Пособие по человечности

Те, кому довелось поучиться в советской школе, наверняка помнят об отважном русском ученом, проведшем несколько лет среди дикарей-людоедов Новой Гвинеи и Океании, ставшем их другом и защитником от европейских расистов-империалистов. Жизнь, полная приключений, выдающиеся достижения в антропологии, географии, ботанике, зоологии, этнографии сделали это имя одной из международных «визиток» нашей науки. Этнографы многих стран отмечают день рождения Николая Миклухо-Маклая — 17 июля — как свой неофициальный профессиональный праздник. 

Так почему же, спрашивается, аборигены съели Кука и (в середине XX века) американского этнолога, банкирского сына Майкла Рокфеллера, а вот русского Миклуху в свое время полюбили как родного?

Инструкция по выживанию

Захватывающие истории о том, как белому ученому выжить среди темнокожих людоедов, подружиться с ними, принести пользу и им самим, и мировой науке, Николай Николаевич рассказал в собственных книгах. Не доверять им нельзя, ведь автор всей своей судьбой подтвердил правдивость написанного. 

Итак, что нужно делать, когда вас окружили дикари, направив в вашу сторону копья и луки, а выхватывать пистолет вы принципиально не желаете? Следует разуться, скинуть куртку и, подложив ее под голову, лечь спать. Туземцы сочтут, что вы бессмертный, поэтому с почтением станут охранять ваш драгоценный покой. Но если — когда вы уже подружитесь, освоите речевое общение — кого-то все же озарит вопрос: «А взаправду ли ты бессмертный?», ответить на него несложно: «Брось в меня копье и проверь». После этого простодушный папуас положит свое метательное оружие на землю и низко склонит перед вами голову. 

Впрочем, чтобы поступать по рекомендациям данного «пособия», нужно быть «сумасшедшим русским». Именно так величали Миклуху европейские коллеги и журналисты западных газет. Обитатели гвинейского побережья полюбили его не только за полезные советы и дары цивилизации, но и за открытую, честную душу. Называли «тамо-рус», «русский человек». А еще — «караан-тамо», «лунный человек», после того как кто-то из туземцев был напуган ослепительным светом фальшфейера, который он зажег на морском берегу.

Бессмертный русский лунатик запретил им есть друг друга и идти войной на соседние селения. Однажды, когда назревало очередное столкновение, тамо-рус налил немного спирта в тарелку с морской водой, а затем, чиркнув спичкой, запалил и предупредил грозно: «Будете воевать, я подожгу море». Мир был немедленно восстановлен.

Фон Макуха

Природная и научная честность, гуманизм и бесстрашие плюс здоровое честолюбие и изрядная доля авантюризма — эти качества отменно уживались в маленьком человеке с огромной бородой. Все, кто знал Миклухо-Маклая в зрелом возрасте, включая двух российских императоров, так или иначе подпадали под влияние его внутренней силы.

Родившийся 5 (17) июля 1846 года в семье военного инженера-железнодорожника в своем имении на Новгородчине, Коля рано потерял отца, узнал, что такое бедность. Громкая фамилия — возможно, результат сдвоенного семейного мифа. Предком по отцовской линии был стародубский казак Степан Макуха (Миклуха) из рода потомственных кузнецов. Упоминался в преданиях и Охрим Миклуха, куренной атаман, который с тремя сыновьями под предводительством Богдана Хмельницкого воевал против поляков. Первенец Охрима Назар влюбился без памяти в польскую панночку и предал Родину. Ну а дальше — все по писаному: «Я тебя породил, я тебя и убью». Недаром, мол, дядя будущего этнографа учился в Нежинской гимназии вместе с Николаем Гоголем, неспроста портрет Тараса Бульбы стоял на письменном столе отца Миклухо-Маклая!

Вторая часть семейного триллера повествует о шотландском бароне Майкле Маклае, служившем наемником в польском войске и попавшем в плен к запорожцам в битве при Желтых Водах в 1648-м. Пойманный шотландец вроде как прижился в курене у Миклух, женился на Ганне, сестре Охрима. От этой пары и пошел род неутомимого исследователя. Первую свою научную статью он, студент Йенского университета, подписал двойной фамилией. Да еще и присовокупил к ней дворянскую приставку «фон». Звучало солидно!

Большого риска человек

Карьере ученого-дворянина предшествовало хождение в революционеры-нигилисты. Зачитываясь Чернышевским, гимназист Николай подражал Рахметову, воспитывал в себе презрение к боли, умение преодолевать собственные слабости. Получил трое суток за участие в студенческой демонстрации в 1861-м, а спустя три года уже в качестве вольнослушателя физмата Петербургского университета за активную роль в очередной буче был отчислен из вуза и лишен права учебы в России. На средства, собранные студенческим обществом, Миклуха уехал в Германию — тогдашний центр естественных наук.

Философия в Гейдельберге, медицина в Лейпциге и Йене, школа пропагандиста дарвинизма Эрнста Геккеля, несколько морских путешествий, изучение ракообразных, губок, полипов и всего такого прочего привели в итоге к тому, что интерес к homo sapiens окончательно возобладал. А природная тяга к приключениям придавала исследованиям молодого ученого формы, от которых у добропорядочных европейцев стыла кровь. Однажды он, обрив голову и нарядившись арабом, в одиночку пешком прошел Нубийскую пустыню и добрался до Судана. К 23 годам исходил своими ногами Аравию, Эфиопию, Марокко, Египет, побывал на островах Атлантики. Голод, болезни и смертельные опасности, казалось, были ему нипочем. Как-то раз его разоблачили, как переодетого гяура, и собирались бросить в море (дело происходило на небольшом судне) мусульманские паломники-фанатики, направлявшиеся в Мекку. Миклуха не растерялся, достал из мешка микроскоп и пригрозил им ужасными последствиями. Испугавшись «шайтан-стекла», правоверные отстали от странного русского.

Иные причуды приводили в растерянность даже тех, кто был привычен к «бестрепетному натурализму». Влюбленная в него юная пациентка в йенской больнице, где он проходил врачебную практику, умирая, просила взять на память… ее череп. Миклуха эту просьбу неведомым образом выполнил. Он превратил «завещанное» в светильник, который таскал с собой во все экспедиции, вплоть до последней: лампа стояла у смертного ложа путешественника.

Курс: Новая Гвинея

Чтобы организовать амбициозную экспедицию к Новой Гвинее, второму по величине после Гренландии и практически неизведанному острову, Миклуxе, уже имевшему к тому моменту научный вес, пришлось немало потрудиться. Студенческих шалостей Маклаю не поминали, но проект представлялся крайне рискованным и вовсе не дешевым. Заручиться поддержкой знаменитого путешественника адмирала Федора Литке удалось не сразу. Несостоявшийся революционер некоторое время жил в великокняжеском дворце в Ораниенбауме, любезно общаясь с великой княгиней Еленой Павловной, познакомился с цесаревичем, будущим императором Александром III.

Наконец, в 1870-м военный винтовой корвет «Витязь» с Миклухо-Маклаем на борту отчалил от Кронштадтского пирса и через год, обогнув Южную Америку, бросил якорь в заливе Астролябия, на северо-восточном берегу Новой Гвинеи. Когда прощались с этнографом-«безумцем» и двумя его помощниками — шведским матросом Ольсеном и юношей-полинезийцем по кличке Бой, — провожатые обещали прибыть туда, на край света, через два года, дабы забрать путешественников или хотя бы их бренные останки. Никто и предположить не мог, что тот берег близ селения Бонга назовут впоследствии русским именем. 

Как стать белым папуасом 

Выдержав первое смертельно опасное испытание в виде «знакомства» с папуасами, успешно преодолев сотни последующих преград на пути к свободному общению и взаимопониманию, Миклуха прожил два года в маленьком домике, выстроенном из привезенных досок у ручья, на берегу моря.

Доброта, терпение, настойчивость тамо-руса делали свое дело. Через несколько месяцев он уже свободно входил в хижины аборигенов, лечил их, беседовал с ними о жизни, давал ценные агрономические советы и семена, менял артефакты цивилизации на продовольствие. Вскоре островитяне убедились, что бриться осколками бутылочного стекла гораздо удобнее, чем кремниевыми скребками, а железные гвозди — вообще незаменимая в хозяйстве вещь. Он и сам многому учился у них, умело войдя в образ ожившего племенного Прапредка. В то время, когда швед Ольсен унывал и хныкал, Миклуха, страдавший по временам от лихорадки, искусанный дикими осами, в тропический ливень, при подземных толчках продолжал работать. Вел к тому же бесценный дневник. Изучал приливы и климат, флору и фауну, а главное, коренных жителей, опровергая бытовавшие на Западе дарвинистско-расистские представления о папуасах как недочеловеках. Эти научные данные стали мощным ударом по «идейным» колонизаторам и работорговцам. Параметрами черепов и строением волос туземцы ничем принципиально не отличались от «цивилизованных» народов, а природной честностью, искренностью, простосердечностью превосходили тех. С Миклухо-Маклаем гвинейцы нашли душевное сродство, и он с гордостью носил еще одно прозвище, данное ему в этих местах, — «белый папуас».

Через два года, как и было обещано, в залив Астролябия зашел русский клипер «Изумруд» — за обглоданными косточками Миклухи со товарищи. Команда судна сперва была несказанно обрадована, узрев его живого и невредимого, а потом ошарашена, услышав, что ученый еще не решил, нужно ли ему столь срочно покидать остров. «Совсем рехнулся», — подумали моряки. 

Аборигены, когда «лунный человек» все же отправился в обратный путь, провожали его со слезами и под грохот барабанов. Тамо-рус перед отплытием специально предупредил их, что новые белые люди могут оказаться отнюдь не друзьями, и оставил для опознавания специальный «знак Маклая».

Чернороссия и Миклухо-Макландия 

Русского ученого в Петербурге ждали триумф, лекции, государственные награды и персональная монаршая поддержка. Впереди еще клубились морскими и болотными туманами десятки опасных странствий от Филиппин и Индонезии до островов Океании и той же Новой Гвинеи. Предстояли новые открытия, блестящие научные работы, женитьба в Австралии на дочери влиятельного политика Маргарите-Эмме Робертсон, родившей ему двоих сыновей. Кстати, «австралийский след» дал почву некоторым современным исследователям говорить о миссии Маклая как разведчика русского Военно-морского ведомства, исполнять которую якобы предложил он сам.

Как бы то ни было, всю оставшуюся жизнь Николай Николаевич пытался всемерно помочь своим добрым друзьям гвинейцам, оборонить их от еврохищников. Разработал проект независимого Папуасского союза на Новой Гвинее под опекой Российской империи. Увы, вольное сельскохозяйственное поселение с элементами утопического социализма, куда по призыву Миклухо-Маклая уже готовы были отправиться более двух тысяч соотечественников, не возникло. Не дано было появиться ни научной, ни военно-морской базам России, геополитические плюсы которых ученый красноречиво описывал Александру III во время личной аудиенции. Царь, тщательно взвесив все «за» и «против», отказал: предприятие явно вело к обострению отношений с Англией и Германией. 

Вольная республика под Андреевским флагом, уже было прозванная в прессе «Чернороссией», оказалась несбывшейся мечтой и лебединой песней Миклухо-Маклая. Через короткое время немецкие и британские колонизаторы разделят Новую Гвинею, как лакомый пирог.

В 1883-м ученому удалось в третий и последний раз высадиться в знакомом заливе. Из тех, кто его знал, остались лишь немногие старики, уже передавшие легенды о тамо-русе внукам. Он привез им семена, ткани, ножи и топоры, целое стадо домашних животных. Хотел остаться надолго, но картина упадка папуасской жизни и собственные обострившиеся недуги побудили взойти на корабль, отправлявшийся в Россию.

В 1971 году на Берег Миклухо-Маклая высадилась советская научная экспедиция. Она застала праправнуков аборигенов, видевших «белого папуаса», великого человека из далекой России. С изумлением услышали наши моряки из уст местных жителей слова «топор», «арбуз», «бык»...

Что ж, на этом берегу не получилось Чернороссии, но Миклухо-Макландия таки состоялась.