Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

06.02.2015

5 февраля в Галерее народного художника России Дмитрия Белюкина открылась выставка «Современники...» Среди участников — легендарный пейзажист Валентин Сидоров. Бывший худрук знаменитой «Академички», более двадцати лет возглавлявший Союз художников России, недавно пережил новый триумф — его полные спокойствия деревенские виды покорили зрителей Русского музея. А теперь выставку «Тихая моя Родина...» настойчиво зовут в Китай.

Из окон мастерской открывается, как говорит художник, самый красивый вид на столицу: Кремль, контуры высоток, разномастные домики старой Москвы. Однако Валентин Сидоров всю жизнь пишет другие пейзажи — впервые увиденные еще в детстве в родной Тверской области.

культура: «Тихая моя Родина» — название не только выставки, но и картины. Как оно появилось?
Сидоров: Это строка из стихотворения Николая Рубцова, которую ему подарил Василий Белов. А работу я задумал, когда увидел излучину реки Мсты. Чтобы написать первый этюд, пролез на чужое картофельное поле, вышел на середину — тринадцатую борозду. Вдруг вижу — идет мужичок. И кричит: «Что же ты, художник, картофь топчешь!» Отвечаю: «Не беспокойтесь, я аккуратно». Он продолжает: «А у нас за потраву полагается платить!» Говорю: «Хорошо, если истопчу». Он помолчал и сказал: «Давай деньги сейчас, а то Лидка в магазине на обед уйдет». Так я познакомился с Кузьмичом. Каждый раз, когда приходил на свою тринадцатую борозду, держал трояк в кармане — на бутылку водки. А пока писал, все мечтал — забраться бы повыше, увидеть пейзаж сверху. 

культура: Получилось?
Сидоров: Жизнь так распорядилась, что на этом месте построил дом. И привез туда матушку — у нее была ампутирована нога. Увидев излучину, мама охнула: «Сынок, разве напишешь эту красоту? На нее только смотреть можно». Каждое утро сажал ее на скамеечку перед домом, чтобы на пейзаж любовалась. Наконец дождался нужного настроения, приготовил холст. Начал писать облака, а мама снизу кличет. И просит нарисовать то тропинку, то березку, то две баньки. Я поначалу отмахивался, а потом понял — она называла дорогие сердцу детали. И постарался передать все — даже то, что не просила. Закончил «Тихую мою Родину» и должен был везти на выставку, а с мамой ночью случился приступ. Скончалась у меня на руках.

культура: Когда решили стать художником?
Сидоров: Однажды бабушка достала старинную хрестоматию и в первый раз прочитала стихи: «Вот моя деревня, вот мой дом родной...» На меня они сильно подействовали. Все просил: «Бабусь, еще». Пока она не сказала: «Ну все, устала, надо учиться самому». Открыл хрестоматию, а там репродукция Венецианова. С этого все и началось. Узнал в персонажах его картин маму, приятелей — увидел красоту знакомого края. Ведь Венецианов творил на Тверской земле, только в другом уезде.

культура: Вы сполна отдали дань великому живописцу: нашли могилу Алексея Гавриловича, а также его лучшего ученика, Григория Сороки...
Сидоров: Никто не знал, где похоронен Венецианов, — ни Министерство культуры, ни Третьяковская галерея. Деревни Сафонково, где он жил, давно нет. А потом соседка, Эсфирь Ацаркина, старший научный сотрудник Третьяковки, посоветовала обратиться в местную церковь. Приехал в нынешнее Венецианово, вижу, перед храмом бабушка колет ольховые дрова. Спрашиваю: «Знаете, где похоронен Венецианов?» Она отвечает: «Так на нашем погосте». И точно — сразу нашел надгробие. Чисто, прибрано, цветы лежат. Оказалось, учительница из Твери была, привозила учеников. Вот кто на самом деле в России хранит историю.

И где могила Сороки, тоже не знали. У этого художника трагическая судьба. Он был крепостным и не смог получить у барина, Николая Милюкова, вольную, чтобы учиться в Академии художеств. Любил — и взаимно — его дочь, Лидию. Однако Милюков женил его на крепостной барышне. В конце концов, Сорока покончил с собой. Я исходил все кладбище, но никак не мог найти могилы. Однажды подходит старушка. Спрашивает, что, мол, ищете? Говорю: «Бабушка, здесь когда-то жил художник Григорий Сорока». А она вдруг: «Ну как не знать его? Мой прадедушка учил Сороку грамоте». Оказалось, она правнучка священника, духовника Милюкова. Показала, где камни от фундамента кладбищенского сарая — из книг знал, что Сорока похоронен рядом. В следующий раз этих булыжников не нашел, растащили, но зато обнаружил холмик. А на нем — конфеты в блестящей обертке. Приехавший со мной Евгений Антонов, скульптор, сказал: «Их птички разносят на забытые могилки». Потом я обратился к патриарху Алексию II: дважды получал отказ, но на третий — отпели Григория Сороку.

культура: Откуда страсть к поискам?
Сидоров: С детства. Лет в десять-одиннадцать с мальчишками ловили рыбу в местах, где щуки были громадные, как крокодилы, — кусали нас. А грибы! Даже Солоухин говорил, что тут я номер один. Когда буду стоять перед шестикрылым серафимом и проситься в рай, скажу: единственное, что умел, — собирать грибы.

культура: А что еще находили?
Сидоров: Бабушка рассказывала: во время войны 1812 года французы заблудились и в сильный мороз спрятались в церкви. Мужики прознали об этом и топорами всех порешили. Похоронили французов где-то за храмом. Я загорелся: зазвал десять ребят на раскопки. Попробовали рыть в одном месте, другом. Неожиданно нашли блестящую пряжку. Следом еще одну. А затем — саблю! Лопухом протерли — блестит. Потом еще саблю обнаружили, поменьше. Когда делили, первая досталась нам. Идем, а мой двоюродный брат Коля подкидывает травинки, палочки и саблей — вжик! Я позади шел, и он так размахнулся, что лоб мне рассек. Кровь хлынула, все испугались. Целое лето ходил с забинтованной головой. Шрам до сих пор остался. А бабушка саблю потом использовала вместо кочерги, когда топила маленькую зимнюю печку. Я написал небольшой этюд и так жалею, что не сделал картину: русская старуха французской саблей — унтер-офицера, как потом выяснилось — поправляет угольки.

культура: А что за знаменитый сад был в деревне?
Сидоров: Подарок князя Григория Григорьевича Гагарина. Мой прадед, Василий Дмитриевич, и прабабушка, Марфа Васильевна, считались его крестьянами. Прадед, кстати, был человеком крепких устоев. До ста лет не знал, что такое вино. Но потом в мороз поехал с мужиками, замерз, и в трактире ему налили водки. Он попробовал — так понравилось! Умер на 106-м году от запоя — а ведь мог бы до 120 лет дожить. А прабабушка была кормилицей детей князя. До сих пор ищу их потомков — по русской традиции мы молочные братья. 

Гагарин очень хорошо относился к моим. И к бабушке. Когда пришла пора отдавать ее замуж, распорядился о приданом — подарил саженцы: 60 яблонь двенадцати сортов. «Этим садом, Еленка, — сказал князь, — будешь детей поднимать». Последнее яблоко — а они зимой хранились в подполе — съел я, когда в 1939 году приехал на каникулы. Стояли сильные холода: весь сад замерз. Бабушка три года отливала его водой, но деревья так и не ожили. А ведь яблоки были необыкновенные. Я такие сорта видел только в Домотканово, возле Твери. Родственник Гагарина был селекционером: они разводили саженцы и продавали. В Домотканово сад находился на южной стороне — он выдержал морозы. Но теперь и его не осталось.

А в Карачарово, бывшем имении Гагарина, сохранился дом. И памятник любимой собаке князя. А самому Григорию Григорьевичу даже бюстика не поставили. Хотя он легендарная личность. Дружил с Лермонтовым — вместе писали картины. В Русском музее хранится более 2000 рисунков Гагарина. Поскольку именно я съел последнее яблоко из его сада, пытаюсь что-то сделать. Хотелось бы организовать в доме музей. Иногда думаю, что творчеству не уделяю достаточно времени. Но ведь и остальных дел оставлять нельзя. Кто же тогда?..

Пейзажи Валентина Сидорова