Кирилл ПРИВАЛОВ

24.10.2022

Материал опубликован в июньском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

«Истинный царь над страною не араб и не белый, а тот, кто с сохою или бороною черных буйволов в поле ведет», — написавший эти строки Николай Гумилев за свою короткую жизнь четырежды бывал в Африке и смотрел на нее не иначе, как на свою прародину. Особенно любил Абиссинию, которую называл «колдовской страной».

Посещал поэт и другие африканские страны, о чем вдохновенно, с любовным трепетом свидетельствовал: «Тихо в Судане. И над ним, над огромным ребенком, верю, верю, склоняется Бог». Эти земли манили не только экзотикой, загадочными ритуалами и природными красотами, там Гумилев видел нечто возвышенное, мистическое — потерянный рай, забытую обитель высших сил. По большому счету таким же было отношение к Черному континенту и у многих других представителей русской литературы и отечественной науки.

Африка близка русичам своей невероятной природной мощью. Наши степь и тайга — родные сестры бескрайних саванн и джунглей. А дикая тундра разве не подобна столь же коварной и безжалостной к пришельцам африканской пустыне?.. Природу этой исконной стихии старушке Европе и ее разбитной, циничной падчерице Америке никогда не понять. Запад с его хваленым рационализмом есть огромный, правильной формы сосуд, который постоянно нуждается в наполнении, а обеспечить подобный приток в состоянии лишь Евразия и Африка.

«Только на Востоке возможны творения большого стиля!» — воскликнул однажды Наполеон Бонапарт, мучительно страдавший от узости Старого света, этой, по его выражению, «кротовой дыры». Сбросив «парижский свинцовый плащ» (еще один наполеонизм), завоеватель устремился сначала в Египет, а затем и в Россию. Неуемный гегемонист прекрасно понимал, что главные следствия французской революции — не казнь Людовика XVI и даже не создание империи, но появление потомков галло-римлян в краю исполинских пирамид и в русской Москве — столице пробуждавшегося от вековой спячки евразийского Востока.

Пророк единой Европы Галилео Галилей призывал старательно мерить все, что измеримо, и сделать измеряемым то, что таковым пока не является. Начиная с эпохи Ренессанса, статистика превратилась в подлинно европейскую науку, в каркас экономики «глобального мира». Русским же, как и уроженцам Африки, сухая расчетливость, в общем-то, глубоко чужда. Мы прежде всего доверяемся интуиции и только потом оцениваем. Перво-наперво рефлексируем, глубоко осмысливаем и в этой универсальности — наши туземные сила и слабость. Не довольствуясь малым, стремимся получить все и сразу, а если не получается, то что ж, оставляем все, как есть. «Все в руце Божьей. Степь большая, спешить некуда».

Неудивительно, что именно россиянин первым в мире оценил по достоинству мощь африканского искусства, опять же благодаря интуиции, наитию. Воспитанник петербургской Академии художеств, один из основателей «Союза молодежи» (где объединились гении русского авангарда Казимир Малевич, Владимир Татлин, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова и другие), Владимир Матвей прошел путем познания от искусства Возрождения до деревянных скульптур Африки. Итогом анализа стала уникальная монография, которая была закончена в фатальном для России 1914-м. Летом того же года автор фундаментального труда о творчестве жителей Черного континента скоропостижно умер в 36 лет.

Начавшаяся война помешала изданию книги. Стараниями петроградского Отдела изобразительных искусств Народного комиссариата просвещения она появилась на свет только в 1919-м. Эта монография под названием «Искусство негров» в стране, раздираемой Гражданской войной, осталась совершенно незамеченной, не говоря уж о зарубежье, где исследование Владимира Ивановича даже если бы и дошло до адресатов, то было бы, вероятнее всего, расценено как «большевистская пропаганда».

Своей книгой Матвей опередил время, задал вектор, благодаря которому в дальнейшем возникла целая художественная школа — кубизм с его предметным миром в виде графических комбинаций и такими мастерами-выразителями, как Пабло Пикассо, Жорж Брак, Робер Делоне... Это не бегство от реальности, но ее особое, артистическое видение.

Впрочем, российских ценителей искусства убеждать в огромном значении работ безымянных африканских художников не требовалось. Когда наш соотечественник-основоположник писал свою революционную монографию, Феликс Лушан еще не собрал свои знаменитые бенинские бронзы, в западном мире ничего не знали ни о нигерийских терракотах Ифе, ни о загадочной культуре Нок (по имени деревни в Нигерии). А наши исследователи тем временем продолжали пополнять коллекции африканского искусства, украсившие впоследствии музеи не только России.

Первым в славной когорте ученых-коллекционеров стал Василий Юнкер. Переданные им петербургскому Музею антропологии и этнографии имени Петра Великого предметы составили основу крупнейшей в стране африканской экспозиции. На Черном континенте Василий Васильевич бывал неоднократно и всякий раз по возвращении из дальних странствий передавал в дар Академии наук собственные этнографические и художественные собрания. Многое успел сделать этот удивительный человек, а главное — оставил потомкам «Путешествия по Африке», которые по сей день являются бесценным документом эпохи знакомства европейцев с глубинными районами материка.

Как российский подданный Юнкер мог свободно перемещаться там, где стремились распространить свое влияние западные державы. При этом никаких связанных с Африкой колониальных амбиций Россия никогда не имела.

В 1889 году в порту Таджуры бросило якорь австрийское судно. На борту парохода в тот момент находились вольный казак Николай Ашинов и его спутник отец Паисий. Православные искатели приключений направлялись через Джибути в Абиссинию, где намеревались создать русскую колонию под названием «Новая Москва». Экспедиция «атамана» Ашинова наделала много шума в коридорах дипломатических ведомств, и по личному указанию Александра III после непродолжительного следствия участников эскапады этапным порядком отправили обратно. Казака сослали под надзор полиции в отдаленный уезд Саратовской губернии, архимандрита Паисия определили в монастырь в Грузии.

Об этом случае можно было бы не упоминать, если бы не одно «но». Практически одновременно с Ашиновым в Африку потянулись и другие российские, как сказали бы сейчас, волонтеры. К власти в Абиссинии пришел негус Менелик II, обратившийся к России за помощью в борьбе за независимость от итальянских и британских колонизаторов. Из Северной Пальмиры в Эфиопию один за другим потянулись люди удивительной формации. Любители Африки и патриоты России, они бескорыстно поставили себя на службу единственному в ту пору независимому государству Черного континента. Их там до сих пор с благодарностью помнят. А здесь? Совсем немногие.

Военным советником Менелика II был генерал от инфантерии Леонид Артамонов по прозвищу «Крокодил нильский». После его победоносных походов границы Эфиопии признали даже колонизаторы. Первым официальным представителем России, посетившим это африканское государство, был уроженец Кубани поручик Виктор Машков. Двусторонние отношения на уровне военных ведомств были установлены, прежде всего, благодаря его усилиям.

Александр Булатович (впоследствии иеросхимонах Антоний) в 1896-м добился своего включения в члены российской миссии Красного Креста в Эфиопии, где стал доверенным лицом негуса. В апреле того же года этот русский эмиссар совершил легендарный пробег на верблюдах из Джибути в Харэр и установил рекорд, преодолев расстояние более 350 верст по гористой пустыне за 3 суток и 18 часов. Любопытно, что в конце пути его радушно встретил еще один русский герой Африки, исследователь Черного континента есаул Николай Леонтьев. Тот являлся одним из организаторов регулярной абиссинской армии, положил начало дипломатическим отношениям между Санкт-Петербургом и Аддис-Абебой.

По-разному сложились судьбы этих незаурядных людей: кто-то скончался в России от африканских ран, кто-то после большевистского переворота вынужден был доживать свой век в эмиграции. Но все они до последнего дыхания хранили любовь к Африке, берегли воспоминания о темнокожих друзьях, ставших для них братьями и сестрами.

История крестника Максима Горького и старшего брата Якова Свердлова Зиновия Пешкова касается другой части материка, а именно — Марокко. Уехавший из России еще в начале прошлого столетия Зиновий Алексеевич дрался в Первую мировую в составе Иностранного легиона. Потерял под Верденом руку, но остался в строю. Офицер (капитан) все того же воинского подразделения, в годы Второй мировой он сражался за Африку, Францию и Россию вместе с теми, кого сегодня помнят по фамилиям Ващенко, Урусов, Золотарев, Гомберг, Попов, Ротштейн, Земцов, Регема... Некоторые из них создавали с британцами диверсионные отряды — первый в мире спецназ.

«Пора покинуть скучный брег / Мне неприязненной стихии / И средь полуденных зыбей, / Под небом Африки моей, / Вздыхать о сумрачной России», — писал когда-то великий поэт, чей темнокожий предок попал к нам из Эфиопии. Праправнук Пушкина Александр Уэрнер погиб в Тунисе в 1942 году при высадке британского десанта...

Связь времен не прервалась, просто время у россиян и африканцев течет по-особому, образуя сквозь века причудливую цепь памяти.