Евгения ЛОГВИНОВА, Санкт-Петербург

20.09.2018

«Культура» завершает освещение 100-летнего юбилея музеев — бывших царских резиденций Петербурга. В финальном интервью на вопросы отвечает Елена Кальницкая, генеральный директор ГМЗ «Петергоф», в состав которого входят 32 музея на территории парадной летней резиденции, дворцово-парковые ансамбли Александрии, Ораниенбаума, островов Колонистского парка и Стрельны.

культура: Как отметил столетие музейной жизни самый известный из пригородных дворцов-музеев Санкт-Петербурга?
Кальницкая: Петергоф еще в процессе. Это большая масштабная программа, и она реализована не полностью. Мы посвятили событию праздник на Большом каскаде, поставив задачу рассказать не только о петергофской истории, но и обо  всех четырех дворцах-музеях. Юбилей — хороший повод подумать, заново осмыслить их историю в XX столетии. Мы, возможно, не осознавали в полной мере, что это была одна сплошная драма, переходящая в трагедию. И дело не только в войне. На самом деле, трагедии начались сразу после революции. Сначала было непонятно, какими должны стать эти музеи, кто их возглавит. Вопрос актуальный и сейчас: кому управлять музеем — профессионалу — искусствоведу-историку — или, как теперь говорят, топ-менеджеру.

В первый год Луначарский сумел в каждый дворец назначить пусть и не музейщика, но первоклассного историка искусства. Достаточно назвать создателя Зубовского института Валентина Зубова, который пришел «красным» директором в Гатчину. Или Александра Половцева, дипломата и коллекционера, побочного правнука Павла I, управлявшего «Павловском». А также блестяще образованного Георгия Лукомского, работавшего в «Царском Селе». И, наконец, Федора Бернштама, назначенного в Петергоф.

К каждому из директоров вскоре приставили комиссаров, которые по уровню образованности им, конечно, не соответствовали. Возникли конфликты, и появилось своего рода двоевластие. Трое из руководителей музеев не выдержали нервного напряжения и давления властей и скоро уехали в эмиграцию, в основном во Францию, где продолжали служить верой и правдой русскому искусству. Изучением их мемуаров и статей я последнее время занималась.

Юбилей дал нам толчок для научной деятельности. Сейчас работаю над книгой по бытовой истории Петергофа: как ели, пили, одевались, причесывались, лечились, рождались и умирали его обитатели.

Главный проект к юбилею — совместная выставка четырех музеев-заповедников в ЦВЗ «Манеж». Для нас это был безумно трудный проект, который осложнился еще тем, что привлекли театрального режиссера Андрея Могучего. Музейный человек, ученый, мыслит фактами, а театральный художник — образами. В итоге получилась не выставка, а мультимедийный спектакль, хотя в экспозиции участвуют и подлинные вещи. Обобщающей фигурой проекта стал образ девочки. Выросшая недалеко от Александровского дворца в Царском Селе, она, совсем маленькая, пишет дневник, какие-то записочки о том, как Николай II превращается в простого штатского человека, как покидает дворец. Когда девочка выросла, она стала музейным работником, на ее долю выпадает эвакуация, хранение музейных ценностей во время войны и многое другое. Текст от лица героини читает Алиса Бруновна Фрейндлих.

культура: Известны мечты Петра I сделать Петергоф лучше Версаля. По Вашему мнению, сегодня это по-прежнему актуально?
Кальницкая: Своеобразно отношусь к подобному сравнению. Чем больше думаю, тем отчетливее понимаю — Петергоф не повторение Версаля. Петр видел очень много во время заграничного путешествия: фонтаны в Германии, Италии, Голландии. Однако в то время Версаль был именем нарицательным, считалось, все лучшее, что есть в архитектуре, в интерьере, идет от Людовика XIV. Петру повезло: он нашел природную систему, превосходившую по техническим возможностям Версаль. Пройдет немного времени, и один европейский путешественник — Жан-Жак Туссеман скажет: «Версаль, ты теперь отстаешь, потому что блистательный Петергоф опередил тебя». В 1723 году сюда приехали иностранные дипломаты. Петр показал им почти готовый проект, и они были потрясены. Вообще в мире мало людей, которым удалось генерировать грандиозную идею и при жизни увидеть ее воплощение. Русский император и прожил-то недолго, чуть больше пятидесяти лет, а все успел: и Петербург заложил и построил, и Петергоф придумал и организовал.

культура: Что покажут на осеннем празднике фонтанов 21 и 22 сентября?
Кальницкая: Наши традиционные торжества не привязаны к юбилею. Это аудиовизуальный спектакль, 3D-проекция и мэппинг на фасаде дворца. В этом году представление называется «Театральный роман» и посвящено предстоящему Году театра. Спектакль получился очень веселый и легкий.

культура: Вас считают поклонницей мультимедийных технологий.
Кальницкая: Да, занимаюсь этим уже 15 лет. Кстати, инновационной составляющей докторской диссертации, которую я защитила десять лет назад, была мультимедийная реконструкция памятников архитектуры по историческим чертежам. Моим первым опытом стала реконструкция Михайловского замка, а потом был сделан проект «Утраченный Петербург». Он и сейчас существует на портале образовательных ресурсов, где мы с партнерами виртуально воссоздали многие утраченные памятники архитектуры. Однако приоритет подлинности никто не отменял, и музей создан для того, чтобы показывать аутентичные вещи. Можно, конечно, сделать музей без вещей, только это будет не музей. Виртуальные выставки мне душу не греют. Мультимедийными средствами надо пользоваться как источниками дополнительной информации.

культура: Недавно в Ораниенбауме открылся после реставрации Церковный павильон Большого Меншиковского дворца. Когда будет восстановлена Нижняя дача, любимое место отдыха Николая II? Какие еще ставите задачи?
Кальницкая: С Ораниенбаумом вопрос идет в позитивную сторону: в этом году открыли Церковный павильон, дворец Петра III и сейчас мы выполняем функции государственного заказчика по Катальной горке. Через два года будем иметь полный комплект завершенных основных памятников. Но есть вот такой вопрос. Северо-западная дирекция — это подразделение Министерства культуры, многие годы выполняет функции госзаказчика на основных постройках. Мне же кажется, музей сам должен быть заказчиком, потому что он вкладывает в это дело больше души и понимания.

Нижняя дача, как и Ропшинский дворец, не восстанавливается по финансовым причинам. Ропшу мы бы и сегодня делали, пусть долго и мучительно, но Министерство культуры финансировать работы не смогло. Нашлись другие варианты, и, я надеюсь, Ропша будет спасена. За счет внебюджетных средств мы сделали интересный и инновационный проект реставрации Нижней дачи, он уже везде согласован.

культура: В чем новизна Вашего подхода?
Кальницкая: Восстанавливать руинированные объекты чрезвычайно сложно. Закон запрещает воссоздание, нельзя строить их заново. А если ничего не сохранилось? Ты все равно должен что-то законсервировать, а что-то достроить. Нижняя дача была взорвана в 1960-х годах, и в окружающем ее закопанном рве нашлось во время археологических работ много фрагментов. И вот с этими фрагментами, в принципе, можно было работать, но полностью они не складывались в законченную форму здания. Чем заполнять пустоты? Либо каким-то другим материалом, либо стеклом. Будут как бы стены с «заплатами» — в этом и состоит инновация. Вот аналогичный пример. В Дрездене есть церковь Фрауэнкирхе, которая пребывала в руинах десятки лет как памятник военному варварству. Недавно ее восстановили, весь Евросоюз собирал деньги. Самые мельчайшие фрагменты исторической кладки были интегрированы в новое здание. Что интересно: как правило, проходит время, и неподлинное обретает некую подлинность. Так произошло, например, с нашим Монплезиром.

культура: Фонтанному водоводу, который питает все водные системы Петергофа, почти три века. В каком состоянии сегодня находится это уникальное гидротехническое сооружение?
Кальницкая: Требуются денежные вложения. Это гигантская система в 56 километров. На Ропшинских высотах Петр нашел источники, которые били из земли. Так как они расположены наверху, над Петергофом, нужно было проложить искусственное русло. Сначала делали деревянные трубы, потом их поменяли на цинковые (там везде до сих пор старые трубы XIX века), устроили накопительные бассейны и шлюзы. Фонтаны сутками работать не могут, должен быть перерыв в восемь часов. За это время накапливается вода и создается естественный напор, который дает жизнь фонтанам, а система заглушек и насадок организует и направляет поток. Каждый фонтан имеет также собственное техническое устройство.

У водоподводящей системы должна быть продуманная система эксплуатации: она проходит по территории Петродворцового района и Ленинградской области. Всего 14 километров этого водовода обслуживает город, и там его состояние хорошее, чего не скажешь об остальных километрах, которые тянутся по области. Два года назад Министерство культуры заказало и сделало работу по определению предметов охраны. Теперь надо всему этому придать статус закона и определить хозяина. Тем временем, правда, прилегающая к Старо-Петергофскому каналу территория оказалась застроена современными коттеджами. Люди, которые покупали землю, понятия не имели, что они возводят дома в охранной зоне. Закон обратной силы не имеет: жителей оттуда уже не выселить. Очистных сооружений в поселках не построено, а это прямая угроза загрязнения водоподводящей системы. Петергоф был бы готов решать проблему, но при условии, что будет выделен бюджет и решены законодательные вопросы. А пока мы можем только «рыдать» и ждать решения вопроса в высших инстанциях. Иначе скоро придется решать уже по-другому. Наивно думать, что можно будет поставить насосы и качать воду из Финского залива. Мы можем навсегда потерять уникальный рукотворный ландшафт.

культура: Петергоф посещают около пяти миллионов туристов ежегодно. Кто они?
Кальницкая: У нас серьезная проблема с пропускной способностью Большого дворца, который не может принимать более 7000 человек в день. А приезжает, несмотря на осень, 25 000 — 26 000 посетителей каждые выходные. В июле, в самый теплый день, вообще было 42 000. Возникает вопрос: правильно ли это, может, нужно свои памятники беречь?

И, конечно, мы были не готовы к такому наплыву гостей с Дальнего Востока. У них совершенно другой менталитет, другая психология. К тому же, к сожалению, они часто приезжают неподготовленными, в сопровождении слабых гидов. Чтобы решить проблему, сейчас готовим собственных экскурсоводов, владеющих китайским языком. Хотя у нас в штате 80 гидов, а летом нужно до 300.

культура: Представляют ли угрозу для Петергофа «черные экскурсоводы» и что Вы думаете о шуме вокруг так называемых несанкционированных экскурсий, поднятом Третьяковкой?
Кальницкая: Тоже сталкиваемся с этим явлением, но все меньше и меньше. Просто у нас сложнее подготовить экскурсию, чем в Третьяковке. Мы поступаем с подобными экскурсоводами довольно жестко, если у них нет сертификата. Хотим только одного: чтобы человек сдал экзамен и не называл Нептуна Самсоном.

Кстати, мультимедийные и аудиоэкскурсии у нас не приживаются: зритель не переходит от экспоната к экспонату, а просто гуляет по парку. Зато активно используем радиогид: экскурсовод говорит в маленький микрофончик, и группа слышит его в наушниках.

культура: Есть ли у Вас любимое место в Петергофе?
Кальницкая: Несмотря на то, что я специалист по XVIII веку, по душе мне неоготика Александрии.