура: Что из рассказов потомков восставших вошло в картину?
Федорченко: Кочевники не особенно разговорчивы. Узнав о Казымском восстании, я сразу отправился в ханты-мансийский Институт угроведения и два дня оттуда не вылезал. Прочитал очень хорошую книжку Татьяны Молдановой, начинающуюся на том месте, где заканчивается мой фильм: ее деда убивают красноармейцы, забирают ружье и оленей. Вдова остается в чуме с пятью детьми, обреченная на голодную смерть.

культура: Съемки проходили в местах описываемых событий? 
Федорченко: В Казыме и окрестностях Екатеринбурга. Школьные эпизоды снимали в сохранившейся избе Культбазы. А чудо-теремок, где заседает начальство края, нашли в деревне Кунара (в 20 км от Невьянска Свердловской области). Его построил в середине 60-х местный кузнец.

культура: Основные трудности?
Федорченко: Революция и народы Севера — самые заштампованные темы в нашем кино. Тщетно пытался найти художника, который сумел бы обойтись без танцев с бубнами. Пришлось — с любительским бесстрашием — дебютировать в новом амплуа. Был бы счастлив встретить единомышленника, способного придумывать миры. 

культура: Что значат для Вас понятия «революция» и «народное единство»?
Федорченко: Первое — цивилизационный скачок. Второе — мир как человеческая общность и гармония, противостоящие войне. Для меня это явление межнациональное, я патриот планеты Земля. Главное — сохранение глобального астрономического равновесия.

культура: Вы атеист?
Федорченко: Да. Думаю, что человечество имеет какой-то общий корень. Но объяснять загадочные явления действием неотмирных сил слишком просто, скучно и глупо. Природа сама по себе фантастична и до конца непознаваема. Это настоящая сокровищница захватывающих сюжетов. 

культура: Например? 
Федорченко: Пока — секрет. Сочиняя новый сценарий, перечитал гору книг по паразитологии. Это неисчерпаемая тема, уступающая лишь квантовой физике. Существуют паразиты паразитов паразитов, в общей сложности все они составляют девяносто процентов биомассы Земли. Жизнь на нашей планете фантастичнее «Звездных войн». К счастью, режиссерская профессия вынуждает расширять кругозор в самых неожиданных направлениях. 

При этом я неплохо ориентируюсь в священных текстах, готовлюсь поставить пьесу по Первой и Второй книге Царств. Конфликт Самуила, Саула и Давида представляется мне чрезвычайно современным. 

культура: Дерзкая затея.
Федорченко: Отчего же, мог бы экранизировать и Евангелие. 

культура: Один безбожник это уже сделал. Вам нравится Пазолини?
Федорченко: Не «Евангелие от Матфея», а «Цветок тысяча и одной ночи». Запредельный уровень. Вообще, любому жанру предпочитаю микроновеллы — «Перед восходом солнца» Зощенко, «Ни дня без строчки» Олеши. В этот ряд вписывается и мой соавтор, изучающий коми и марийцев ученый, писатель Денис Осокин. В 2003-м, заканчивая «Первых на Луне», прочитал несколько его рассказов, сказал: это мое, снял «Небесных жен», а теперь — «Ангелов».

культура: Революция для культуры — благо?
Федорченко: Причем данное нам в ощущениях: квартира, мебель, телепанель... Разве можно от них отказаться? Для меня главные достижения человечества — интернет и самолет. Они же — главные враги малых народов. Последние могут выжить и сохраниться только в информационно-пространственной изоляции. Сейчас это возможно только как следствие глобальной катастрофы, которой я, разумеется, никому не желаю. 

культура: Востребована ли революционная эстетика?
Федорченко: Я не являюсь поклонником авангарда, предпочитаю модернизм и конструктивизм. Современное искусство зашло в тупик. Вот уже около полувека оно занимается бесконечными самоповторами. Заметна растерянность, заполнение паузы. Каникулы модерна под названием постмодерн должны когда-нибудь закончиться. Контуры искусства будущего пока туманны, но, думаю, вот-вот появится новая философия, которая вдохнет в него жизнь. 

культура: А Вы не боитесь самоповторов? 
Федорченко: По первому образованию я экономист строительного производства, всегда предпочитал единичное массовому. Поэтому раствориться в сериалах мне не грозит.

культура: Вам ближе четвертое или седьмое ноября?
Федорченко: С моей точки зрения, это не праздники. Главные дни в году — Новый год, летнее равноденствие — не связаны ни с историей, ни с политикой. 

культура: День Победы связан.
Федорченко: Это общечеловеческий триумф. Я поверил в него с новой силой, когда по российским городам стихийно прошел «Бессмертный полк». Но, боюсь, бюрократия все погубит. А из гражданских праздников самый честный, чистый, безусловный для меня — День космонавтики. Это — наше и только наше. Очень жаль, что вокруг него не сложилось радостных традиций, добрых семейных ритуалов.