Как уходили великие

Тема трагедии Дома Романовых активно освещалась в прессе в прошлом году — в связи со столетием убийства царской семьи. Хотя расстрелы великих князей — о чем сегодня почти не вспоминают — продолжились и в 1919-м. Об этой печальной странице нашей истории рассказывает доктор исторических наук Юлия КУДРИНА, изучавшая обстоятельства тех событий по многим прежде недоступным источникам. В том числе — по хранящемуся в Королевской библиотеке Копенгагена архиву Харальда Скавениуса.

Сразу после отречения Николая II Временное правительство приняло меры к изоляции великих князей. Весной 1918 года в петроградской «Красной газете» был опубликован декрет, в котором, в частности, говорилось: «Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: членов бывшей династии Романовых — Николая Михайловича... Дмитрия Константиновича... и Павла Александровича... выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний».

В июле 1918-го Николая Михайловича, Георгия Михайловича и Дмитрия Константиновича арестовали в Вологде и отправили в местную тюрьму.

Первый из них был сыном великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны, внуком Николая I. Много лет увлекался наблюдениями за насекомыми. Французское энтомологическое общество избрало его своим членом, когда ему было всего 18. Под редакцией Николая Михайловича вышло девятитомное издание «Мемуары о чешуекрылых».

Однако славу и известность ему принесло не это специфическое занятие, а его знаменитые работы: «Император Александр I. Опыт исторического исследования», «Граф П.А. Строганов (1774–1817)», «Князья Долгорукие, сподвижники императора», «Император Александр I в первые годы его царствования» и, наконец, «Русские портреты XVIII и XIX столетий». Последняя книга (Лев Толстой определил ее как «драгоценный материал истории») по-своему уникальна, аналогов в мировом искусствоведении не имеет.

Блестяще образованный, необычайно одаренный и на редкость трудолюбивый, он сделал замечательную научную карьеру. С 1892-го — председатель Русского географического, с 1910-го — Русского исторического общества, в 1910-м получил степень доктора философии Берлинского университета, в 1915-м — доктора русской истории Московского университета.

В политике отличался наибольшим радикализмом, признавал необходимость реформ, выступал за конституционную монархию. С Толстым был знаком лично, находился с ним в переписке. В одном из писем Льву Николаевичу писал: «Вы вполне правы, что есть что-то недоговоренное между нами, но смею Вас уверить, что, несмотря на родственные узы, я гораздо ближе к Вам, чем к ним. Именно чувство деликатности вследствие моего родства заставляет меня молчать по поводу существующего порядка и власти, и это молчание еще тяжелее, т[ак] [как] все язвы режима мне очевидны и исцеление оных я вижу только в коренном переломе всего существующего».

Второй арестованный — брат Николая Михайловича Георгий. Страстью всей его жизни была нумизматика. Подготовленное Георгием Михайловичем издание «Русские монеты XVIII и XIX вв» получило высокую оценку специалистов. Он был инициатором выпуска «Корпуса русских монет XVIII–XIX вв» — нумизматического труда по истории денежного обращения. С 1895 года возглавлял Музей императора Александра III, позже известный как Русский музей.

Третий, Дмитрий Константинович — сын Константина Николаевича, двоюродный брат Александра III. Числился главноуправляющим государственного коннозаводства. Придерживался высоких гуманистических принципов, не раз заявлял о том, что все великие князья из рода Романовых должны сами отказаться от высоких, занимаемых согласно установившейся традиции постов. Выступал с критикой императора и императрицы.

«Мы находимся в тюрьме уже в течение четырнадцати дней, и самое страшное то, что нам до сих пор не предъявили никакого обвинения... Многие из охранников помнят меня с фронта, и мы разговариваем друг с другом очень вежливо. Их идеи довольно путанны и являются следствием социалистической пропаганды — той пропаганды, которая превратила их в стадо обманутых детей.

Сегодня, в воскресный день, мы были в церкви, и нас поместили позади решетки, как зверей. По приказу Урицкого нас должны перевести в Петербург. Мы думаем, что нас отправляют отсюда (из Вологды) для того, чтобы мы не попали в руки союзников. С другой стороны, учитывая те ужасные новости об убийстве Верховного — Царя, я не могу быть уверен в том, что они посадили нас в тюрьму как раз для этого, и мы, по всей вероятности, будем осуждены. Я, однако, не боюсь этого, потому что совесть моя чиста и с помощью Всевышнего я умру спокойно», — эти строки Георгий Михайлович писал из Вологды находившейся в Англии супруге, Марии Георгиевне, летом 1918 года.

Действительно, уже в августе 1918-го все трое были переведены в Петроград, в находившийся в Петропавловской крепости дом предварительного заключения, где они пребывали вплоть до расстрела.

Несколько позже туда был доставлен под стражей великий князь Павел Александрович, остававшийся до тех пор на свободе, в Царском Селе. Он, младший сын императора Александра II, командовал лейб-гвардии Конным полком и Гвардейским корпусом. Покровительствовал коннозаводским учреждениям, являлся почетным председателем Русского общества охраны народного здоровья. Незадолго до ареста датский посланник Харальд Скавениус предложил ему план организованного побега из страны. Нужно было скрыться в посольстве Австро-Венгрии, а затем, переодевшись в иностранную форму, играть роль военнопленного и дождаться отправки в Вену. Великий князь от этой затеи наотрез отказался, заявив, что скорее умрет, нежели наденет на себя мундир враждебного России государства.

Племяннице Николая и Георгия Михайловичей, датской королеве Александрине поступали настойчивые просьбы оказать помощь членам императорской фамилии. Принявшая близко к сердцу сообщение о бедственном положении родственников, она старалась поддержать их морально. «Чудное письмо, которое я получил от Ее Величества, наполнило меня радостью. Узнаю дочь моей сестры и внучку», — писал Скавениусу в октябре 1918 года Николай Михайлович.

Датский посланник не единожды бывал в Петропавловской крепости. В августе 1918-го он обратился к советскому правительству с требованием предоставить элементарные гарантии Романовым.

Посетивший арестованных Моисей Урицкий на вопрос Дмитрия Константиновича, почему они содержатся в неволе, ответил: мол, советская власть заботится таким образом об их безопасности, поскольку народ желает расправы над ними. При этом добавил: если немецкое правительство выпустит на свободу Карла Либкнехта, то большевики так же поступят с великими князьями.

Между тем в Лондоне супруга Георгия Михайловича Мария Георгиевна продолжала делать все возможное для вызволения мужа. С просьбой об оказании содействия она обратилась к находившемуся в Британии американскому президенту Вудро Вильсону. Тот даже не ответил на этот крик о помощи.

Скавениус находился на связи с арестованными в течение всей осени 1918-го, посещал их вместе со своей женой, тайно обменивался письмами. Благодаря его ходатайству три раза в неделю в тюрьму доставляли дополнительные продукты питания. Сильное впечатление на Скавениусов произвело достойное поведение великих князей.

Свое душевное состояние Георгий Михайлович в письме жене описывал так: «Я более чем спокоен, и ничто меня больше не тревожит. Бог помогает мне не терять мужества и после того шока, который я пережил в январе в Хельсингфорсе, когда, включив свет, я увидел дуло револьвера у моей головы и штык, направленный прямо на меня, сердце мое спокойно. Я твердо решил, что если мне суждено умереть, то смерть я хочу принять, глядя ей прямо в глаза, без всякой повязки на глазах, так как я хочу видеть оружие, которое будет направлено на меня. Я уверяю тебя, что если это должно случиться, и если на это есть воля Божья, то ничего в этом страшного нет».

В Дании, как и в Англии, правящие круги были напуганы развитием событий в России и отнеслись к идее спасения великих князей весьма настороженно. Когда датское правительство получило из Петрограда сообщение об убийстве царской семьи, ни оно, ни королевский дом не сделали по данному поводу никаких официальных заявлений.

Министр иностранных дел Дании Эрик Скавениус (двоюродный брат Харальда) полагал, что события в России — «внутреннее дело русских». В память об убитых в Екатеринбурге Романовых отслужили в русском храме Копенгагена скорбную службу. И этим ограничились, сколь-нибудь активных действий для освобождения все еще живых узников ни со стороны шведского, ни от лица норвежского королевского дома не предпринималось.

30 августа Леонид Каннегисер застрелил Урицкого. В тот же день было совершено покушение на Ленина. Народный комиссариат внутренних дел дал указание «немедленно арестовывать всех правых эсеров, а из буржуазии и офицерства взять значительное количество заложников». Газета «Петроградская правда» в те дни писала: «Вожди и видные люди царского времени — должны быть расстреляны. Список заложников должен быть опубликован, дабы всякий прохвост и проходимец, а точнее, капиталисты знали, кто из великих князей, вельмож и сановников понесет кару в случае гибели хотя бы одного из советских вождей и работников».

Тучи над узниками сгущались все сильнее. Как явствует из письма Николая Михайловича датскому посланнику (13.Х.1918), князь хорошо понимал тщетность попыток достичь их освобождения: «Я думаю, что не ошибусь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости».

В другом письме (6.IX.1918), касаясь той же темы, Николай Михайлович восклицал: «Увы, я, уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии».

Понимая, что посредством официальных шагов ничего не добиться, неутомимый Скавениус осенью 1918-го пытался использовать иные средства. Зная о благожелательном отношении охранников к великим князьям, вынашивал план подкупа. Запросил из Копенгагена для организации побега 500 тысяч рублей, и 11 декабря 1918 года получил ответ: королевская чета готова предоставить в его распоряжение требуемую сумму.

Разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией спутал все карты. Это случилось тогда, когда Англия, Франция и США объявили об экономической блокаде Страны Советов. В декабре 1918 года Харальд Скавениус, по сути, единственный, кто, не жалея сил, стремился добиться освобождения великих князей, вынужден был покинуть Петроград.

Выступали в их поддержку и некоторые советские деятели и организации. Так, специальное обращение к властям направили члены Академии наук, просили выпустить из тюрьмы почти 60-летнего Николая Михайловича, являвшегося, как говорилось в петиции, на протяжении многих лет председателем Императорского русского исторического общества. Вопрос об этом был включен в повестку дня заседания Совнаркома 16 января 1919 года, но решен так и не был. Также просил за великого князя Максим Горький. Устная резолюция большевистских вождей звучала в ответ вполне определенно: «Революции не нужны историки».

В ночь на 30 января 1919 года всех четверых раздетыми вывели на мороз. Одного из них, больного, тащили на носилках. Грянули выстрелы... Тела были свалены в общую могилу, среди других русских людей, умерщвленных за несколько часов до этого. В официальном сообщении говорилось, что великие князья расстреляны как заложники — за убийство в Германии Карла Либкнехта и Розы Люксембург.

Фото на анонсе: Шпалерная тюрьма, где содержались великие князья