Татьяна УЛАНОВА, Московская область

19.09.2014

Страна пела о его беззаветной любви к матери и думала, что слова народные. А он обижался, когда называли песенником, и жил поэзией. Тихо, без пафоса. И умер так, что большинство не заметило. Будто и не был родной дом Виктора Федоровича уже при его жизни превращен в музей. В преддверии векового юбилея народного поэта спецкор «Культуры» отправилась в подмосковные Язвицы.

Полтора часа на электричке до Сергиева Посада. Минут сорок на маршрутке до Богородского. Дальше — как повезет... Попасть на родину Виктора Бокова без осложнений можно только на личном транспорте. Общественному путь заказан: трехкилометровый участок от автобусной остановки ждет лучших времен. 

Народный поэт

А ведь людей, удостоившихся музея при жизни, можно сосчитать по пальцам. В новой России, кроме Виктора Бокова, разве что Тихон Хренников и Михаил Калашников. За композитора звучали ноты, за оружейника стрелял автомат. Слава поэта была всенародной, но негромкой, даром, что с песни «На побывку едет молодой моряк» началась настоящая сольная карьера Людмилы Зыкиной. А «Оренбургский пуховый платок» стал неофициальным гимном области и визитной карточкой певицы. Прожив 95 лет, Виктор Федорович не заработал ни громких званий, ни сумасшедших денег. Из 90 подготовленных сборников напечатал полсотни. Первые стихи опубликовал в 45 лет, хотя был уже известен по журналам, и шестью годами раньше, в 1953-м, Борис Пастернак письменно просил руководство Союза писателей передать его очередь на издание книжки Виктору Бокову. (Библиографическая редкость — антология «Русская частушка», напечатанная в 1950-м и до сих пор не переизданная, не в счет.) «Сибирское сиденье», случившееся в 1942-м по доносу и продлившееся за колючей проволокой невыносимо долгие пять лет, увидело свет лишь в 1990-е. 

Жизнь угощала меня шоколадом / и шомполами, / Медом и горечью, / Порядочными людьми / и сволочью, / Истиной и заблуждением / И проволочным заграждением! / Это меня тюремный кощей / Держал на порции хлеба и щей — / Выстоял, / Выдержал, / Переварил, / Через такие горы перевалил, / Каких не знала еще география — / вот моя биография!

На родине Бокова, в крашенной в цвет сентябрьского солнца избе с деревянными кружевами, во главу угла ставят народность поэта. И, если хотите, русскость. Непоказную, непоколебимую — нынешним лжепатриотам перенять бы... Когда большинство использовало аббревиатуры СССР и РСФСР, славя строй и партию, Виктор Федорович продолжал писать о Родине, имя которой — Россия.      

Россия / Этой мой огонь. / Окоп. / Очаг. / Мое терпение. / И, наконец, / Моя любовь, / Пожизненное / Вдохновение...

* * *

Родину славить свою не позорно! / Все о России обязан ты знать! / Россию можно рассыпать, как зерна, / Можно ее по росинке собрать... 

— В советское время российских поэтов, можно сказать, и не было, только советские, — комментирует экскурсовод дома-музея в Язвицах Раиса Булатова. — Боков — чуть ли не единственный — остался национальным поэтом. Даже в 60–70-е годы, когда «народников» не замечали — в моде были Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Ахмадулина.

Спустя много лет он напишет:

Меня замалчивают правые, / Меня замалчивают левые. / А я хожу с косою травами, / Целую кашку нежно-белую.

Не единожды Бокова выдвигали на Госпремию. И каждый раз награда уходила другому. Возглавлявший правление СП РСФСР Сергей Михалков сказал ему как-то: «Витя, ты настоящий поэт и заслуживаешь Госпремии. Но премию дали другому. Почему? А ты подумай...» Одни считали, что нельзя обижать национальные республики, и Виктор Федорович должен был уступить место грузину или калмыку. Другие говорили — лагерное прошлое не позволяет носить поэту высокое звание лауреата. Третьи видели причину в крестьянско-лапотном, от сохи, происхождении. Какой бы ни была причина — народным поэтом Виктор Боков стал давно. Да и любят, как известно, не за звания. В Язвицах рассказывают: почитатели его таланта на Ставрополье в свое время собрали денег и отправили в Союз писателей — на Госпремию Бокову. Звучит как анекдот. Но в музее уверяют: чистая правда. 

— Стихи его только на первый взгляд просты и незамысловаты, — продолжает Булатова. — В них — и философское, и историческое осмысление того, что происходило в ХХ веке. Он прожил его со своей страной. И все события и перипетии интеллигентских судеб отразил в творчестве. Главное — стихи, написанные полвека назад, актуальны и сегодня.

Румянцем загорожусь и иду

Патриот до мозга костей, Боков страшно не любил официоза. Идет заседание Союза писателей. Виктор Федорович нарочно опаздывает, заходит на рынок, покупает репу, огурцы, лук. Входит в зал. На трибуне — докладчик. Но писателям он уже не нужен. То там, то тут хихикают — Боков направо-налево раздает овощи. То же самое происходило на радиостанции, куда он мог явиться с домашним сальцом. Умение снижать пафос дорогого стоит. И этому тоже можно поучиться у Бокова. А еще — настоящей русской речи, которая оказалась выброшенной на задворки литературы. В 60-е годы славянисты из Америки, изучавшие русский язык по старообрядцам, вздумали найти в Москве писателя с истинно народной речью. С ног сбились... Требованиям ученых удовлетворил только сохранивший самобытность народного языка Боков.

Уже в конце 1930-х Виктор Федорович работал во Всесоюзном доме народного творчества литконсультантом. Ездил с фольклорными экспедициями, изучал пословицы, поговорки, народный эпос (говорят, даже одним из первых перевел  «Калевалу» — во всяком случае, руны в его блокноте сохранились), записывал песни и частушки. Однажды на спор перепел воронежских студентов-фольклористов. Незапланированный концерт длился больше пяти часов — репертуар поэта насчитывал около тысячи частушек. Он мог отличить тамбовскую от забайкальской. И сочинял сам.

Я гуляла с Колею / С великою неволею, / А теперь я с Витею / Для общего развитию.

...Узкая железная кровать, на которой Виктор Боков спал в родительском доме. Подписанные красивым ровным почерком школьные тетради. Самый ценный экспонат дома-музея — икона Всех Святых, передававшаяся из поколения в поколение. Толстенная, из какой-то соцстраны, дубленка, в которой поэт любил гулять по Переделкино. Пишущая машинка Mercedes — безмолвный свидетель творческих мук поэта... Хотя, какие муки? На одной из многочисленных папок, хранящихся ныне в архиве, рукой Бокова выведено: «День за днем — что-нибудь да загнем». Виктор Федорович считался едва ли не самым плодовитым автором. И тем, кто страдал синдромом «ну, не пишется...», обычно советовали ехать к Бокову. А он вставал ни свет ни заря, шел в свой огородик, слушал соловьев и начинал сочинять.

Истоки его таланта — конечно, в Язвицах, на границе Владимирской и Московской областей. В крестьянской семье. У отца два с половиной класса церковно-приходской школы и серьезное подворье с пасекой. А мать обладала необыкновенным голосом. В хоре имени Пятницкого, услышав однажды, ахнули: такой тембр встречается один на тысячу. Да и разговаривала простая крестьянка образно — Шолохов и Фадеев, читая сделанные Боковым записи, только руками разводили.   

«Сидит меж моих сынов-соколов отец, мое солнышко всхожее, с ним мне всходить, с ним мне закатываться». 

«Иду по деревне, а мужики так и зарятся, так и зарятся (красивая я была молодая). А я реснички кину вниз, румянцем загорожусь и иду. Ни на одного мужика мой глаз не воссиял». 

От отца Федора Сергеевича, к слову, осталось найденное на чердаке дома «Жизнеописание» — с рассказами о деревне, которые теперь используют в экскурсиях по «боковским местам». И короткое стихотворение, которое он отправил в журнал: «Сел под липой пенсионер, Всем трудящимся пример»... Впрочем, поэтический и артистический дар, считал Боков, ему передался все-таки от мамы, Софьи Алексеевны. Получая к юбилею орден «За заслуги перед Отечеством» из рук Владимира Путина, Виктор Федорович прочитал:

Исток мой главный и родник звенящий, / Я чище и целебней не найду. / И если, как поэт я настоящий, / То только потому, что мать люблю. / Она мне родина, ручьи и водопады, / Она мне радость и печаль полей. / И все свои заслуги и награды / Я не себе присваиваю — ей.

Как воспитала неграмотная крестьянка в одном из шестерых детей такую безграничную любовь, можно прочесть разве что между строк Бокова.

Слово лечит

В Язвицах вам расскажут о Пришвине, разглядевшем артистический (стихи были еще сырыми) талант в деревенском пареньке и посоветовавшем побороть страсть к рисованию в пользу поэзии. О Платонове, с которым Боков приезжал на деревенский праздник Ивана Купалы. О Пастернаке, с которым провожал Марину Цветаеву в Елабугу. О том, что не единожды и не дважды влюблялся и в 54 года опубликовал сборник любовной лирики «Алевтина», посвященный последней супруге. О двух сыновьях и дочке. О программе «Играй, гармонь...», идея создания которой принадлежит поэту. О бессребреничестве, хлебосольстве и умении дружить... Память о Бокове в доме-музее сохраняют люди, которые застали последние годы его жизни. Они любят Виктора Федоровича. И любят свой музей. 

Труд 14 сотрудников муниципального музея во главе с директором Татьяной Остапенко оказался нужен жителям области. Губернатор даже разослал по всем предприятиям письма: поезжайте учиться в Язвицы. И обязал школы Сергиево-Посадского района возить детей «к Бокову». Интерактив в избе с русской печью увлекает: поесть каши из чугунка, посидеть за прялкой, подержать в руках ухват. Поиграть в «сороконожку» и научиться управлять ходулями... Впрочем, заставлять любить Бокова местных школьников, кажется, уже не надо. Они находят малоизвестные стихи и прозу Виктора Федоровича и участвуют в конкурсах чтецов.

Попеть частушки, поплясать с фольклорным ансамблем, отведать здоровой деревенской еды — за этим с удовольствием едут в Язвицы и взрослые. Среди больших праздников — «Зима-кружевница», «Летние забавы» и, конечно, «Боковская осень», приуроченная ко дню рождения поэта. В этом году фестиваль в Язвицах поддержит Концертный зал Чайковского в Москве — 21 сентября там состоится памятный вечер.   

— На нехватку средств мы не жалуемся, — говорит Татьяна Остапенко. — Экскурсовод в Язвицах получает 20–25 тысяч рублей в месяц. Плюс бонусная система, премии. При этом цена детского билета — 10 рублей, взрослого — 20. А для школьников и вовсе бесплатно. Одна проблема — с баянистами. Все на свадьбах. Бессребреников не осталось. 

В этом году вышел сборник стихов Виктора Бокова в серии «Великие поэты». Московские друзья, два года собиравшие в фонотеках страны записи его песен (нашли 90 из 150), подготовили подарочное издание из пяти альбомов. В доме-музее в Язвицах будет установлен бронзовый бюст поэта. А боровскому Дому культуры (в деревне Ильино Боровского района Калужской области Боков прожил десять лет после Сиблага) будет присвоено его имя. Но мне кажется, самому поэту было бы приятнее узнать, что его стихи... лечат. Ведь и мать сына учила: «Хорошее слово людям отдай, плохое — утопи, чтоб не мешало никому!» Программы для пожилых, ветеранов войны и инвалидов — особая статья в музейном деле. Ежемесячные визиты сотрудников язвицкого музея в учреждения соцзащиты района даже прозвали «боковской терапией». Рассказы  о поэте и пение действуют лучше всяких лекарств.