Сказочный переплет

Сергея Сюхина называют художником Лукоморья. В его работах сказочные мотивы переплетаются с автобиографическими, создавая образ заповедного края. Главной темой для уроженца деревни Пучуга Архангельской области стал Русский Север, воспроизведенный с любовью: сдержанная природа, скупой деревенский быт, шумные сельские праздники. Мастер пытается показать современным зрителям исчезающий уклад, причем самая важная публика для него — дети. 

Творчество Сюхина многообразно: графика, живопись, скульптура, однако центральное место занимает иллюстрация. Среди оформленных изданий для юных читателей — сочинения Виктора Астафьева, Ивана Панькина, Бориса Шергина и Степана Писахова. Разговор с заслуженным художником России «Свой» приурочил к Международному дню детской книги, объявленному в честь Ганса Христиана Андерсена, который появился на свет 2 апреля 1805 года. Знаменательное совпадение — принимает поздравления в этот день и Сергей Сюхин.

СВОЙ: В чем особенность детской иллюстрации? Как с помощью визуального языка «разговаривать» с ребенком?
Сюхин: Есть разные тенденции. Кто-то подделывается под малышей, сюсюкает с ними. Другие стараются завлечь чем-нибудь современным: например, вместо коровы изобразить утюг с рогами. Я же придерживаюсь иных принципов: главное — вложить в рисунок собственные чувства, опыт первых лет жизни. У меня было счастливое детство: хорошо помню восторг единения с природой, это чувство живо в душе до сих пор. Пришел к иллюстрации естественным образом — горел желанием поделиться тем, что впитал, сумел не забыть за годы взросления. Мое искусство автобиографично — считаю, не нужно ничего придумывать. Ребенка притягивают хорошие иллюстрации: рассматривая картинки, он участвует в процессе сотворчества. И еще: художнику важно делиться добром и радостью — это помогает привить детям любовь к своей земле. К сожалению, сегодня все заполонили современные «мультяшные» книги.

СВОЙ: Вы участвуете в выставках и в России, и за рубежом, год назад показывали произведения в Московском музее современного искусства. Живете по-прежнему в Архангельской области?
Сюхин: Да, в родной деревне. Раньше северные поселения существовали автономно: недаром Василий Белов называл крестьянский дом подводной лодкой. Сами шили, пряли. Мои деды были ремесленниками, держали кузню. Батька копировал картины, особенно Васнецова, пейзажи писал. Я с детства возился с карандашами. Соседских ребятишек больше привлекала техника, им бы гайки покрутить. А я рисовал, лепил. Впрочем, обычной работы не боялся: с ранних лет пас коров. Слыл профессиональным пастухом, за 50 километров уходил в лес. Слава Богу, захватил этот уклад. Сегодня у нас скот не держат. Луга раньше косили, как под бритву, а теперь буреломом все заросло, никто не работает. Дети оканчивают школу и уезжают. Правда, на юге области пытаются заниматься фермерством: все серьезно, технологично, но людей требуется гораздо меньше. И сенокос совсем не такой — раньше настоящий праздник был.

Батька хотел, чтобы один из сыновей стал художником, и я его заповедь исполнил. Мой старший брат учился в Ломоносовской школе резьбы по кости. Хотел пойти туда же, но одумался: мечтал серьезно изучать изобразительное искусство. Собирался в Москву... Но в итоге поступил в Абрамцевское художественное училище в Хотькове. Позже, когда повзрослел, понял: меня туда Сергий Радонежский привел. Конечно, в советской школе о святом не рассказывали: многое узнал о чудотворце, когда приехал в те края.

Завершил учебу в 1973 году и сразу вернулся в Архангельск. Жена окончила местный педагогический институт. Тогда было строго: два года отработала в деревне, потом я ее забрал. Получили квартиру. Супруга работала учителем математики. Когда вышла на пенсию, решили уехать в Пучугу, откуда оба родом. Это, кстати, вторая заповедь отца, которую я исполнил: не женись на стороне (смеется). Главная мастерская по-прежнему находится в Архангельске. А нас в деревенском доме навещают родные, внуки. Я часто езжу по России, в Норвегии бываю. Все как у предков: берегиня-хозяйка сидит в усадьбе, занимается очагом, создает тепло, уют и любовь. А мужик — на отхожих промыслах, в боях.

СВОЙ: Как пришли в детскую иллюстрацию?
Сюхин: Сначала трудился в северных издательствах. А потом, в 80-е, произошел трагический случай. По окончании Полиграфического института имени Федорова, где учился заочно, подготовил диплом в виде книги. Сделал подцвеченные акварелью литографии — иллюстрации к сказкам Писахова. Работу предложили издать. В то время оригиналы на цветоделение посылали из Архангельска в Москву. И вдруг они пропали. Это стало настоящим ударом: понимал, что в тот момент не в состоянии заново раскрасить литографические отпечатки. Отдал черно-белые. Выпустили тиражом 300 000 экземпляров — правда, на плохой, почти газетной бумаге. Тем не менее это издание вывело меня в люди, его пачками отвозили в столицу. Годы спустя вновь сделал цветной вариант, благо оставались оттиски, и произошла вторая встреча: мамы с папами покупали ребятишкам любимую книгу детства. На ней выросли уже несколько поколений.

СВОЙ: Один из Ваших наставников — Борис Диодоров. Чему научились у мастера?
Сюхин: Вдумчивости и бережному отношению к листу. Борис Аркадьевич неспешно трудится, и я тоже никуда не тороплюсь. А ведь некоторые умудряются сделать несколько иллюстраций за день. Мы познакомились в издательстве «Детская литература»: там существовали специальные «среды» — дни, когда молодые авторы могли прийти и показать работы. Борис Аркадьевич был главным художником. Увидев мои рисунки, воскликнул: «Нас надо спасать!» Оказалось, некий московский автор никак не мог доделать книгу с сибирскими и северными сказами. Затянул безбожно, запутался: чтобы разобраться в утвари, понять наш быт и дух, ему требовалось как минимум посетить краеведческий музей. А мне не нужно: буквально из души вынимал. В итоге быстро выполнил заказ, все пришли в восторг. Получил награду — диплом «Книга года СССР». После этого редакции выстроились в очередь.

СВОЙ: Тогда же Вам предложили проиллюстрировать Астафьева?
Сюхин: Да, конечно. Работал с восторгом — сделал две книги: «Конь с розовой гривой» и «Монах в новых штанах». У Виктора Петровича все автобиографично — в этом мы похожи, хоть и принадлежим к разным поколениям. Для изображения сибирских реалий пришлось, конечно, кое-что изучить: архитектура, например, отличается от Русского Севера. А вот природа, телеги, лошади, детские игры — очень похожи. С самим Астафьевым переписывались. Он был совестливым человеком. В одном из писем извинялся: «Сережа, прости, нашел от тебя записку и книгу и сообразил — забыл ответить». Собирались встретиться, но мне рассказали: жена его оберегает, не любит гостей из центра. Все-таки они были уже пожилыми людьми. Так и не увиделись. Он как-то признался: «С удовольствием подписываюсь под твоими иллюстрациями, когда дарю кому-нибудь книгу».

Оформлял также сказки Ивана Панькина. Лично не был знаком. Посмотрел его издания — небольшие, карманного формата, картинки то слишком схематичные, то, наоборот, чересчур декоративные. Когда закончил работу, в «Детской литературе» сказали: Панькин хочет повидаться. Дали телефон. Встретились в Переделкино. Волновался: все-таки ветеран, я по сравнению с ним мальчишка. Он открывает дверь: «Сережа, стол уже накрыт!» Признался: это лучшее издание в его жизни. Рассказал, что подарил книгу Сергею Михалкову, тот очень хвалил. Я был счастлив.

СВОЙ: Над чем сейчас работаете?
Сюхин: Оформляю книжку Бориса Шергина. Как и Писахов, он рассказывал о жизни поморов. Но писатели они совершенно разные. Степан Григорьевич — юморист: народ его больше ценит, даже музей есть в Архангельске. Людям хохотать проще, чем слезу пустить. Сам не поклонник его сказок: с трудом выбрал 20, когда готовил иллюстрации. В половине — то драка случается, то иерей дураком выставлен. Публике смешно, а мне плакать хочется. Шергин не столь популярен: он тонкий человек, к нему нужно прийти. Считаю его святым: никто так Север не любил, как Борис Викторович, кудесник русского слова — светлого, нежного, перламутрового. Он продолжатель традиций былинной Руси. Очень бережно отношусь к его творчеству, сейчас создаю литографии и стараюсь передать серебристый северный свет. Никуда не тороплюсь, буду делать год, два. Недавно издали его дневники. В воспоминаниях есть слова, которые хочется распечатать и развесить по Архангельской области да и по всей России: чтобы понимали, как надо любить Родину. Готовлю книжечку со сказками, планирую иллюстраций 20–25. А во второй будут фрагменты дневников, у него есть очень трогательные вещи. Что еще могу сделать? В 2013-м поставил памятник в Архангельске — хоть в бронзовом виде, но вернул Шергина на Север.

СВОЙ: В чем видите свою цель?
Сюхин: До слез жаль, что уходит дух Русского Севера. Конечно, можно увидеть прялку или рыболовецкую сеть в музее, но там они будут лежать, как мертвые. Другая важная проблема: народное творчество, культура, к сожалению, живут отдельно от высокого искусства. Меня это очень беспокоит. Соединить крестьянское и высокое удавалось немногим — Есенину, Васнецову, Билибину. Стараюсь работать в этом ключе. Несмотря ни на что, в изобразительном искусстве до сих пор широкие возможности. Не согласен с теми, кто говорит: все уже придумано, изобретено. Осуществимо многое, нужно только понять, пережить, пропустить через себя.

СВОЙ: Что сегодня происходит с детской книгой?
Сюхин: Раньше нам платили шикарно. Сейчас, слышал, доходы иллюстраторов сильно упали. Сам давно с издательствами не работаю, считаю их лишним звеном. Выпускаю книги за счет гонораров от скульптурных работ. Нахожу дизайнеров, выбираю типографию, бумагу. Не хочу воевать с теми, кто верит, что современным детям нужны рисунки попроще. К сожалению, мало осталось художников классического направления. Хотя тяга к живому, человеческому никуда не делась. На моей московской выставке было много иностранцев, они оставили добрые отзывы — мол, спасибо за глоток свежего воздуха, истосковались по чему-то настоящему. Поэтому верю: запрос на хорошее искусство неистребим.