Захребетники-шестидесятники
28.10.2014
6 ноября 1929 года увидел свет первый номер газеты «Рабочий и искусство». С тех пор издание несколько раз меняло имя и теперь выходит к читателю под названием «Культура», отмечая в эти дни 85-летний юбилей. Можно ли нащупать связь между советскими предшественницами и нынешней основной культурологической газетой страны? Легко.
Взять, к примеру, явление, которое с подачи Достоевского когда-то назвали «смердяковщиной», а еще раньше оно было известно на Руси как чужебесие — слепое преклонение перед всем иностранным и в то же время ненависть вкупе с презрением по отношению к родному, отечественному. Сей феномен проявлялся и во времена СССР. Никуда он не делся — напротив, расцвел — в постсоветскую эпоху. И если прежде, лет 30–50–60 назад, все это можно было оправдать слишком узкими рамками господствовавшей идеологии («Сегодня он играет джаз...»), то как объяснить нынешние антигосударственные, антинародные, антиобщественные манифестации представителей «креативного класса»? Кто им сейчас-то мешает играть джаз?..
Предлагаем вашему вниманию памфлет Аркадия Первенцева, опубликованный на страницах газеты «Советская культура» 24 августа 1963 года. Пафос статьи выглядит в наши дни несколько архаичным. Однако, если всмотреться пристальнее, сделав скидку на время, — тема противопоставления тогдашних «креаклов» и ненавистного им «уралвагонзавода» будет явно налицо. Все-таки полезно перечитывать старые газеты...
Куриный бог
Аркадий Первенцев
Морской камешек, отшлифованный вечным прибоем, с проточенной дырочкой, называется куриным богом. Его ищут увлеченно, кропотливо, перебирая сотни камней черноморско-крымского водоплеска. Много красивых камней в районе изумительной Коктебельской бухты, у подошвы Кара-Дага. Здесь даже есть бухточка Сердоликовая. Если ребенок обнаруживает куриного бога, он радостно вскрикивает, рассматривает сквозь небольшую дырочку окружающий его мир, видит яркий накат моря, радужный прозрачный воздух, и ему кажется, что все солнце вмещается в узкой проточинке, куда и булавку трудно просунуть.
Куриный бог якобы приносит счастье: пусть сохранятся эти наивные приметы! Очевидно, не зря агатовые камешки на нейлоновой нити попадают на шею девушек, осчастливленных прежде всего свиданием с южным морем, щедрым солнцем, перламутровыми чайками, подкрашенными отраженной синевой волн.
Черноморское побережье прекрасно везде, но особенно оно романтично и красиво в дикой своей прелести у Коктебеля, этого поразительного уголка Крымского полуострова. Зреет виноград на склонах пологих балок и в долинах. Цветастыми точками среди тяжелых, будто литых лоз и гроздей, платочки работниц плантаций передового совхоза, где директором прославленный герой крымского партизанского движения М. А. Македонский. Изумрудные валы виноградников будто катятся к морю, круто поднимаются на гребни высот, падают и тоже по-особому светятся, сверкают, а прозрачный воздух напоен крепко настоенными ароматами близких степей, пряного жнивья, пахучих полыней и маков.
Мы видели общежития совхоза, уютные дома для молодежи, окруженные ореховыми деревьями, легкие контуры летних кинотеатров, арки, магазины, ослепительно блестящие шоссе, точно обручем оковавшие щебенчатую холмистую землю: места, памятные и дорогие моему сердцу. Здесь возникали фронтовые встречи под знаком «Белой чайки» Приморской армии. Отважные партизаны восточного соединения шли в атаку, чтобы взять стратегически важный город Старый Крым — древний Салкат. Везде братские могилы борцов за освобождение. Дорогие могилы в Старом Крыму, в Феодосии, в Планерском, а возле моря окруженный корабельной цепью памятник 25 морякам-черноморцам...
Побережье рыбаков, тружеников земли и моря. Сюда постепенно продвигается по каналу днепровская вода. Кто-то сравнивает эти места с Кастилией, кто-то находит здесь сходство с природой библейских легенд. Овечьи стада карабкаются по крутизнам, отвесно падающим к пене прибоя. Волны атакуют вулканические скалы, гудят в пещерах. Горные орлы парят над воздушными потоками, бережно поднимая на могучие крылья своих уставших, неокрепших птенцов.
И ЕСТЬ ТУТ ЖЕ нечто другое, странное и нелепое — кляксы на яркой ткани природы и быта. Невольно приходится вернуться к куриному богу, камешку морского прибоя.
Вместе с тысячами отдыхающих на побережье прибывают группки выделяющихся из всего человечества молодых людей, именующих себя производными от кибернетического века и электроники, этакие вольные менестрели, сбитые в кучку, именуемую «шарагой».
«Шарага» прибывает из «континентальной России» обычно на птичьих правах, при необыкновенном гоноре, выраженном в плоском и отвратительном равнодушии ко всему окружающему миру. «Шарага» прибывает уже полунагая, в сандалетах на грязных ногах, заранее предвкушая озноб от того самого «эпатирования ортодоксальной значительности», которую они обязались расшатать всеми своими безмускульными средствами и ядовито-клейкими мыслишками.
Они слышали «байки» о курином боге и потому, решив опорочить «гнилую романтику», мгновенно навешивают себе на шею амулеты. Нет, они не копаются в пене прибоя, их тошнит от воды, они выменивают камешки у смуглых пацанов за дешевые сигаретки или поступают еще проще: берут первый попавшийся под сандалий булыжник и за «четвертную звонкую монету» просверливают дырку на базаре. Еще лучше — обломок базальта, посмешней, пусть болтается — его называют «кораллом». «Шарага» навешивает на себя ожерелья и открывает поход, придерживаясь в основном обжитых мест, там, где дома отдыха, пансионаты, чебуречные, где сбивают молочные и коньячные коктейли. Их задача — «гробить наивных мадонн», «охмурять потных работяг», как можно дешевле и глупее провести время на побережье.
Их называют «куриными богами». Степенные люди сторонятся при появлении мрачной «шараги», милиционеры ощупывают кобуры и свистки, пограничники вспоминают задачи на классных учениях... Но нет, они не хулиганят, не бьют стекла, не переворачивают киоски — «одетые во все голое», они где-то ухитряются хранить безупречные документы. Тем более они нелепы, страшны и циничны. Они появились для того, чтобы наплевать на благоприличия, поразить кого-то, «пропылить» свой отпуск, а потом, возможно, и разойтись по скромным и приличным куткам своих жилищ. Для многих остается загадкой: а кто же эти граждане до летних каникул? Трудно решить этот кроссворд. Их встречают везде и в то же время как бы нигде, хоть они явно не мираж, не наваждение, они из плоти и крови.
«Шараги» сплачиваются обычно четверками. Высший шик — три парня и одна полностью коллективизированная спутница. Бороды — обязательно! Хотя бы две на троих. Причем бороды они отращивают и пробривают посмешней, чтобы выделяться среди обычных бородачей-«кубинцев» «Куриный бог» сбривает усы, оставляя бородку «навыпуск», или отращивает бакенбарды, или оставляет волосы только на нижней части подбородка, полностью отдавая растительности шею, кадык. Волосы они начесывают на лоб и опускают на затылок. Кто-то из них, наиболее «интеллектуальный», стрижется «под Хемингуэя»!
Они ходят в «шортах» — так они называют обычные дешевые китайские штаны, самолично укороченные до размеров трусиков. На четверых хотя бы один черный свитер из толстой шерсти: его носят на спине, пропустив рукава под мышки и завязав их у затылка: «так ходят американцы». У них развинченная походка, носки круто врозь, по балетной «позиции пять». Походкой они пытаются подражать «великолепной семерке». Надо заметить, они всегда кому-то подражают. Это тени, попугаи, обезьяны. На четверых — портативный радиоприемник, если «блеск», то японский, инкрустированный белым, как аккордеон. Антенна сопровождает четверку дромадеров, выхватывая из многострадального эфира только лишь дикие завывания, скачущую музыку, рок-н-ролльные ритмы и «иностранный музыкальный бомонд». Они идут шеренгой, параличной походкой, развинченные, сутулые, с сигаретками в уголках мокрых, безвольных губ, с тупыми глазами, в которых, как им кажется, весь остальной «плебс» должен прочитать тайну их высшего скепсиса. «Куриные боги» болтаются на их тщедушных телах, а хилые, вихляющиеся руки как бы нарочито подчеркивают пренебрежение к труду. Они идут безразличные, якобы равнодушные, хотя исподбровья изучают эффект. Они должны мимически изобразить самую высокую степень пренебрежения к серой толпе. Они прибыли в жестком купейном вагоне, чуть ли не зайцами, но рассуждают с хозяйским апломбом о черных лимузинах, океанском ллойде, воздушных лайнерах. Кое-кто из молодежи клюет на приманку, слушает их нервную и противную болтовню, пересыпанную жаргонными словечками, в основном почерпнутыми из модной «передовой прозы». Хотя, надо сказать откровенно, никаких книг они не читали. Они нахватались того и сего и, пренебрежительно кривя на все подлинно передовое бескровные, тонкие губы, не заметили, как сами превратились в нелепых и смешных отщепенцев.
Мимо «куриных богов» идут загорелые, веселые парни и девушки, с рюкзаками, в войлочных шляпах, милые, светлые духом, умеющие и пошутить, и красиво влюбиться. Туристы двигаются в горы, к природе, разбивают палатки на склонах, встречают восходящее солнце, ловят рыбу, крабов, готовят пищу в походных котелках у пахучих костров.
Золотые тела молодых людей усыпали пляжи. Утром — физзарядка и бросок в море. Я видел спортсменов столичного института, соревновавшихся на берегу в прыжках, гимнастических упражнениях. Красивые тела, здоровые, сильные молодые люди с ясными глазами...
На них презрительно смотрела четверка «куриных богов», развалившихся на скамейках. Три парня и одна девушка в черных стоптанных туфлях на шпильках и невероятно заношенном платьице. Ребята лежали в шортах, волосатые, бородатые, с бесцветными, почему-то потухшими глазами. Как мне шепнул один человек, наблюдавший за ними, они были голодны и не ели со вчерашнего вечера. В горле у них пересохло после крепких коктейлей. Наконец, «куриные боги» оживились, глаза их приобрели какой-тo блеск, ноздри раздулись. Их сотоварищ тащил добытую пищу, что-то прямо в грязных лапищах: босиком, в тельняшке и брюках, лопавшихся на толстых икрах. Голова его, покрытая жесткими черными волосами, казалось, была утоплена в жирных плечах... Они бросились за ним, ворча, как животные, и жадно зачавкали в кустах.
«Куриные боги» вышли из кустов, на губах уже прилипли сигаретки, курилa и девушка. Теперь можно было «покейфовать» на скамейке, лениво положить руки на плечи девчонки, никого не стесняясь, поговорить о том, «куда им прошвырнуться после принятия пищи? На зюйд или вест?». Один сказал небрежно: «Современники, я знаю бистро, на меня там упала деваха. Сжуем там пару соломок коктейля и провернем созревший вопрос цыплят-табака».
Откуда появляются такие субъекты? Кто они? Вероятно, у них в документах полный порядок, прописка. Иначе им долго не пробродяжничать в чуткой погранзоне Черноморья, где дело чести каждого — не пропустить ни одного чужака. Я видел, как «куриного бога» обнюхала, потянувшись на поводке, овчарка и брезгливо фыркнула. «Куриные боги» почти не окунаются в море. Зачем они приехали сюда — непонятно. Много ли таких на курортах? Во всяком случае, как мне сказали местные жители, их стало меньше. «А то ходишь и плюешься — стыдно за их отцов и матерей!..» Да, стыдно. «Куриный бог» встречается не только на побережье. Не только у моря могут вытечь через узкую дырочку камешка достоинство, красота человека. «Куриного бога» можно встретить на той или иной улице городов, и у него, «куриного бога», сложились свои привычки поведения на улице, своя развинченная походка. Тупой взгляд, кривая губа, прилипшая к ней сигаретка, и ее отнимают как-то щепотью, криво, с тем неимоверно глупым провинциальным шиком, который якобы присущ высокому интеллекту современного молодого человека.
НЕ ДУМАЙТЕ, что все это так безобидно, сгущены краски и стрельба вместо крупной мишени идет по щуплым воробьям.
Недавно мы все ужаснулись, узнав о дичайшем преступлении группы молодых людей на Котельнической набережной, о смерти выбросившейся из окна седьмого этажа работницы швейной фабрики Тани Строгановой, об оргиях и насилии и, наконец, о суде и его справедливом приговоре.
Эти морально растленные молодые люди, заранее износившие себя, свой дух, физические и нравственные силы, алкоголики, прощелыги, вначале сами лишили себя всего прекрасного, что дает молодость, — ощущения познаваемого мира, радости труда — и сразу опустились на самое дно... Но ведь они не сразу стали такими. Им попустительствовали — либо поощряли, либо смотрели сквозь пальцы. Существует примитивная теория, покрывающая начальные стадии духовного тлена: «перемелется, мука будет», «хорошее вино должно перебродить», «молодости свойственны ошибки и увлечения, а потом...» Вот это «потом» не всегда удается и не каждому. Слишком рано начинается распад, быстро приходят опасные превращения, и то, что нормально для зерна, из которого будет мука, и для виноградного сока, из которого вызревает вино, становится убийственным при формировании молодого человека. Надо заблаговременно вытаскивать из психики молодежи «куриного бога». Таких мало, прямо скажем, ничтожное меньшинство, но тем ответственней и строже задача большинства, тем непростительней попустительство.
«Ишь ты, «великолепная семерка или четверка», шут с ней! А где радость бытия, ясность взора, целеустремленность, бодрость, оптимизм, стройный шаг, крепкие мускулы, чувство подлинного товарищества, а не арестантские законы «шараги»? Утрачивая внешние признаки ясного и чистого человека, «куриный бог» превращается в подонка, и ему становится трудно жить. Он все видит мутно, воспринимает вяло, его нетрудно сломать, увести в подворотню, бросить врагам...
Можем ли мы равнодушно наблюдать за созреванием вот таких ядовитых поганок?! Нет! Мы не должны оставаться безучастными свидетелями. Нужно убеждать, требовать, стыдить...
Мы должны приучить молодежь брать пример с горных орлов, парящих на крутых вершинах воздушных потоков.
Долой психологию «куриного бога»!