13.07.2016
культура: Вы были в Пальмире на концерте Симфонического оркестра под руководством Валерия Гергиева. Это стало событием всемирного значения. Но, скажите, не было ли Вам страшно за музыкантов? Обеспечили ли должный уровень охраны сирийские военные? Ведь линия фронта проходила лишь в нескольких десятках километров от амфитеатра...
Поддубный: Я и не думал о безопасности. Я провел в Сирии достаточно много времени, чтобы понимать: там, где находились музыканты, вряд ли могло что-то случиться. А что касается сирийских военных, понимаете, тут были воодушевлены и шокированы даже те люди, которые абсолютно ничего не понимают в классической музыке, даже те сирийские военные, которые вообще не знают, кто такой Валерий Гергиев. Безусловно, до их сведения довели, что Гергиев — мировая величина. Но они были поражены самим фактом концерта. Собственно говоря, это был не концерт, а символ того, что террористов можно победить и потом начать движение к мирной жизни.
культура: А сирийские рядовые солдаты осознают ценность Пальмиры как памятника цивилизации, не имеющего прямого отношения к арабско-мусульманскому миру?
Поддубный: Прекрасно осознают. Сирия гордится Пальмирой, а солдаты правительственной армии — это часть своей страны. Все они с детства, в общем, знают, что Пальмира — памятник мирового значения. Поэтому, безусловно, понимают, что это не только национальное достояние.
культура: Вы уже столько времени провели там на линии фронта. Скажите: есть ли разница в боевой тактике ИГИЛ и других боевиков?
Поддубный: Может, люди военные в Сирии лучше меня в этом разбираются или чаще сталкиваются с разными бандформированиями. Я работал там, где в основном действуют «Джебхат ан-Нусра» и ИГИЛ. На мой взгляд, тактикой они оперируют примерно одинаковой.
Используют самодельные взрывные устройства и смертников. Берут, как правило, легкие автомобили, обшитые листами металла, с ДШК (станковый крупнокалиберный пулемет Дегтярева — Шпагина) на борту. Но всегда у ИГИЛ — это прямо за правило — первыми появляются смертники на бронетехнике, которая буквально под завязку начинена тротилом. Ее невозможно остановить стрелковым оружием. Они взрывают точку прорыва, после чего начинается атака. Как правило, они сосредотачивают силы на одном направлении. Правда, иногда могут сначала сделать какой-то отвлекающий маневр в ином месте, но вот именно там, где прогремит взрыв, там и начнется прорыв. Таким образом они дерзко занимают стратегически важные участки, выбивая оттуда правительственные силы. Это наступательная тактика.
Оборонительная же отличается тем, что они очень мобильно используют резервы, не концентрируются по всей линии обороны. Лишь выставляют наблюдателей и в случае, если замечают, что организовывается какое-то серьезное давление на ту или иную точку, быстро перебрасывают туда резервы, при этом применяют артиллерию. Причем ведут постоянный беспокоящий огонь, маневрируют огнем. То есть, несмотря на то, что в целом не так много имеют артиллерийских систем, они их достаточно эффективно используют.
культура: Говорят, в «Нусре» преобладают сирийцы, а большинство в ИГИЛ — иностранцы. Есть ли примеры того, что первая все же старается щадить гражданских местных жителей, а игиловцам — вообще все равно?
Поддубный: Сложно сказать. «Исламское государство» — это организация, которая убивает всех нелояльных себе людей. Мирным населением там считаются только сунниты, поддерживающие ее деятельность. У «Нусры» идеология немного иная, но не могу оценить, насколько она бережно или расточительно относится к простым сирийцам.
Разница между ИГИЛ и «Нусрой» проявляется только в силах, средствах и в уровне боеготовности. У последней иногда не хватает боевого потенциала, порой отряды явно менее обучены, а боеготовность отрядов ИГИЛ чаще производит гораздо более мощное впечатление. Но все зависит от того или иного участка фронта: где-то и «халифат» воюет недостаточно эффективно. А «Нусра», напротив, выставляет опытных, матерых боевиков.
культура: Могли бы Вы, как эксперт, попытаться предугадать ход событий в Сирии на ближайший год?
Поддубный: Там настолько много сочетается факторов, влияющих на ситуацию, что любой эксперт, который вам скажет: «Я знаю, как будет в Сирии через год», либо некомпетентен, либо слишком самоуверен. Вспомните, когда в сентябре начиналась операция ВКС России, — тогда многие политологи делали какие-то прогнозы, которые теперь кажутся смешными как минимум. Вот и я не хочу выглядеть глупо и смешно.
культура: Как-то Вы посетили журфак одного вуза. Выступили не для публикации, но по итогам мероприятия некая студентка записала по памяти Ваши тезисы и потом вывесила в блоге: «Журналист на войне — это все-таки турист. Он же не с автоматом бегает и не убивает людей. Журналист наблюдает. Он не участник этих событий, а максимум — потерпевший». Вот еще Ваше признание: «Это и адреналин, и ощущение, что ты делаешь что-то по-настоящему важное. Это и непередаваемые ощущения, когда по тебе стреляют, но ты живой. И ты сделал свою работу, и сделал все правильно». Другие репортеры признавались, что «подсаживались» уже после нескольких военных командировок. По их словам, это как «экстремальный туризм». Вы могли бы сказать, что для Вас сегодня важнее: адреналин или профессиональная необходимость?
Поддубный: В первую очередь профессиональная необходимость. Остальное — это мое личное.
культура: В интервью нашей газете прославившийся в Донбассе военный телерепортер Грэм Филлипс рассказывал: «Женя мне очень сильно по-человечески помогал. Я помню баррикады в Славянске. Я тогда работал на RT, ждал выхода в эфир. Вдруг подбежал ополченец: «Ты кто такой, черт подери? Английский шпион?» Я еще русский язык совсем не знал и не мог ответить. Женя тогда заступился и сказал: «Нет, это наш человек. Не трогать!» Было такое? Филлипс не приукрасил?
Поддубный: Да, было дело...
культура: В начале январе на сайте Би-би-си появилась статья, автор которой на полном серьезе писал: топ-пропагандист Поддубный вернулся в Донбасс, значит, готовится «новое русское наступление». Вы испытываете гордость, читая подобные строки? Вашим перемещениям придается такое большое значение.
Поддубный: Смешно становится, даже как-то по-доброму смешно. В России никому, слава Богу, всерьез в голову не приходит отслеживать топ-пропагандистов западных медиа, приезжающих на Ближний Восток, и предрекать в связи с этим улучшение или ухудшение ситуации. Все-таки есть куда более серьезные маркеры.
Я прочитал этот материал Би-би-си и позвонил своим друзьям, которые работают в британском холдинге. Мы с ними вместе посмеялись. Они сказали: «Слушай, старик. У нас большая корпорация, всякое бывает». К этому нужно относиться вообще с юмором.
культура: Как продвигается Ваш арабский язык? Вы признавались, что начали изучать его в Сирии.
Поддубный: Как шутят арабисты: первые 20 лет сложно, а потом чуть попроще. Так и продвигается. На простом уровне уже могу объясниться. Но первые 20 лет еще не прошли. Это очень богатый язык, художественный, я бы даже сказал, язык поэтов. Арабские стихи очень красивы. Считаю, на него у нас обращают недостаточно внимания. А ведь его просто интересно учить.
культура: Один из читателей «Культуры» попросил задать Вам такой вопрос: «Бывает ли, что Поддубный на фронте в минуты затишья мечтает о мире на всей Земле?» Вы как психолог по образованию и военный репортер допускаете возможность, что человечество однажды прекратит воевать?
Поддубный: Я очень люблю научную фантастику и различные утопии. Конечно, я бы хотел, чтобы наши праправнуки в одной из таких утопий пожили, но мне кажется, на нашем веку такого точно не будет.
культура: Вас уже несколько раз награждали. Что чувствуешь, когда принимаешь орден или медаль из рук президента?
Поддубный: Получать государственные награды в Кремле — это гордость и честь. Огромная честь.