Майя Ферзен: «Моего деда застрелил террорист. Бабушка простила убийцу...»

Майя (Мария) Александровна Ферзен — потомок князей Долгоруковых, а также представителей графских родов Воронцовых-Дашковых и Шуваловых. Родилась в Риме, в семье графа и графини Ферзен. 

Миниатюрная элегантная женщина, обаятельная и скромная, проведя всю жизнь вдали от России, остается русской не только по происхождению, но и по духу, вере, воспитанию. Славные биографии предков, чьи фото развешаны по стенам или стоят на столике в ее римской квартире, — это не только легенды одной семьи, но и важная часть истории России. С разглядывания снимков и началась наша беседа.

Ферзен: Это мой отец и его брат, жившие со своим родителем в Петербурге. Вот фото императрицы Марии Федоровны с ее личной подписью. Тут — прадедушка Воронцов, предпоследний наместник государя на Кавказе (граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, один из ближайших друзей Императорской четы. — «Свой»), владелец Воронцовского дворца в Алупке. А вот и сам дворец. Это — фотопортрет Александра II... Здесь — сестра Николая II Ксения Александровна, которая к моменту съемки уже жила в Лондоне. Карточка надписана и адресована моей бабушке по материнской линии Александре Илларионовне Воронцовой-Дашковой. Они были очень дружны, причем с детства. В публиковавшихся рассказах, посвященных детству Ксении Александровны, есть упоминание о том, как они  радовались, что к ним придут поиграть сестры Воронцовы. 

Уже будучи взрослой, бабушка подружилась с великой княгиней Елизаветой Федоровной, вдовой великого князя Сергея Александровича. В конце XX века Елизавета Федоровна была канонизирована, признана святой.

СВОЙ: Судьба Александры Илларионовны была на редкость драматичной...
Ферзен: Верно. В свое время она вышла замуж за Павла Павловича Шувалова, который в 1905 году стал градоначальником Москвы. Это назначение состоялось примерно через три месяца после гибели Сергея Александровича, разорванного «адской машиной». До того страшного года московского градоначальства официально не существовало, и обязанности главного руководителя Москвы в основном исполнял великий князь, тогдашний генерал-губернатор. 

Дедушка был сильной личностью. Он принял высокий пост, прекрасно осознавая, что его фактический предшественник слыл открытым противником экстремистов. Резиденция градоначальника находилась во дворце генерал-губернатора (ныне здание мэрии Москвы, Тверская, 13. — «Свой»). Там каждый вторник проводился день открытых дверей — Павел Павлович принимал жителей. К нему многие приходили с прошениями, и он всем старался помочь. Хотя знал, что открытость и доступность крайне опасны, повсюду в стране замышлялись теракты. Но он был чрезвычайно храбрым человеком. К тому же искренне полагал, что личным примером бесстрашия и помощи ближнему сможет изменить положение в России к лучшему, способствовать ее мирному обустройству... 

28 июня 1905 года среди просителей оказался террорист. Пропустив всех вперед, он протянул дедушке бумагу с приговором, дал прочесть и несколько раз выстрелил в упор. Охрана сразу же схватила стрелявшего. Александра Илларионовна, овдовев, пошла в тюрьму и простила террориста. Только представьте себе: ведь она была мамой восьми маленьких детей! Удивительные люди. Высокой нравственной силы. 

Что касается деда, о его моральных качествах говорит, к примеру, такой любопытный факт: как-то накануне приезда министра внутренних дел Плеве в Одессу Павел Павлович, служивший в то время ее градоначальником, получил список особо неблагонадежных. И пригласил их всех к себе. Показав список, заявил, что ему велено заблаговременно арестовать потенциальных злоумышленников — ради спокойствия и безопасности министра. Сам он, граф Шувалов, дескать, категорически против подобных арестов, но пусть люди знают: если с Плеве что-то случится, за это будет отвечать градоначальник. Весьма благородный поступок дедушки оказался столь же действенным. Плеве спокойно приехал и так же спокойно уехал.

СВОЙ: Вы много общались с бабушкой? 
Ферзен: Иногда ездила к ней в Париж. Она была удивительно простой и приятной в общении, рассказывала о своей полной приключений и опасностей жизни. Как-то спросила ее: «А почему ты не выходишь замуж?» В ответ услышала: «Такого красивого и умного, как твой дедушка, я нигде не встречала!»

СВОЙ: Когда она и другие Ваши родственники покинули Россию?
Ферзен: За границу Александра Илларионовна отправилась весной 1919 года. Вместе с уцелевшими представителями Дома Романовых и другими русскими беженцами. До того жила с родными в Крыму, в своем имении — Воронцовском дворце. Вдовствующая императрица Мария Федоровна и другие члены царской семьи, избежавшие гибели от рук большевиков, жили неподалеку, в Ливадии...

Когда стало совсем опасно, Мария Федоровна получила предложение переехать в Англию, поскольку состояла в родстве с английским домом. Однако она сказала, что не оставит Россию, если не сможет вывезти всех родных и друзей: «Требую, чтобы были даны в распоряжение и другие крейсеры!»

Адмирал, командующий флотом, должен был согласовать это с английской королевской семьей. Но времени на такое согласование не оставалось, и он принял решение самостоятельно. Были предоставлены еще два крейсера. Кают не хватало, добирались в тесноте, взяли с собой только самое необходимое.

Моя мама тоже была в то время вдовой, хотя ей исполнилось всего 26 лет. Ее первым мужем был князь Дмитрий Вяземский. Его убили в 1917 году, когда он, находясь в группе охраны, сопровождал кого-то из великих князей. У мамы остались на руках двое детей... 

Полгода они жили на Мальте, которая тогда находилась под английским протекторатом. А дальше уже разъезжались: каждый мог выбрать себе страну. Семья моей матери выехала во Францию, а семья отца — в Италию. Ни у кого не было проблем с языками, все знали английский, французский, немецкий. В Италии было сложнее: итальянский не знали.

СВОЙ: Италия приняла хорошо?
Ферзен: Очень хорошо. Лучше, чем Франция. Однако, выходя замуж за итальянца, русская девушка должна была вслед за мужем принимать католичество. Дети уже становились католиками. Так что сохранить православие и русскость в Италии оказалось сложнее, нежели во Франции. 

Моя мать в эмиграции вышла замуж. Ее супругом стал граф Александр Николаевич Ферзен. Обвенчались в Лондоне в 1920 году. Но семейное счастье продолжалось недолго. Старшей сестре Софии исполнилось шесть лет, а мне только год, когда отца не стало. Он умер в 1934 году, похоронен в Риме, на кладбище Тестаччо. Мама во второй раз овдовела.

СВОЙ: С кем из известных русских эмигрантов судьба свела Ваших родных, близких? 
Ферзен: В Южном Тироле еще с дореволюционных времен жил граф Алексей Алексеевич Бобринский, знаменитый этнограф. Знакомство с ним впоследствии повлияло на жизнь всей нашей семьи. Бобринский построил в Тироле дом, потому что его жена болела чахоткой. Свое прекрасное жилище в горах он превратил в пансионат: предоставлял комнаты русским эмигрантам по очень низким ценам. Вся интеллигенция из Парижа, Лондона и Рима приезжала туда. Многие друг друга хорошо знали, с радостью общались. Это было настоящее сосредоточение русской эмиграции. Брат моего отца с семьей часто бывали там, в местечке Сиузи. Когда мы с сестрой начинали кашлять, он очень тревожился за нас, поскольку наш отец умер от туберкулеза, говорил моей матери о необходимости переехать туда. 

Это чудесное место. Горы там мягкие, словно покрыты зеленым ковром. Помню, мама спросила нас с сестрой: «Не хотите ли вы здесь жить?» И мы закричали: «Да!» Вплоть до 1990 года, до моего выхода на пенсию, я проживала в том местечке, была учительницей, преподавала. 

СВОЙ: У Южного Тироля в годы Второй мировой войны история, можно сказать, совершенно особая. Сначала там были полноправными хозяевами итальянцы, затем — их союзники гитлеровцы. Каковы Ваши воспоминания о тех годах?
Ферзен: Помню фашизм итальянский и то, как детей, молодежь заставляли поднимать руки в муссолиниевском приветствии. Потом, когда область перешла под контроль нацистов, официальная жестикуляция со вскидыванием рук несколько поменялась.

При немцах появилось много русских военнопленных. Однажды, узнав, что мы с сестрой русские, два парня прислали записку. Два милейших русских парня! Мы навестили их, посидели, поговорили. После я носила им, голодным, большие корзины салата. У нас хранится письмо, которое они успели передать перед тем, как их депортировали в СССР. 

В 1945 году нас оккупировали американцы. Оставшимся немцам пришлось быстро удирать. Как-то ночью в дверь нашего дома постучали. На пороге стояли двое перепуганных германских мальчишек в военной форме. Они очень хотели жить. Мама и сестра поднялись с этими юнцами в горы и показали, где можно пересечь границу... Война калечила — и морально, и физически — всех подряд, не разбирая. И всех было по-человечески жалко...