Любить человека

Среди многочисленных корифеев советского кино Сергей Герасимов выделялся прежде всего тем, что имел собственную, уникальную философию творчества. Он не просто режиссировал и преподавал, но до последних мгновений жизни анализировал, искал формулировки, стремился разобраться в тенденциях развития экранного искусства. Это был по-хорошему любопытный, по-настоящему мыслящий художник. 3 июня исполняется 110 лет со дня его рождения.

Андрей Тарковский обижается в дневниках на его критику в отношении «Страстей по Андрею», сработанных, на взгляд Сергея Аполлинариевича, «вокруг Рублева, в каком-то западном духе конструирования рассказа о личности». 

Обида Тарковского понятна, однако претензия Герасимова — не прихоть идеолога-самодура, а несогласие художника, исповедующего иные творческие принципы. Он состоялся в 1920-е, его мышление социологично. Интересовался судьбой человека, сформированного конкретной общественной формацией. Аутизм Рублева в том виде, каким он представлен у Тарковского, закономерно вызывал у Герасимова недоумение. 

То, как, по его мнению, следует соотносить социальное с личным, наглядно иллюстрируют «Короткие встречи» любимейшей его ученицы, Киры Муратовой. Вот она — степень влияния герасимовского метода на художника.

В постсоветский период произошла деформация: социальное исследование в отечественном искусстве было дискредитировано, и Герасимова приопустили, подвинули с пьедестала. Но это недоразумение. Герасимов огромен, значителен, наступает срок открывать его заново.

Начинал он как актер. Активно снимался в легендарных картинах «фэксов» — Григория Козинцева и Леонида Трауберга, у Фридриха Эрмлера и Всеволода Пудовкина. Герасимов фактурен, выразителен, эмоционально заряжен. Одна-две яркие краски, три-четыре гротеск-приема, и вот уже готов незабываемый образ. 

Таким он остается и в жизни. Телевизионные размышления зрелого и пожилого мэтра — это всегда немножко представление, в значительной степени актерство. Он в курсе, что на него интересно смотреть, знает, как подать ту или иную «теоретическую» идею, пользуется всем арсеналом приемов, чтобы донести, достучаться и убедить.

Он нравится себе, купается в своей природной выразительности, Герасимова много, его беспокойный дух заражает. Конечно, человек с такими задатками не мог не прийти на педагогическое поприще. Сначала вел актерскую мастерскую на «Ленфильме», а в 1944-м наступило время его первой актерско-режиссерской мастерской во ВГИКе. 

Сколько их потом будет? Какое количество знаменитых, легендарных и гениальных деятелей отечественного киноискусства воспитает он вместе со своей супругой Тамарой Макаровой? Трудно перечислить. Ни один педагог страны не может похвастать таким послужным списком. Сотни звезд первой величины: и актеры, и постановщики.

Татьяна Лиознова и Сергей Бондарчук, Фрунзе Довлатян и Лана Гогоберидзе, Виктор Соколов и Лев Кулиджанов, Инна Макарова и Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко и Наталья Фатеева, Николай Рыбников и Галина Польских, Алла Ларионова и Николай Губенко, Сергей Никоненко и Вадим Спиридонов, Жанна Болотова и Зинаида Кириенко, Евгений Жариков и Лариса Лужина, Лидия Федосеева-Шукшина и Наталья Гвоздикова, Наталья Аринбасарова и Наталья Белохвостикова... 

О «школе Герасимова» первым заговорил Всеволод Пудовкин, понимая ее и как эстетическое, и как нравственное явление. Собственная заразительность и любопытство к жизни — то, вокруг чего объединял он самых разных, культурных и пока что не очень, студентов. Дотягивал одних, шлифовал других, открывал неожиданные грани в третьих. Та же Муратова до сих пор с предельной благодарностью высказывается о своем Учителе, который не просто сориентировал во вгиковские времена, но и неизменно поддерживал позже: не позволял сгинуть, сломаться, хлопотал и подсказывал. Единодушие учеников в оценке любимого педагога впечатляет. Не случайно ВГИКу было присвоено имя Сергея Аполлинариевича.

Первая же мастерская дала звездную россыпь актеров, которые под его руководством сначала сделали спектакль по «Молодой гвардии», а потом сыграли роли в легендарной одноименной кинокартине. Он регулярно снимал подопечных в своих громких работах, давая им путевку на большой экран, обеспечивая старт громкой карьеры.

В советское время был штамп — «причастность к судьбе страны». Но только ли штамп? Применительно к таким художникам, как Герасимов, впору говорить о живом наполнении этой формулы. «Семеро смелых» и «Учитель», «Журналист» и «У озера», «Юность Петра» и «Лев Толстой» — во всех этих фильмах Герасимов, что называется, психологически «влипает» в реальные проблемы, исследует и пробует на разрыв социальную ткань, страстно упражняется в истории.

Отдельная статья — экранизация большой литературы. «Маскарад» с Николаем Мордвиновым, «Красное и черное» с Николаем Еременко-младшим и, наконец, непревзойденный «Тихий Дон» — работы образцово-показательные. Режиссер не модернизирует классику, но расширяет горизонт ее понимания. Все это — прочтения реалиста, человека, ищущего для литературного произведения живой почвы в настоящем. Герасимов внутренне ориентируется на культурного современника: современны и актерская манера, и технические приемы. Однако принцип историзма не нарушается: мастер осторожен, почтителен, аккуратен. Никаких аллюзий.

Аккуратность эта оставляет его некоторые работы на якоре, в своей эпохе. Иногда досадуешь на то, что режиссер не решался прошить исходник стежками второго плана, не вышел за пределы исторического и психологического опыта, характерного для автора пьесы или романа. Скажем, «Дворянскому гнезду» Андрея Кончаловского, «Женитьбе» Виталия Мельникова или «Неоконченной пьесе...» Никиты Михалкова свойственно радикальное расширение исходного смысла, непредставимое для Сергея Аполлинариевича.

Хотя, возможно, дело в том, что его молодость и зрелые годы пришлись на времена, когда было не до шуток, не до намеков и стилистических упражнений, а в последние десятилетия догонять молодых и дерзких ему было не с руки. Все же и в повадке, и в мышлении Герасимова присутствует легкое «хулиганство», проблескивает воля к эксперименту. Да, именно так — он экспериментировал в жанре социальной аналитики, сочетая в картинах 60–70-х модное и эффективное «наблюдение» за разными общественными слоями, за абстракциями, исполненными психологической достоверности частного поведения.

Когда его что-то по-настоящему задевало за живое, за нерв, Герасимов становился необыкновенно щедрым: весь мир должен был непременно узнать о чужом художественном открытии, о Чуде. Он много размышлял, говорил и писал о феномене Тарковского. Что-то не принимал, отрицал, но мог, выступая в телевизионной студии «Останкино» перед всесоюзной аудиторией, внезапно переключиться на эпизод из «Зеркала», загореться, пересказать так ярко и подробно, что хотелось немедленно отыскать, проверить и приобщиться.

«Встретились случайные мужчина и женщина, Терехова и Солоницын, встретились и расстались. А по полю — от него к ней, от нее к нему — пробегает мощная волна, ураган. Это же страсть, понимаете? Страсть! И это удивительное открытие, это Образ, это Искусство».

Он сам был страстным, влюбчивым, горячим. Есть версия, что на смертном одре удивился: «Как, и это все? Так быстро?!» Прожил огромную жизнь, оставил огромное наследие: в душах, на бумаге, на пленке.

Его ученик, режиссер Александр Муратов вспоминает: «На одном из наших занятий Кира Муратова гневно воскликнула: «Сергей Аполлинариевич! Надоело отражать! Хочу искажать!» Мастер был буквально ошарашен. Я впервые видел его в таком шоке. Он весь побагровел и вдруг сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Братцы! Я тоже за поиски. Но все же призываю вас искать там, где кто-то что-то когда-то положил. Поиски там, где заведомо ничего не лежит, идиотичны».

Искать вслед за Герасимовым — разумно. Он обладал не только талантом художника, педагога и мыслителя — был неизменно влиятелен. Государственный человек, «хозяин дискурса», ответственный за страну, ее искусство и духовный климат. Некоторые режиссеры, случалось, оказывали большее влияние, чем Герасимов, но проходило время, и их возможности сходили на нет, а Сергей Аполлинариевич всегда оставался в фаворе. Просто был очень нужен. 

«Любить человека» — одна из его знаковых работ. Кажется, клише, причем не самое жизненное (особенно по нынешним временам). Но стоит вспомнить герасимовскую повадку, цепкий взгляд, внезапное внутреннее возгорание, и вот уже не сомневаешься в искренности намерения, высшем праве и непреходящей способности любить. Поучимся и мы.