Защита Алехина

Сегодня сложно представить, но еще не так давно по историческим меркам о шахматных триумфаторах сообщали на первых полосах газет, говорили по национальному радио. Их в зените славы принимали на высшем уровне в любой стране. 

Конечно, история первенств мира началась еще в XIX столетии, но истинно планетарный масштаб соревнование приобрело в годы противостояния легендарных чемпионов — Хосе Рауля Капабланки, Эмануила Ласкера и Александра Алехина. Один из великой тройки умер непобежденным. Первый русский чемпион мира, со дня рождения которого 31 октября исполняется 125 лет, прошел непростой путь, ошибался, но всегда оставался верным своему призванию.

Игра как искусство

Он из плеяды творцов Серебряного века, тех, что открыли миру русскую живопись, театр, балет, литературу. Алехин писал: «Для меня шахматы не игра, а искусство. Да, я считаю шахматы искусством и беру на себя все те обязанности, которые оно налагает на своих приверженцев». И ездил по континентам как бродячий служитель своей музы, странствующий рыцарь Игры.

Главные события его биографии — в турнирах и матчах. Но важны и корни. Отец — воронежский предводитель дворянства, позже — депутат Государственной думы, политический деятель. Мать — дочь знаменитого владельца Трехгорной мануфактуры купца Прохорова. Александра же лет с семи интересовали только деревянные фигуры. Благородство атакующего натиска, умение жертвовать и никогда не складывать оружие — такой шахматный характер воспитал он в себе.

В 1914-м, еще перед Первой мировой, в Петербург съехались лучшие игроки планеты. Турнир чемпионов — так гласила афиша. Алехин занял третье место, вслед за Ласкером и Капабланкой. То состязание принесло ему звание гроссмейстера — накануне войны. Здоровье не позволило стать боевым офицером, он принял командование отрядом Красного Креста. За спасение раненых его дважды наградили георгиевскими медалями, а за то, что вынес с поля боя офицера, — орденом Святого Станислава с мечами. Время для шахмат находил даже во фронтовой неразберихе. Когда тяжелая контузия прервала военную карьеру, в госпитале не только лечился, но и давал слепые шахматные сеансы.

В год революций гроссмейстер растерялся. У него было проверенное средство от хандры — древняя игра. Во время Гражданской он сражался за шахматной доской в Москве, Киеве, Одессе. Играл матчи и турниры, давал сеансы одновременной игры, старался найти достойных соперников. Как будто не замечал боевых действий. Именно тогда ушел в шахматы с головой, на всю жизнь. В Одессе его арестовывала ЧК, и только заступничество любителя шахмат, предсовнаркома Украины Христиана Раковского помогло избежать серьезных проблем. Не дожидаясь наступления белых, вернулся в Москву. Жизнь его не была скупа на приключения, но ничто не могло заслонить того, что творилось на 64 клетках.

Алехин учился на кинокурсах Владимира Гардина, затем поступил на службу в советскую милицию, искал пропавших без вести. Работал и в аппарате Коминтерна — переводчиком. Но главное, началась череда побед. В октябре 1920-го он выиграл Всероссийскую шахматную олимпиаду. Прошел турнирный путь без поражений: девять побед и шесть ничьих. Это состязание считается первым официальным чемпионатом РСФСР, от него ведется и отсчет первенств СССР. Устроителям даже удалось закатить банкет, поразительный для того голодного времени. Алехин надолго запомнил «чай и яблочные пирожные из настоящей крупчатки, что подействовало на всех нас как вдохновляющий заключительный аккорд шахматной олимпиады».

В качестве приза победителю предложили на выбор экспроприированную посуду из ломбарда. Ему приглянулась увесистая «чемпионская» ваза. Он даже стал кандидатом в члены партии. А за границу уехал не для того, чтобы сбежать из Страны Советов, но потому, что отправился на поиски шахматной жар-птицы. В мае 1921-го лучший советский игрок сел на поезд, не зная, что на Родину он больше не вернется. Заметим, что Алехин не считался эмигрантом: наркомат иностранных дел официально разрешил выезд в Ригу, а оттуда — в Берлин и Париж.

Аргентинское танго

В те годы турниры претендентов на звание лучшего шахматиста мира еще не проводились. Соискатель должен был послать действующему чемпиону личный вызов, в котором оговаривались гонорарные условия. Источник вознаграждения, как правило, тоже приходилось искать претенденту. В ответ чемпион имел право выдвинуть собственные условия, а мог и вовсе отказаться от дуэли. То есть, чтобы побороться за титул, Алехину надо было громко заявить о себе турнирными победами и найти деньги. Условия Капабланки, держателя тогдашней шахматной короны, оказались кабальными: претенденту вменялось в обязанность обеспечить призовой фонд в 10 000 долларов, из которых 20 процентов автоматически переходили кубинцу как действующему чемпиону; оставшаяся сумма делилась между победителем и проигравшим в соотношении 60 к 40. К тому же русскому «выпадала честь» оплатить и прочие расходы, связанные с проведением матча, а Капабланка соглашался играть только в Латинской Америке. Если бы не алехинское умение давать эффектные слепые сеансы, Александр Александрович никогда бы не собрал этих денег. Наконец, в 1927 году правительство Аргентины сочло поединок двух гениев делом престижным и помогло в организации противостояния.

Капабланка слыл непобедимым. Нашему шахматисту к тому времени ни разу не удавалось превзойти его в турнирах. Перед матчем русский гроссмейстер заявил: «Я не представляю себе, как смогу выиграть шесть партий у Капабланки, но еще меньше представляю, как Капабланка сумеет выиграть шесть партий у меня!» Наблюдатели пожимали плечами: бравада! И заранее короновали латиноамериканца. Но претендент подготовился к этому матчу, как к главному сражению в жизни, и с первых партий энергично навязал противнику свой стиль. Стихия Алехина — игра динамичная, с непредсказуемыми положениями и быстрым расчетом вариантов. В запутанных многофигурных ситуациях Капабланка терял нить игры, а его соперник приумножал силы. И великий кубинец дрогнул. 6:3 — ошеломляющий итог изнурительного матча. Буэнос-Айрес короновал Александра Алехина под звуки танго.

Нервное перенапряжение, острая конкуренция — все это не способствует дружбе между гроссмейстерами. Алехин уклонялся от матча-реванша с Капабланкой, кубинец отвечал резкими обвинениями. К славе и фортуне два гения относились ревниво.

А затем был роковой банкет в парижском Русском клубе. Белая эмиграция чествовала соплеменника-чемпиона. В газетах появился такой спич Алехина: «Миф о непобедимости большевиков развеется, как развеялся миф о непобедимости Капабланки». Он старался воздерживаться от политических заявлений, и, возможно, тут поработали редакторы. И своего добились. Вскоре в журнале «Шахматный вестник» была опубликована гневная статья Николая Крыленко: «После речи Алехина в Русском клубе с гражданином Алехиным у нас все покончено — он наш враг, и только как врага мы отныне должны его трактовать». Гроссмейстер не нашел нужных слов, чтобы оправдаться.

На белом коне

Оставшись за границей, он не уставал удивлять своих поклонников. Чего только стоят первые в истории кругосветные шахматные гастроли (США, Мексика, Куба, Гавайи, Япония, Шанхай, Гонконг, Филиппины, Сингапур, Индонезия, Новая Зеландия, Цейлон, Египет, Палестина, Италия), когда Алехин сыграл 1320 партий (многие — вслепую), из которых 1161 выиграл и только 65 проиграл.

Дважды в матчах за звание чемпиона мира он сокрушил Ефима Боголюбова, еще одного русского эмигранта. Помутнением и нервным расстройством объясняли знатоки неожиданное поражение в матче с Максом Эйве. На два года Алехин потерял шахматную корону, но в матче-реванше 1937-го громил соперника с таким эффектом, что голландский гроссмейстер навсегда лишился спортивного куража. Из турнирных побед Александра Александровича самыми яркими считаются триумфы в Сан-Ремо в 1930-м и в Бледе в 1931-м — в те годы он был неудержим. До сих пор ни один из мировых чемпионов не побил алехинского рекорда: почти 60 процентов сыгранных партий завершил победой! О его уникальной памяти ходили легенды. Однажды гроссмейстеру Найдорфу удалось сыграть с ним вничью.

— Поздравляю вас, молодой человек, — протянул ему руку Алехин, — теперь вы можете гордиться ничьей с чемпионом мира!

— Извините, но счет наших встреч 1,5:0,5 в мою пользу, — шутливо ответил Найдорф.

— Да, да, в 20-е годы вы однажды проиграли мне в сеансе одновременной игры в Варшаве.

— Этого не может быть, я помню в лицо всех шахматистов, которые когда-либо выигрывали у меня, в том числе и в сеансах одновременной игры.

— Разрешите напомнить вам эту историю. В сеансе было запланировано 25 досок, но вас попросили допустить еще двух подростков, жаждущих сразиться с такой знаменитостью. Однако число 25 было оговорено заранее, и вы сначала отказались. «Неужели вы испугались этих мальчишек?» — обвинил вас кто-то из организаторов. «Что? Да я готов играть с ними вслепую!» И ребят посадили так, чтобы вы не могли их видеть. В тот вечер единственную победу над вами одержал один из мальчиков, с которым вы играли вслепую. Хотите верьте — хотите нет, но это был я!

— Так это вы пожертвовали мне ладью на b2? А я уже двадцать лет мучаюсь, что так и не увидел соперника, обыгравшего меня тогда в Варшаве!

Тем временем в СССР разгорелась настоящая шахматная горячка. Набирали силу молодые мастера, в первую очередь — Михаил Ботвинник. В 1936-м он, играя черными, вырвал ничью у Алехина на турнире в Ноттингеме. Там советский гроссмейстер разделил первое место с Капабланкой. «У Ботвинника наибольшие шансы сделаться чемпионом мира в ближайшие годы. Он имеет все необходимые качества: хладнокровие, выдержку, а больше всего глубокое понимание позиции», — писал Алехин. Он радовался успехам отечественной шахматной школы и готовился вернуться в Россию — на белом коне, как победитель. В 1935-м в «Известиях» даже была опубликована весточка от блудного сына: «Не только как долголетний шахматный работник, но и как человек, понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции. Алехин».

Послание хотели опубликовать с ядовитым комментарием, но по распоряжению Сталина оставили только алехинский текст. Без иронии. Москва стала чуть ближе к шахматному страннику.

Шах и мат королю игры

Вторая мировая началась во время шахматной олимпиады. Алехин сражался за французскую сборную. Узнав о наступлении вермахта на Польшу, призвал бойкотировать команду Германии. Вряд ли в тот день чемпион мог предвидеть, в какой омут втянет его война.

Он оказался в оккупированной Франции вместе с женой, американкой еврейского происхождения Грейс Висхард. В шахматах просчитывал последствия каждого хода, быстрее и глубже других, но жизнь оказалась сложнее игры. Еще в юности его прозвали Тишайшим — за нелюдимость, за то, что не любит покидать мир деревянных пешек и ферзей. Некоторые свои партии он так и подписывал: «А.Тишайший».

Гроссмейстеру дали понять: если не станет выступать под флагом со свастикой, то с Грейс разберутся по законам военного времени. Чемпион попал в ловушку. Против такой комбинации у него не было ответного хода. И вот он уже проводит сеансы одновременной игры с офицерами вермахта в Праге, в Париже А весной 1941-го в газете «Паризер цайтунг» выходит статья под названием «Еврейские и арийские шахматы» — редакторы исказили текст Алехина, превратив великого и тонкого игрока в фанатичного «шахфюрера».

После краха Третьего рейха европейские шахматисты объявили Алехину бойкот. Он нашел пристанище в Португалии, в тихом Эшториле. По Родине тосковал острее, чем прежде. Разумеется, путь в Советский Союз был закрыт. Но в феврале 1946-го в английском посольстве ему передали письмо Ботвинника: «Я сожалею, что война помешала нашему матчу в 1939 году. Я вновь вызываю Вас на матч за мировое первенство. Если Вы согласны, я жду вашего ответа, в котором прошу Вас указать Ваше мнение о времени и месте матча».

Значит, Россия поняла и простила его? 23 марта иполком ФИДЕ принял официальное решение о проведении матча Алехин — Ботвинник, а на следующее утро чемпиона нашли мертвым в номере эшторильского отеля «Парк». Больное сердце, жесткое мясо, попавшее в дыхательные пути, — так говорили врачи. Разумеется, возникли и криминальные версии: в отравлении Александра Александровича обвиняли и американскую, и советскую разведки. Но это — для желтой прессы.

В сотнях газет появился посмертный снимок великого Алехина. Редко бывает, чтобы фотография так выражала судьбу человека: временное пристанище, ужин на столе, элегантный, франтоватый герой и шахматная доска с расставленными фигурами — до последней минуты.