Неодинокая гармонь

ХХ век оставил после себя великое множество песен, над которыми не властна ветреная мода. Добрую дюжину таких композиций создал Борис Мокроусов, и это «нам ни на что не променять». Он сочинил самые простые и в то же время самые изысканные мелодии минувшего столетия — те, что по сей день объединяют расколотое пространство бывшего Союза. В нынешнюю информационную эпоху произведения Мокроусова так же близки русскому сердцу, как и прежде.

Мы не дрогнем в бою

Предки композитора — коренные волгари, нижегородцы. Сам он — из семьи рабочего-железнодорожника. Про таких говорят «выходец из народа». Когда «полыхала Гражданская война от темна до темна», а на Вокзальной улице, в Канавино, открылся клуб с вольнолюбивым названием «Спартак», будущий мэтр учился в его стенах играть на балалайке, затем — на мандолине и гитаре. Борису едва исполнилось 15, а он уже работал тапером в кинозале, «озвучивал» на стареньком рояле немые картины. Влюбленный в русскую песню, раздольный, словно Волга-матушка, напев, музыкант-самородок мечтал сочинять собственные мелодии. Поступил на рабфак Московской консерватории, стал учеником утонченного симфониста Виссариона Шебалина.

В 1936-м написал «Антифашистскую симфонию». Произведение с таким названием могло появиться в ту пору только в нашей стране: коричневой чуме СССР противостоял практически в одиночку. Нынешние западные интерпретаторы старательно забывают об этом, представляя Москву чуть ли не зачинщицей Второй мировой. Послушали бы они симфонию молодого Мокроусова — гневную, протестующую и в то же время по-настоящему миролюбивую. В 1938-м родилась его первая всенародно известная композиция «Милый мой живет в Казани».

«Марш защитников Москвы» стал не просто походной песней — настоящим гимном в честь первой крупной победы над гитлеровцами. 3 ноября 1941 года в «Красноармейской правде» были опубликованы стихи Алексея Суркова. «Под ударами врага фронт развалился, и бронированные орды, подминая полки, дивизии, армии, хлынули к Москве с запада, начали обтекать ее с юга и севера, с пугающей быстротой приближались к тем рубежам, которые в сводках Совинформбюро именовались дальними подступами к столице», — вспоминал впоследствии поэт, чьи строки поздней осенью сорок первого звучали как торжественный зарок:

Мы не дрогнем в бою за столицу свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной, обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага!

Композитор, срочно отозванный тогда из осажденного Севастополя, прежде редко сочинял музыку на готовые слова, сначала появлялась, как правило, мелодия. Но стихи Суркова вдохновили.

Песня звучала в картине «Разгром немецких войск под Москвой», и эта документальная лента завоевала высший приз американской киноакадемии «Оскар» в 1943 году.

С моряками-черноморцами и крымскими берегами Мокроусов сроднился в начале войны. А летом 1943-го прочел в газете «Красный флот» поразивший его очерк Леонида Соловьева «Севастопольский камень»: четверо краснофлотцев несколько дней шли на веслах в сторону Туапсе из захваченного врагом Севастополя. Один из них, смертельно раненный, сжимал в руке небольшой кусочек гранита, отбитый снарядом от парапета севастопольской набережной. Покидая Город русской славы, моряк обещал туда вернуться и положить камень на прежнее место. После смерти товарища реликвию передавали из рук в руки, и каждый клялся выполнить наказ погибшего.

«Заветный камень» Борис Мокроусов написал на слова поэта Александра Жарова.

Затем, чтоб вдали
От Крымской земли
О ней мы забыть не могли.

Один из символов советской эстрады Леонид Утесов говорил: «Кроме царь-пушки и царь-колокола, у нас есть и царь-песня — и это «Заветный камень».

Вся история войны — в короткой балладе: поражение, отступление, возвращение, Победа. В музыке слышатся трагическая торжественность, суровые, напоминающие рокот крымских волн звуки. Песню замечательно исполняли хоровые коллективы, с ней показывали свою голосовую мощь именитые солисты. Чудесно пел и Утесов, могучими вокальными данными вовсе не обладавший.

Есть у нас еще дома дела

После войны появилось немало песенной лирики, создававшей атмосферу солнечной идиллии, которую если и омрачала печаль, то по преимуществу светлая. Именно такая музыка оказалась необходима израненной стране — врачевала фронтовые раны, утешала людей, обещала им счастливую жизнь. Под те песни наши отцы, матери и деды восстанавливали разрушенную, разграбленную врагом Отчизну.

Среди них — «Одинокая гармонь», популярная и в наше время. Для тонких, ласковых строф Михаила Исаковского Мокроусов нашел гармоничную мелодию: «Снова замерло все до рассвета...». Тогда не было ни магнитофонов, ни музыкальных радиостанций, однако задушевные мелодии молниеносно распространялись повсюду. Их переписывали, подбирали на гитарах, пианино, все тех же гармониках и, разумеется, пели. Песня действительно помогала жить.

Среди исполнителей «Одинокой гармони» — лучшие эстрадные певцы тех лет. Хотя тоньше всех ее прочувствовал и интерпретировал, пожалуй, Сергей Лемешев. Оперный тенор, ценитель народной песни, он никогда не ставил на поток исполнение шлягеров, выбирал то, что было особенно близко. И в этом избранном — полдюжины композиций Мокроусова, которые Сергей Яковлевич пел с редким изяществом, подчеркнутой нежностью.

Трудно представить себе послевоенное возрождение страны без песни бравого фронтового шофера Минутки. В 1945 году на экраны вышел фильм «Великий перелом», где Марк Бернес сыграл в эпизодической роли бесстрашного лихача-водителя. Тот героически погибает под Сталинградом, соединив зубами телефонные провода и обеспечив тем самым связь командующего с фронтом. Персонаж запомнился, ему недоставало лишь «фирменной» песни. И вот два года спустя Бернес-Минутка обратился к радиослушателям с задорным: «Эх, путь-дорожка фронтовая...». Оказалось, герой-шофер жив, невредим, по-прежнему весел и оптимистичен.

Мокроусов сдружился с лучшими поэтами-песенниками своего времени. Вскоре после войны встретил родственную душу — Алексея Фатьянова. Даже внешне они походили друг на друга, как братья. Хотя композитор был молчаливее, сосредоточеннее шумного поэта. Создали совместно почти тридцать песен. В том числе — куплеты Курочкина для спектакля «Свадьба с приданым», то самое признание первого парня на деревне:

Из-за вас, моя черешня,
Ссорюсь я с приятелем.
До чего же климат здешний
На любовь влиятелен!

Талантливых друзей-соперников у Мокроусова было немало, и соревновались они не на шутку. Одновременно с московской постановкой «Свадьбы с приданым» та же комедия шла в ленинградском театре имени Ленинского комсомола, только с другими песнями — сочиненными композитором Василием Соловьевым-Седым и поэтом Борисом Лихаревым. Творческие возможности Седого и Мокроусова были примерно равны, однако «свадебный» турнир Борис Андреевич выиграл с разгромным счетом. Песни из московского спектакля запели по всей стране. Узнаваемы они и сейчас, хотя с момента их первого исполнения прошло почти 70 лет. Успех ленинградских песенников вышел куда скромнее.

Был случай, когда отступить пришлось Мокроусову. Камнем преткновения (или, если угодно, яблоком раздора) послужили стихи Исаковского «Не тревожь ты себя, не тревожь». Музыку на них почти одновременно сочинили все те же мэтры. Песня Соловьева-Седого прозвучала на радио первой и мгновенно обрела популярность. Мокроусов признал приоритет коллеги и снял свое произведение с «соревнования».

Чтобы хотелось петь

Поэт Марк Лисянский запомнил Бориса Андреевича таким: «Дверь мне открыл красивый, широкоплечий, плотный, крепкий, выше среднего роста, светлокудрый и голубоглазый человек в белой рубашке с лихо распахнутым воротом. Что-то в нем было волжское, бурлацкое, разинское и в то же время очень простое и бесхитростное. Ничего от знаменитости. Открытый теплый взгляд из-под темных аккуратных бровей, добрая улыбка».

Вместе они написали вальс «Осенние листья», пришедшийся ко двору на всех танцевальных площадках Советского Союза. Известность и авторитет Мокроусова стремительно росли. В 1948 году он стал лауреатом Сталинской премии. Редкий случай — ее получил композитор, посвятивший себя «легкому жанру», и не по совокупности заслуг, а за четыре прекрасные песни: «Хороши весной в саду цветочки», «Песня о родной земле», «Одинокая гармонь» и «Заветный камень».

Мокроусов решил разделить премию с теми, кого считал соавторами успеха, с самыми что ни на есть рядовыми слушателями. В деревенской пивной, неподалеку от Дома творчества композиторов в Рузе, он угощал всех желающих. Принять участие в празднестве мог каждый. Премии хватило на неделю, а пивную с тех пор называли в народе Мокроусовкой.

Награды и почести не дали ему забронзоветь. Он по-прежнему азартно сочинял шуточные вещи, звучавшие в программах Аркадия Райкина. Так появилась «Песенка влюбленного пожарного» на стихи Сергея Смирнова. Люди старших поколений помнят те строки:

Отчего, почему
Грустно парню одному:
Не сидится, не лежится,
не гуляется ему...

Добиться в музыкальном творчестве простоты и легкости порой труднее, чем сложить симфонию. А этот немного гротескный, исполненный доброго юмора и веселой лирики образ стал классическим. Как и «Сормовская лирическая», впервые прозвучавшая в 1949-м. Директор завода «Красное Сормово» Ефим Рубинчик попросил Мокроусова написать к столетию завода «что-нибудь такое, чтобы и после юбилея хотелось петь». И композитор создал — на слова Евгения Долматовского — одну из самых лучших своих песен. Не бравурный рапорт о трудовых успехах, а зарисовку из жизни влюбленных, где блистательно отражены и душевная красота, и преданность родному Сормову. Первыми неувядаемую, красиво протяжную фразу «Под го-о-родом Горьким, где ясные зорьки...» пропели самодеятельные артисты из местного Дворца культуры Маргарита Рыбина и Геннадий Баков, выступившие на торжественном заводском вечере.

Давно уже нет тех рабочих поселков, а песня все так же является музыкальной эмблемой Нижнего Новгорода и Сормова.

Неповторимый стиль Мокроусова складывался на стыке русского народного творчества, ямщицких баллад и городского романса, с добавлением элементов традиционной венской оперетты, камерных песен немецких классиков. Но главной любовью Бориса Андреевича была, конечно же, песня русская.

Такие мелодисты, как он, в сущности и создают фольклор. Русские мотивы рождались в его воображении непроизвольно, будто сами собой. Он был тонким ценителем Глинки и Римского-Корсакова — тех, кто не только прислушивался к народным напевам, плясовым, но и созидал традицию. Мокроусов словно находил, подбирал на своем пути ненаписанные мелодии и придавал им совершенство. Кажется, что они существовали всегда. Разве можно представить Россию без таких песен, как «На крылечке твоем» или «Хороши весной в саду цветочки»?

Для огромной страны он был этаким гармонистом-затейником, вместе с которым можно и погрустить, и повеселиться. Подобные ожидания автор «Одинокой гармони» оправдывал неизменно, блеклых, невыразительных выступлений себе не позволял, более того — храня приверженность национальному стилю, никогда не повторялся.

Прекрасный фильм, как «Весна на Заречной улице», мог появиться только в СССР середины ХХ века, но при всем своеобразии едва ли он стал бы культовым, если бы не участие в его создании Бориса Мокроусова. Песня, начинавшаяся словами «Когда весна придет, не знаю», стала визитной карточкой Николая Рыбникова. Авторам — Алексею Фатьянову и, разумеется, композитору — удалось выразить нечто заветное, сокровенное, не объяснимое ни словесными формулами, ни риторическими фигурами, то, что касается каждого из нас.

Сердце маэстро остановилось внезапно, в разгар работы над картиной «Неуловимые мстители» — 27 марта 1968 года. Борису Андреевичу шел шестидесятый год. В последнем для него фильме было много композиций, романтических и бравурных — лучшего музыкального сопровождения приключенческой киноленты и представить трудно. Тема «Бьют свинцовые ливни» задала тон всей истории о «красных дьяволятах», звучала напряженно-таинственно, обещала героические события на экране.

Даже после смерти композитора его произведения обретали громкую славу как бы заново. На творческом вечере поэта Михаила Матусовского в 1976 году «Песняры» представили собственную аранжировку «Вологды», и она на долгие годы стала одной из самых популярных русских песен от Бреста до Владивостока.

Мокроусовская гармонь звучит и сегодня. Она совсем не одинока.