Схимник от самодержавия

Основатель большевизма называл графа Льва Толстого «зеркалом русской революции». Примерно то же следовало бы сказать о тезке писателя Льве Тихомирове (1852–1923). Тот, с его взглядами и предвидениями, заблуждениями и озарениями, был образцовым «зеркалом». Причем всей русской истории, а не только революции. Сегодня издаются его труды, биографические материалы. Но в учебных курсах по истории политических учений отводимое этому, едва ли не самому крупному отечественному политологу и государствоведу место до сих пор, увы, минимально. А ведь сейчас, когда на повестке дня стоит «четвертая политическая теория», одновременно преодолевающая либерализм, коммунизм и фашизм, без Тихомирова никак не обойтись.

Одна из недавних книг — авторства А. Репникова и О. Милевского — носит название «Две жизни Льва Тихомирова». На самом деле разных «жизней», коренных переломов в его чрезвычайно сложной судьбе можно насчитать больше. Их легко датировать. 1871 год — разрыв с домашней средой и «вступление в революцию». 1888-й — отказ от революционной деятельности, вехой коего послужила работа «Почему я перестал быть революционером», и сознательный переход на сторону монархии. 1913-й — прекращение политической и публицистической деятельности. Весна 1917 года — условное, эдакое пассивно-фаталистское согласие с Февралем. Далее — окончательное одиночество, показательно ознаменовавшее финальный этап его земного существования.

Посещавший Тихомирова в конце его жизни Андрей Белый (это именно то, что называют «странными сближениями») сравнивал маститого ученого с поэтом-мистиком Александром Добролюбовым, одним из самых загадочных людей Серебряного века. Сравнение, надо полагать, было сделано не ради красного словца.

Тихомиров происходил из семьи военного врача. Дед был священником. Нелишне напомнить: в XIX столетии «делали революцию» в значительной степени именно поповичи — едва ли не самое бунташное сословие той эпохи. Уже в 1872–1873 годах Тихомиров — член общества «чайковцев». Затем — «Земли и воли». И наконец, теоретик террористической «Народной воли», осуществившей в 1881-м убийство Александра II. Характерно, что одна из первых его брошюр того периода — «Е.И. Пугачев, или Бунт 1773 г.» Пугачевское движение было и по сей день остается весьма загадочным. Оно никак не соприкасалось с «просвещенческо-освободительной линией». В нем имелся очень мощный архаический пласт. Не случайно позже Тихомиров напишет, что русский человек может быть или анархистом, или монархистом, но никогда не будет либералом. Возможно, именно здесь нам открывается «единство личности» Льва Александровича. 

На липецком съезде «Народной воли» в 1879-м он поддержал решение о цареубийстве. При этом в самих «акциях» не участвовал. Тихомиров очень много знал, однако некоторые вещи о подлинных причинах происшедшего 1 марта 1881 года до конца жизни не поверял даже дневнику. Так или иначе, в 1882-м ему удается избежать ареста и уехать во Францию, где он вскоре принимает решение о радикальном разрыве с революцией как таковой. В дневнике на сей счет напишет: «Все, что мой ум вырабатывал самостоятельно, давно боролось с принятыми на веру идеями революции. Этого разлада я не мог уничтожить до тех пор, пока не усумнился, точно ли, как это нам внушалось, наука освящает своим авторитетом эти идеи?» 

На чужбине раздумья и тяжелая болезнь любимого сына Саши (будущего епископа Тихона, 1882–1955) вернули его к Богу, к жизни в лоне Церкви. Не отрекаясь от идей социальной справедливости, Лев Александрович размышляет о месте самодержавия в русской истории: Россия без государя невозможна, и даже то благое, к чему стремятся революционеры (а это прежде всего решение крестьянского и рабочего вопросов), возможно только через царя и вместе с царем. Тихомиров просит о помиловании, получает его по Высочайшему повелению от 10 ноября 1888 года и возвращается. С той поры и до конца жизни носителем идеала монархии он считал Александра III. 

Книга «Единоличная власть как принцип государственного строения» (1897) послужила наброском для главного труда всей его жизни — «Монархической государственности» (1905). Лев Александрович, без сомнения, вошел с этой работой в ряд крупнейших государствоведов мира. Ее научная новизна состоит в том, что... никакой новизны там, в сущности, нет. В точности по Платону: знание есть припоминание. Тихомиров «вспоминает» типологию государственности из «Политики» Аристотеля и осмысливает ее с точки зрения православно-христианской традиции. Вслед за Аристотелем он рассматривает власть как сущность единую и неделимую (она или есть, или ее нет), и поэтому любая попытка говорить о разделении властей лишена всякого смысла. Типов государства три: монархия — власть одного, аристократия — власть качественного меньшинства и демократия — власть количественного большинства. Разделяется не власть, а управление. Преимущество монархии состоит в том, что она, с одной стороны, самый простой тип власти, с другой — способна создавать наиболее сложные формы управления, гибко, в зависимости от ситуации, используя элементы как аристократии, так и демократии. 

Монарх прежде всего — верховный арбитр. Как надклассовый и надсословный институт его власть принципиально совместима со всеми формами собственности и любым социально-экономическим строем (включая социализм), поскольку первична по отношению к социальным и хозяйственным факторам. Не противоречит и свободе отдельной личности. Более того, создает для нее нерушимые гарантии — как раз в силу личного характера власти монарха. При этом она, с православно-христианской точки зрения, является нравственным выбором народа, который из смирения перед Богом сам отказывается от власти, вручая себя в руки Божии, а Бог, как бы во свидетельство этого завета, Сам дарует народу («земле») царя. Так было и во время призвания Рюрика, и в 1612–1613 годах, когда бразды правления взяли в свои руки Романовы. Согласно Тихомирову, монархия всегда есть власть как бы одного монарха, явленная через династическое преемство. Вне династии оная невозможна.

Она не только не исключает народного самоуправления, но всемерно ему способствует и его оберегает. Высшим типом монархии мыслитель считал сословно-представительную — с земскими соборами и земским самоуправлением, характерную для Московской Руси XV–XVII веков, развитие которой было прервано, а затем подменено бюрократизацией и вестернизацией. 

Критика Тихомировым юридических химер, вроде вышеупомянутого «разделения властей», и множество других идей, касающихся соотношения власти и управления, звучат в наше время (когда Россия считается смешанной, президентско-парламентской республикой) не менее актуально. 

Однако именно искренность Льва Александровича в отстаивании монархических взглядов вызывала жесткую неприязнь и подозрения бюрократии, по сути, не верившей в правильность и незыблемость того, что она призвана была делать. И уже тогда готовой «бежать с корабля». В одном из писем он писал: «Как! Неужели люди русской истории, русского Царя не могут себе представить, что их дело, их идеи могут кого-нибудь искренно привлечь? Неужели они так уверены, что искренно, по совести, без расчетов можно делаться только революционером?.. Заметьте, что если бы я просился в шпионы, меня сейчас бы пустили». С такими воззрениями и принципами карьеры он не сделал. Заметим также: ни одного из бывших товарищей властям предержащим не выдал.

Всю жизнь внутренне был очень одинок. В 1891 году сей мир покинул Константин Леонтьев (тогда уже — инок Климент), к которому Тихомиров был сильно привязан. Они даже пытались создать некое тайное общество в поддержку монархии — в чем-то похожее на масонское, но совершенно противоположное тому по целям...

После 1905-го Лев Александрович разрабатывает схему реформ. В статьях, вошедших в сборник «К реформе обновленной России» (1912), говорит о том, что в сложившейся ситуации нужно четко определиться: или самодержавие, или конституция, неясность обернется крахом страны. Через несколько лет так и произошло.

Некоторое время Тихомиров был консультантом Петра Столыпина по рабочему вопросу и одновременно — главным редактором «Московских ведомостей». Что же он предлагал? Cосредоточение в руках монарха полноты законодательной и исполнительной власти при широком представительстве всех категорий населения (прежде всего трудящихся) в рамках законосовещательной Народной думы и местного самоуправления. Это означало бы возвращение к архетипам Московской Руси «эпохи Иоаннов». Он публикует статьи, своего рода воззвания в поддержку проведения Поместного церковного собора, выступает за восстановление патриаршества. В 1913 году — для многих совершенно неожиданно — пишет свое «Прощание с читателями» и навсегда переезжает в Сергиев Посад, где ведет уединенную жизнь у стен Троице-Сергиевой лавры. Вплоть до смерти.

Андрей Белый составил его сергиевопосадский портрет: «Ставшая узеньким клинушком белая вовсе бородка напомнила лик старовера перед самосожжением в изображении Нестерова; не хватало лишь куколя на голове, потому что сюртук длинный и черный — как мантия; жердеобразная палка, колом, — мне напомнила жезл; точно инок, он шел на меня, сухо переступая и сухо втыкая «жезл» в землю... Он не отпустил нас без чаю... Я разглядывал тощее благообразие профиля, четко построенного, благолепие жестов, с которыми он брал стакан, ломал хлеб, совершая чин службы, а не чаепития: не то действительный статский от схимы, не то схимник — от самодержавия...»

В марте 1917 года Тихомиров сам приходит к новым местным властям и заявляет о своей лояльности. Мотивирует это тем, что как христианин он обязан принять любую власть. Однако, разбирая его труды того периода, видим, что все не так просто. Десятилетием ранее он написал работу под названием «Апокалиптическое учение о судьбах и конце мира». В мае 1917-го в унисон с ней признается в дневнике: «Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу, России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством... Жизнь уже не для меня. Для меня во всей силе осталась одна задача, единственная: позаботиться о спасении души своей. Да поможет мне Бог в этом, и да будет во всем Его Воля...»

Все обречено — таков лейтмотив его жизни после 1914-го, в которой он, однако, обращается к последнему своему прибежищу — религиозной философии. В написанном в те годы труде под названием «Религиозно-философские основы истории» Тихомиров пытался выйти далеко за пределы государствоведения. Сумел ли?..

Окончание в следующем номере.