Блистательна, полувоздушна

Богиня танца, русская Терпсихора — каких только эпитетов не удостаивалась Авдотья Истомина. Необыкновенная красавица и великолепная танцовщица, чей талант воспел Пушкин, была не только любимой ученицей балетмейстера-реформатора Шарля Луи Дидло, но и причиной известнейшей дуэли, в которую оказался втянут сам Грибоедов.

В свите богини

В те далекие времена представители высших сословий не спешили определять своих отпрысков в актеры. Эта профессия предназначалась простонародью, детям артистов и работников театра. Шестилетнюю Дуню попросил взять в Императорское театральное училище некий, не желавший помещать обаятельную малышку в приют, музыкант. Имени доброго «флейщика» история не сохранила.

Родителей девочка не помнила: мать умерла, отец, записанный в личном деле ученицы Истоминой «полицейским прапорщиком», спился и пропал. Грациозную, музыкально одаренную сироту пожалели, приняли на полный пансион, хотя по возрасту она не подходила и три года оставалась самой младшей из воспитанников. Те осваивали пение, танец, музыку, драматическое искусство и даже основы живописи — специализация полагалась ближе к выпуску. Грамматике, литературе, истории и точным наукам отводилось место на периферии образовательного процесса. Будни училища поражали -контрастами: вечерами казенные кареты доставляли питомцев в театр, где они участвовали в спектаклях-феериях, остальное время проходило в изнурительных репетициях. Кормили скудно. Согласно уставу, мальчики и девочки размещались на разных этажах. Воспитатели строго следили за дисциплиной, наказывали за малейшие провинности.

Страсть к лицедейству у Истоминой проявилась рано. Впервые на подмостках она оказалась, будучи девятилетней, в свите богини любви и плодородия Венеры, в балете «Зефир и Флора». Через несколько лет, в 1812-м, Дуня пополнила «народные массы» в спектаклях «Всеобщее ополчение» и «Любовь к отечеству». Выступления давали детскому уму пищу для размышлений — о чести и доблести, самопожертвовании и призвании. Сцена заменяла тепло родного очага, а общение с артистами — материнскую заботу и отеческий совет. К выпускным классам талантливую девочку определили по «танцевальному ведомству», хотя педагоги отмечали ее особую артистическую прелесть и на уроках драмы.

В 1815 году Авдотья Истомина поступила на службу в Императорский театр. Ее первые роли привлекли внимание публики, любители танцев и ценители изящных ножек рвались на спектакли с ее участием. Особым восторгом сопровождался балет «Ацис и Галатея». Юной танцовщице прочили блестящее будущее.

Чаепитие с последствием

Поначалу жизнь походила на сказку. Роли сыпались одна за другой. Недостатка в почитателях не наблюдалось. Светская ночная кутерьма кружила ветреную головку. После спектаклей — званые ужины, литературные салоны, балы и маскарады. Живая и общительная, порывистая и веселая Истомина легко завоевала положение одной из первых красавиц Петербурга. Недавняя затворница мечтала (как почти все безродные выпускницы) о богатом покровителе. Из сонма разновозрастных поклонников и богемных воздыхателей выбрала молодого красавца-кавалергарда Василия Шереметева. По воспоминаниям Дмитрия Смирнова, тот, «шалун, повеса, но человек с отлично-добрым и благородным сердцем, любил Истомину со всем безумием страсти, а стало быть, и с ревностью. И в самом деле она была хорошенькая, а в театре, на сцене, в танцах, с грациозными и сладострастными движениями — просто прелесть!»

Они вели жизнь открытую, в доме у них часто бывал Александр Грибоедов, с которым у Дуни завязались дружески-доверительные отношения. Но — никаких амуров: Александр Сергеевич переживал влюбленность в другую артистку и всего лишь терпеливо выслушивал жалобы Истоминой на вспыльчивый нрав ее спутника. После одной из ссор невенчанных супругов Грибоедов пригласил Дуню на чай в квартиру, которую делил с графом Александром Завадовским. Тому, известному в столице ловеласу, давно нравилась танцовщица, еще совсем недавно он ухаживал за ней и теперь представлял себя проигравшим, жаждущим реванша соперником. Знал ли об этом будущий автор «Горя от ума»? На этот вопрос у историков нет ответа. Чаепитие состоялось и повлекло за собой трагические последствия.

Авдотья, опасаясь буйной ревности друга-покровителя, не села в карету к Грибоедову возле театра, а встретилась с ним на пустынной — поздними вечерами — Суконной линии Гостиного двора. Через несколько дней, которые, по утверждению танцовщицы, она провела у подруги, примирение состоялось. Однако конспирация не сработала, по городу ползли сплетни. Любовник рвал и метал, терзал расспросами, Дуня отвечала уклончиво и, похоже, даже резвилась, попирая его чувства.

В итоге возник сценарий двойной дуэли: горячий Шереметев вызвал на поединок Завадовского, а не менее пылкий секундант кавалергарда, бретер и будущий декабрист Александр Якубович — Грибоедова (обвинил его в сводничестве). В ненастный ноябрьский день 1817-го на Волковом поле пары встретились. Случай вошел в историю как «Une partie carrée» — «четверная дуэль». Завадовский смертельно ранил Шереметева, а участники второго противоборства поспешили перевезти «истекающего кровью Васю» домой. Он скончался на руках Истоминой. Это событие перевернуло жизнь артистки: с тех пор ухажеры уже не тревожили ее воображения, а шустрая на были и небылицы молва впредь не приписывала ей ни одной любовной интриги.

Поединок секундантов все-таки состоялся — годом позже, в Тифлисе, куда был переведен Якубович и где оказался по делам дипломатической службы Грибоедов. Пуля, выпущенная из пистолета Александра Сергеевича, не задела противника, однако тот целенаправленно ранил визави. Спустя десятилетие изуродованное тело выдающегося литератора и музыканта опознают по шраму на перебитом пальце.

Встанем на пальцы

Один из первых историографов нашего театра Пимен Арапов отмечал: «Истомина была среднего роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна... имела большую силу в ногах, апломб на сцене и вместе с тем грацию, легкость, быстроту в движениях».

Труппой в ту пору руководил Шарль Дидло, с его творчеством и связан триумф Истоминой. Знаменитый иностранец полюбил русский балет так же страстно, как полюбит его спустя полвека Мариус Петипа. В период служения этих французов России наша труппа становилась недосягаемой для Европы. Гастролерам из заграницы Дидло противопоставлял русских артистов, считая, что только они способны облагородить технику «энергией души». Самым верным проводником его идей стала Истомина, которую он несколько лет учил в школе, уже тогда восторгаясь гармонией ее «воздушных и безупречных» движений. Она вела главные партии в его балетах и как никто другой чувствовала суть реформаторских преобразований. Прежде балет представлял собой пантомимное зрелище с вкраплениями танцев, теперь же хореограф отдал пальму первенства последним. Танец Истоминой становился естественным проявлением душевных порывов, складывавшихся одновременно в личный характер и сценический образ.

На долю артистки выпадает любопытный период истории театра: еще преобладают традиционно классицистские жанры — трагедия и комедия, старообразные слезные или мещанские драмы, но уже начинают понемногу уступать место сентиментальной чувствительности и меланхолии в духе «Бедной Лизы». На смену комической опере, отныне кажущейся наивной и архаичной, приходят легкий, стремительный водевиль и комедия новая — благородная или светская. Универсальному таланту Истоминой подчиняются все стили и роли. Балеты, трагедии, драмы, водевили с ее участием просвещенные театралы называют торжеством искусства.

Но самое главное то, что в ее опередившем время творчестве проявляются романтические мотивы: героини не просто безупречно исполняют сложные па и передают увлекательную интригу — они рефлектируют, размышляют, в них развивается «жизнь сердца». «Как ни велики были заслуги Истоминой в мифологических балетах, комедийных представлениях, как бы ни изумляло ее участие в драматических спектаклях, веселых водевилях, венцом ее искусства стали образы, подсказанные современной литературой, национальной романтической тематикой», — констатировал известный советский балетовед Николай Эльяш. Дар перевоплощения оправдывает эксперименты Дидло с формой постановки, в которую он вводит волшебные полеты, небывалые метаморфозы, удивительные преображения героев. Привлекая в сообщники техническую часть труппы, француз без устали придумывает сложные конструкции, позволяющие подчинить его замыслам пространство: герои взмывают в воздух и внезапно исчезают во мраке. Виртуозность Истоминой не знает границ.

Принято считать, что первой встала «на пальцы» в балетных туфельках с твердым носком итальянка Мария Тальони, и произошло это якобы в начале 1830-х. На самом деле, по свидетельствам очевидцев, нечто подобное случилось на десятилетие раньше и — в России. В спектакле Дидло «Зефир и Флора» его лучшая ученица легко приподнялась на кончиках пальцев и сделала несколько па — словно поприветствовала новую эру, в союзе с постановщиком возвестила о приходе балетного романтизма. В литературе уже появился чистейший образец этого стиля — поэма «Руслан и Людмила». А ее автор оставил самое точное описание танца Истоминой:

Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.

Современники говорили, что образ танца замечательной балерины передан настолько точно, что и без упоминания ее имени сразу понятно, кого увидел Онегин. Прошло без малого два столетия, однако и сегодня каждый знает двадцатую строфу великого романа в стихах.

Две красавицы: восточная и русская

Поэт и танцовщица родились в один год. Когда молодой экс-лицеист прибыл в Петербург, сверстница уже покоряла сцену. Для Пушкина наступил период влюбленности в театр, постижения его силы и подлинности. Истомина казалась ему воплощением женственности, красоты и гармонии, тронула его пылкое сердце. Услышав сплетню о том, что его идеал — содержанка генерала Орлова, поэт разразился эпиграммой ревности: «Орлов с Истоминой в постеле / В убогой наготе лежал...»

Познакомятся они вскоре, и Пушкин более ни разу не произнесет ее имя с игриво-скабрезным или саркастическим оттенком. Местом общего досуга хозяйки сцены Авдотьи Истоминой и «почетного гражданина кулис» Александра Пушкина станет хлебосольный дом страстного театрала, исполнителя цыганских романсов, основателя общества «Зеленая лампа» Никиты Всеволожского.

Их первая встреча, скорее всего, состоялась на «чердаке Шаховского». Князь, драматург и начальник репертуарной части императорских театров, собирал «под крышей» шумные компании литераторов и актеров. Здесь очарованный театром Пушкин читал только что набросанные фрагменты «Руслана и Людмилы», а в первых рядах слушателей сидела чаровница Дуня. Сопоставляя эпизоды поэмы с разными сценами балетов Дидло, литературовед Леонид Гроссман отмечал: «Первая поэма Пушкина насквозь театральна. Впечатления от вечернего спектакля явно отлагались на утренней работе поэта. Его словесная феерия явственно носит следы этих театральных восприятий. Он свободно и радостно отдавался им, широко вносил их в композицию и на каждом шагу отражал восхитительные детали этих сказочных драм, исполненных живости изображения и прелести необыкновенной... Поэт дебютировал поэмой-балетом».

Первой связанной с его именем постановкой, где танцевала Истомина, оказался «Кавказский пленник, или Тень невесты» в хореографии Дидло и с музыкой Катерино Кавоса. На премьере в январе 1823-го двухтысячный зал Большого Каменного театра был переполнен. Внимание к новинке, как явлению художественному, соединялось с поддержкой опального, отправленного в кишиневскую ссылку поэта. Накануне брат Александра Сергеевича получил от него письмо: «Благоразумный Левинька!.. Пиши мне о Дидло, об Черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно Кавказскому пленнику».

Восточная красавица, нежная в любви и отчаянная в стремлении остановить напавшую на пленника толпу, обнаруживала недюжинную силу заступничества и вместе с тем — застенчивость. Эти краски исполнительница перемешивала, варьировала столь свободно, что по Петербургу разлетелся слух: ее настоящая национальность — черкешенка.  

Москва также осваивала Пушкина: «Руслана и Людмилу» поставил любимый ученик Дидло, его названный сын Адам Глушковский. Спектакль перенесли в столицу, и восхитительная Истомина получила свою самую русскую роль. В ее героине не было даже намека на восточную вязь, она танцевала славянскую «сказочную царевну». Театральные архивы сохранили любопытный факт: позже, когда в образе Людмилы предстала другая балерина, первая танцовщица труппы Истомина выходила в партиях эпизодических, к примеру, в свите посла — так дорог был ей этот спектакль.

Великого поэта вдохновлял не только ее танец, но и судьба — тема отсроченной дуэли отсылает к повести «Выстрел». Пушкин хотел продолжить и свою «танцевальную хронику», начал писать роман «Русский Пелам», где одной из героинь задумывалась танцовщица по фамилии Истомина.

В разработке сюжета еще одного сочинения значатся такие детали: «Две танцовщицы. Балет Дидло в 1819 году. Завадовский. Любовник из райка. Сцена за кулисами — дуэль — Истомина в моде. Истомина в свете. Замужество». Гибель Александра Сергеевича помешала этим планам осуществиться.

Отставная артистка

После триумфа в пушкинских балетах она танцевала все реже. С Дидло петербургская сцена распрощалась без должной благодарности. Дирекция пригласила молодых иностранок, а «русская Терпсихора» оказалась среди них лишней, причем до такой степени, что ей отказали в лечении травмированной на сцене ноги, не подготовили прощального бенефиса. Ее уволили с жалкой пенсией, легендарной 37-летней балерине с огромным опытом не предложили даже должность педагога.

В январе 1836-го краса и гордость прежних лет Авдотья Истомина исполняла свой финальный танец — русскую пляску в дивертисменте. Закат жизни, как и ее начало, вышел тихим и бедным. Она удалилась от света, вышла замуж за актера Павла Экунина, который вошел в театральную летопись в качестве первого исполнителя роли Скалозуба. Внезапно погрузневшую, ее видели в последний раз на выступлении Марии Тальони.

Несравненная русская балерина скончалась летом 1848-го, в разгар эпидемии холеры, и была погребена на Большеохтинском кладбище Санкт-Петербурга. На могильной плите начертали: «Авдотья Ильинична Экунина, отставная артистка». Муж пережил ее на несколько месяцев.