Николай ИРИН

23.11.2017

Первый канал сначала активно разрекламировал фильм «Крылья империи», а затем, показав четыре серии из двенадцати, внезапно изъял ленту из сетки вещания. На смену «Крыльям» пришли «Большие деньги». Официальная версия рокировки — «низкие рейтинги». 

Однако заинтересованные сетевые пользователи на форумах стали выдвигать самые разные версии. А крик души «не помню столь скотского отношения к зрителю, немедленно верните сериал в эфир» заставил подозревать, что многим все-таки было интересно. По первым эпизодам попытаемся разобраться, что послужило причиной подрезать «Крылья империи».

«Крылья» — режиссерская работа Игоря Копылова, известного петербургского актера, драматурга и постановщика. Два его последних сериала, показанных на НТВ «Ленинград 46» и «Наше счастливое завтра», были выстроены на послевоенном материале. Попытка повысить статус, перебравшись на Первый, не удалась. Возможно, дело в том, что границы дозволенного на НТВ, позиционирующем себя в качестве канала, работающего с брутально-предельным материалом, иные, чем на Первом. Итак, для начала констатируем форматное несовпадение. Бывает.

Теперь разберемся с содержательной стороной. «Крылья...» были приурочены к юбилею Октября 17-го. События охватывают период с 1913-го по 1921-й. Четвертая серия, впрочем, подобралась лишь к 16-му, где англичане через своих агентов влияния усиленно готовят убийство Распутина, народные волнения в столице и смену монархического правления на демократию. «Англичанка гадит», империю пошатывает, а три центральных героя проживают свои частные обстоятельства. В этом, похоже, и был замысел: показать, что полнота личного существования никак не ограничена внешним драматизмом, и социальные кошмары не обязательно ставят предел внутреннему развитию отдельного человечка.

Все три центральных персонажа из разных сословий. Сергей Кирсанов-Двинский (Милош Бикович) предельно родовит. Мама Сергея выговаривает его избраннице: «Видите ли, Софья, у меня нет цели Вас обидеть, но у Вас нет породы... Законы природы не дают двум разным видам скрещиваться». В подобные моменты всякий зритель самоопределяется. Безродный человек, который полагается исключительно на себя, явно или неявно мычит нечто вроде «а-а-а, все с вами ясно, господа социальные дарвинисты; кем бы там ни были большевики, страна с такой вот элитой выжить не могла, да и не должна была». Но если вы бормочете что-то другое, то обрекаете себя на досаду от того, что происходит на экране в социальном измерении.

Меня, например, нисколько не интересуют англичане, которые, кстати, почему-то оказались и на экране, и в жизни пронырливее, ловчее отечественных тайных агентов. Тем более, что англичане допускают тут следующие высказывания: «Боже мой, ну и рожи у этих русских: как будто их все время бьют». Однако что мне обижаться на англичанина, он взаправду иного вида, с другим, извиняюсь, набором хромосом. Зато про надменную барыньку забыть почему-то никак не получается. В результате соглашаюсь с ходом истории. Говорю уже уверенно, не мыча: страшная година, трудные испытания, однако движение поступательное и нравственно оправданное. Добавляю: какой благородный путь, какой таинственный промысел, какая великая страна. Однако, люди, солидарные с барыней, снова досадуют: «Историческая ошибка! Предательство большевиков! А счастье было так близко!» Ваше, не мое.

Родную сестру второго главного героя, простака Матвея Осипова (Григорий Некрасов), изнасиловал развратный чиновник-богатей Феофилов. Маша сначала попадает в психушку, а потом кончает с собой. Выследивший злодея Матвей долго и мучительно рыскает с ножичком по коридорам публичного дома, в одной из комнат которого Феофилов истязает очередную девочку-подростка. Тут за каждой дверкой, извиняюсь, трах-перетрах, разврат, слезы пополам со спермой. Наверняка, сцены подобного рода послужили одной из причин вывода сериала за пределы эфирного времени.

Акцентируется момент сладострастного кормления очередной девочки фирменным феофиловским пирожным: прежде чем Матвей вонзит лезвие в развратника, намеренно не кормленную трое суток жертву заставят, облизывая жирный палец самца-доминанта, повторять «сладко, сладко» и опускать ниц испуганные очи. Нужны ли такие подробности, оскорбляют ли они нравственное чувство зрителя, дают ли ему в пользование опасную поведенческую модель? На мой взгляд, не нужны, оскорбляют, дают поведенческую модель. Социальная образность есть продукт эпохи. До сих пор народу памятна перестроечного происхождения реплика с одного из телемостов: «В СССР секса нет». Кто-то протестует, кто-то соглашается, все зависит от горизонта восприятия. Ведь имеется в виду не физиологический аспект, а именно отражающая физиологию система образов. Нужно же понимать, что трудно работающий человек любого пола элементарно не имеет сил и времени на производство, даже и на внутренний заказ стимулирующих фантазий. В «Крыльях истории» на материале жизни третьего центрального персонажа, Софьи Беккер (Ксения Лукьянчикова), прототипом которой в значительной мере является Лариса Рейснер, немки и булочницы по происхождению, поэтессы по внутреннему строю, — дается жизнь предреволюционной петроградской богемы.

Люди, целенаправленно культивирующие поэтические фантазмы, имеющие соревновательный азарт, свободные деньги и фактически неограниченный досуг, с неизбежностью начинают расширять жизненные горизонты, пускаясь в эксперименты еще и жизнестроительного характера. Буржуазия заказывает — поэты соответствуют. Советская власть осознанно культивировала это самое «в СССР секса нет» именно потому, что для фривольной образности не было социальной базы. Соглашаясь на расслоение и буржуазный стандарт, страна автоматически подписывается еще и на расширительный характер публичной чувственности. Это расширение будет так или иначе воспроизводиться вне зависимости от запретительных усилий, даже не сомневайтесь. Единственный реальный способ сохранения социального и этического равновесия — неустанная аналитическая работа по осознанию того — кто, для чего и на какие деньги.

Мог ли, допустим, Игорь Копылов вовсе отказаться от микросюжетов, впрочем, и без того пунктирно намеченных, с сексуальным насилием и богемным развратом? Мог. Почему же он не стал этого делать, не захотел естественным образом подстраховаться? Потому что находится в контексте и в производственном цикле. Верхи давно уже спустили низам образность такого рода, что теперь даже и в самой массовой продукции без пикантных подробностей никуда. Низы теперь тоже заказывают свой «кусочек секса», художники вынуждены поэтому соответствовать. Поскольку образная сдержанность советского разлива тридцать лет высмеивалась, а ее носители дискредитировались, никто более не хочет с этой сдержанностью солидаризироваться. Чем больше поэтому ругают и высмеивают «совок», тем большую образную свободу получаем на выходе.

С другой стороны, по четырем сериям «Крыльев...» сложилось ощущение, что авторы намереваются оставить Большую Историю в покое, разрешив при этом частным лицам свободу воли, выбора и, соответственно, определив каждому меру ответственности за выбор. Подкупило, что террор и разврат даются в качестве приложения к социальному контексту, который не вполне хорош уже потому, что был этой самой Большой Историей осужден, преодолен, оставлен на обочине. Зато люди — спесивый отважный Сергей, манерная мечтательная Софья, простоватый ловкий Матвей — не сводятся тут ни к спеси и гордыне, ни к кокаину и плохим стихам, ни к балалайке и большевистскому подполью. Люди сделаны намеренно жирными мазками, все три исполнителя играют чуть шаржированно. Они словно герои комикса, каждый из которых выступает как символ определенного массового умонастроения.

Явственно слышен и такой мотив: узаконенная самодовольная праздность провоцирует гибель. Герои комикса по определению деятельны. Да, будучи всего лишь людьми, эти трое делают одну глупость за другой. Однако, будучи людьми деятельными, меняют мир. Пока мы остаемся на территории светской культуры, давайте же признаем, что без фантазий и приключений, драматичных, двусмысленных и ярких, — никуда. Через плотную ткань приключений и страстей тоже кое-что сущностное просвечивает. В этом смысле «Крылья империи», кажется, придуманы были грамотно, качественно.

Наконец, неожиданная, но сильная метафора. Начинается лента с эпизода, где легендарный основатель оркестра русских народных инструментов Василий Андреев обучает музыке наследника престола. «Готовься, Алекс, будущий император будет к тому же виртуозом в игре на балалайке!» — торжественно объявляет супруге Николай. «Милый бэби! Надеюсь, народ это оценит!» — отвечает Александра Федоровна. У императора здесь верное предчувствие назревающего массового общества и сопутствующей массовой культуры, по определению умиротворяющей, смягчающей нравы, эмоционально соединяющей. Итак, культура существует для того, чтобы, занимательно анализируя положение дел в социуме, обеспечивать пропадающим на производстве, в офисе и на пашне согражданам осознанное отношение к окружающей действительности. Чтобы нейтрализовать жгучие противоречия. В итоге награжден будет тот, кто со смирением и без изъятий принимает прошлое, внимательно вслушиваясь в гул настоящего.