Сказка по графику

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

14.04.2015

15 апреля исполнилось 85 лет известному книжному графику Анатолию ЕЛИСЕЕВУ. В его багаже — иллюстрации к русским народным сказкам, произведениям Пушкина, Ершова, Киплинга, работа для журналов «Мурзилка» и «Веселые картинки». А еще важное место в жизни художника занимает лицедейство: Анатолий Михайлович несколько лет выходил на сцену «Современника», с детства играл в кино. «Культура» встретилась с мастером накануне юбилея и выяснила, что же общего у двух видов искусства.

культура: Вы не из артистической семьи?
Елисеев: Нет. Родился в Верхних Сыромятниках, недалеко от Курского вокзала. Отец был из деревни, служил в милиции. Вообще, считаю, что среда во многом определяет человека. Кто знает, как бы сложилась моя жизнь: привокзальная атмосфера, шпана… К счастью, мы переехали в центр — в Старопименовский переулок. Попал в совсем другую, интеллигентную среду. И все же о детстве в Сыромятниках сохранились теплые воспоминания. Вместе с ребятами целый день пропадали во дворе — это был особый мир. Выходя на улицу, брали с собой ломоть хлеба. Кто посыпал солью, кто — сахарным песком, а один жлоб со второго этажа намазывал вареньем. И каждый говорил: «Дай куснуть!» И не потому, что голодными были — просто такой ритуал, символ дворового братства.

культура: Откуда интерес к иллюстрации?
Елисеев: Жили мы бедно. Книг мало, а цветных и вовсе не было. Однажды пришли в гости к кому-то из зажиточных знакомых. Меня отправили в детскую. Дали книжку. Открыл ее — и все время, пока продолжались посиделки взрослых, смотрел на одну и ту же страницу. Заворожили цветные иллюстрации: по-моему, это были работы Конашевича. Какие-то животные — обезьяны, крокодилы. Целиком погрузился в выдуманный мир: принял сторону обезьян, стал думать, как обмануть крокодилов…

культура: Как возникает образ? Есть ли реальные прототипы у Ваших героев?
Елисеев: Иногда получается похоже, но специально не стараюсь. А что касается творческого процесса…  Думаю, лучше не анализировать. Это все равно, что разрезать живого человека, чтобы посмотреть, как он устроен. Единственное, сейчас мало детской литературы, способной пробуждать фантазию. Помню, шли как-то с художниками на рыбалку. Решили устроить привал. Видим — сторожка. Рядом курит мужик. Спрашиваем: «А чей это дом?» Говорит: «Жила тут баба без годов». У всех лица вытянулись: что он имеет в виду? И у каждого заработало воображение. Я думаю: ага, значит, одинокая — раз никто не знал, сколько ей лет. Может, ведьма какая… Вот так от одной фразы возникает целый мир. Это чудо литературы.

культура: Какими работами гордитесь?
Елисеев: Все любимые. Но особенно — иллюстрации к Пушкину, Ершову, Шергину. Интересно было работать над «Золотым ключиком» — считаю его шедевром детской литературы.

культура: Вплоть до 1970 года Вы трудились вместе с известным иллюстратором Михаилом Скобелевым. Как проще — все-таки одному?
Елисеев: Наш тандем сложился случайно. Мы с Мишей учились в московском Полиграфическом институте, где преподавал Виктор Пахомов, работавший художественным редактором в «Детгизе». Однажды он дал нам заказ на двоих. И пошло-поехало. Сотрудничество прекратилось, когда Миша женился… Жизнь развела. Все-таки считаю, что лучше одному. Команда полезна, когда делаешь, например, карикатуры, как Кукрыниксы: чтобы побольше идей, задумок. Но серьезные вещи рисовать вдвоем невозможно.

культура: Вы часто иллюстрируете русские народные сказки. Почему?
Елисеев: Люблю их. Там много слоев: сколько всего отложилось за века… Но мне немного страшно — в нынешнюю компьютерную эпоху сказки умирают. Как постепенно уходит искусство живого общения: зачем, если можно просто нажимать на кнопки? А еще почти канули в Лету дворовые игры. Вспоминаю детство — можно было запросто крикнуть другу: «Петька, выходи!» А где теперь такое окно?

культура: Вы всерьез пробовали себя на актерском поприще. Расскажите, как попали в кино.
Елисеев: Однажды в школу пришли люди с «Мосфильма» и позвали нескольких ребят на пробы. Приехал, прочитал Борису Бабочкину стихотворение, а он говорит: «Нравишься ты мне. Маленький только». Прошел почти год. Уже и забыл об этой встрече. И вдруг приходит письмо: явиться на «Мосфильм». 

Так оказался на съемках картины «Родные поля». Однако в разгар работы в школе выпустили постановление — всех стричь наголо. А мне как быть? Не могу же я в фильме выйти из дома с шевелюрой, а в телегу сесть уже лысым. Режиссер и вся команда далеко, в деревне, телефона у них нет. В общем, не знал, что делать. Директриса у нас была замечательная понимающая женщина, но она в тот момент болела. Руководила всем завуч — жуткая, огромная, с лиловым пятном на щеке, запретившая мне приходить в школу, пока не подстригусь. Я и на второй урок пробирался, и через окно лазил — все равно выгоняла. В общем, пришлось подстричься. В парикмахерской подобрал с кафеля клок своих волос и на следующий день, собираясь в школу, засунул «чуб» под кепочку. Пришел к первому уроку. Вижу — стоит завуч, уже в ярости. Говорю: «Здравствуйте!» Снимаю кепку и волосы падают на пол. В общем, пришлось костюмерам шить парик — а ведь это лишние расходы…

культура: Как оказались в «Современнике»?
Елисеев: В Коктебеле случайно познакомился с Олегом Ефремовым. Он был тогда худым пацаном: все время валялся на пляже с книжкой, не купался. И там ему прочитали пьесу «Два цвета». Ефремов сказал: «Все, берем!» Одну из ролей Олег дал мне.

культура: А сейчас в театр ходите?
Елисеев: Бываю. Но все меняется. Раньше творческие поиски подпитывались любовью к театру. Теперь же что? Пару лет назад видел спектакль: мат со сцены, действия нет, какой-то набор номеров. Ушел после первого акта — и не я один. А ведь главное — любовь: без нее нет правды. Приведу отвлеченный пример. Отношения мужчины и женщины. В одном случае возникают поэмы, симфонии. А в другом — бытовуха. Так и с театром или иллюстрацией: иногда движущей силой оказывается любовь. В ином же случае получается насилие над автором. Помню, отказывался от одного текста. Не хотел делать — и все. И редакторша, уставшая меня убеждать, говорит: «Ну, полюбите эту рукопись!» В тот момент я быстро забыл ее слова. Однако позже они всплыли в памяти. И действительно: без любви в иллюстрации делать нечего.