Елена Щербакова, директор Ансамбля имени Игоря Моисеева: «Каждый танец у Моисеева — спектакль»

Елена ФЕДОРЕНКО

26.04.2022

Елена Щербакова, директор Ансамбля имени Игоря Моисеева: «Каждый танец у Моисеева — спектакль»

Материал опубликован в №3 печатной версии газеты «Культура» от 31 марта 2022 года.

Государственный академический ансамбль народного танца имени Игоря Моисеева отмечает 85-летие. «Культура» побеседовала с его художественным руководителем и директором — народной артисткой России Еленой Щербаковой о жизни коллектива и гениальном Игоре Моисееве, которого до сих пор артисты называют Хозяином.

В дневнике солист Большого театра Игорь Моисеев записал: «Классический танец восклицает: «Как красива мечта!» Народный танец говорит: «Да здравствует жизнь!» И выбрал жизнь. Сегодня во главе моисеевского братства, которое уже давно именуют «полком Игоревым», — Елена Щербакова. Ей доверил свое дело сам Хозяин.

— Сейчас для ансамбля разгар юбилейного сезона. Чем порадуете?

— 85 лет — серьезная дата, и нам хочется познакомить зрителей с большей частью репертуара ансамбля. Решили провести не один праздничный вечер, а фестиваль под названием «Моисеевцам — 85!». Открытие состоялось в день рождения ансамбля — 10 февраля 1937 года Игорь Моисеев провел первую репетицию. Концерт прошел в Зале имени Чайковского, на сцене которого Игорь Александрович создавал весь репертуар ансамбля. Второго апреля пройдет вечер в Государственном Кремлевском дворце. У каждого вечера своя программа. Для ГКД возобновляем «Половецкие пляски», а в Большом представим нашу последнюю работу «Танго Del Plata», ее мы завершили до наступления пандемии.

— В чем секрет жизнеспособности моисеевского искусства?

— То, что сделал Моисеев, — наследие мировое. Оно уникально. Это не народный танец, к которому добавлены трюки и яркие костюмы. В постановках Игоря Александровича точная хореография, сделанная по театральным канонам. А театр он знал блестяще. Изучил систему Станиславского, освоил методы Вахтангова, проштудировал историю искусства, сотрудничал с драматическими труппами, а спектакли студии Рубена Симонова с танцами Моисеева в конце 20-х, почти столетие назад, пользовались невероятной популярностью. Каждый танец у Моисеева — спектакль. По сути, ансамбль — театр, к этому изначально и стремился Игорь Александрович, но привычное название менять не захотел. Он создал новый жанр народно-сценического танца, не имеющий аналогов в мире. Это великое культурное завоевание ХХ столетия.

— Гастрольные маршруты ансамбля в советские годы охватывали все континенты, его называли послом мира — юные танцовщики распахнули железный занавес, противодействовали холодной войне.

— Ансамбль устанавливал культурные связи на всех континентах, моисеевцы везде были первыми. Это — сложно, ответственность огромная. 1955-й —Великобритания и Франция, где не партийные лидеры, а Моисеев открывал гастроли, обращаясь к публике на французском языке. Очень волновался. Первый визит в Америку — 1958-й, второй уже в 1961-м. Успех оглушительный!

— Нью-йоркская газета написала: «Если в Метрополитен-опере будущий сезон не состоится, пусть никто не удивляется: значит, публика, приведенная в восторг выступлениями русских, разнесла театр».

— Тогда вся Америка танцевала рок-н-ролл — естественно, артисты побежали смотреть, им показалось, что они попали на другую планету. На гастролях в Ливане они впервые увидели, что такое дискотека. Там у Моисеева созрела идея номера, основанного на культуре рок-н-ролла, и он провел несколько репетиций. Но как показать рок-н-ролл в Советском Союзе? Понятно, что обвинят в тлетворном влиянии Запада. Тогда он назвал танец пародией «Назад к обезьяне».

Первый концерт моисеевцев, который я увидела, включал «Рок-н-ролл» и «Гаучо» — как блестяще они танцевали, как тонко чувствовали, и это передавалось зрителям. Я поняла, что хочу работать только в этом ансамбле. Когда Моисееву было уже много лет, мы начали просить его возобновить рок-н-ролл. Он не согласился: сейчас бальные пары великолепно танцуют рок-н-ролл, и наша пародия не будет интересна. Он и не предполагал, что мы сможем сделать рок-н-ролл не как пародию. Сегодня этот номер имеет большой успех.

Понятно, что за границей нас сопровождали «искусствоведы в штатском», но Моисеев всегда отстаивал интересы ансамбля, объяснял, что мы не можем чувствовать себя замкнутыми в клетке. Он добивался разрешения общаться с местной публикой. Ансамбль везде принимали на высшем уровне. А во время первых гастролей в США, в 1958 году, состоялся прием в Голливуде, на котором присутствовали самые известные актеры, где галантный Игорь Александрович танцевал с Элизабет Тейлор.

— Новыми работами репертуар пополняете?

— Одну я уже упомянула — одноактный балет «Танго Del Plata» в постановке аргентинского хореографа Лауры Роатты. Вроде спектакль не похож на моисеевский, но он сделан на основе его школы и видно, что поставлен именно для нашей труппы, рассчитан на ее возможности, в нем — сюжетные истории, связанные с «королем танцев». Это абсолютно моисеевский подход. Интересный, самобытный адыгский танец «Тляпатет» поставил Аслан Хаджаев, руководитель ансамбля народного танца «Нальмэс». В репертуаре появились такие танцы, как сербский, македонский, болгарский, два корейских.

И все-таки наша основа — моисеевское наследие, им мы сохраняем историю ансамбля. Забыть великое прошлое — значит спуститься вниз и идти в никуда.

— Как к Игорю Моисееву, солисту Большого театра, пришло увлечение народным танцем?

— Большой театр отправил его в командировку по республикам СССР с заданием «налаживать хореографию», да, именно с такой формулировкой! Предваряла путешествие поездка в Таджикистан для участия в работе жюри молодого фольклорного фестиваля. Она оставила глубокий след в жизни Игоря Александровича. Его потрясли самородки, которые так ярко, темпераментно исполняли национальные танцы. Очаровали таджики — тем, насколько разнообразно, живо и понятно движения выражали их мысли. Он понял, что содержание — первое и главное условие его искусства — подвластно народному танцу. В 1936-м в Москве проходил Фестиваль народного творчества, где Моисеев отвечал за секцию хореографии. Он поставил номера тех исполнителей, с которыми познакомился, путешествуя по республикам Советского Союза. Ансамбля еще не было, но ясная идея уже родилась. Теперь надо было преодолеть преграды, которые неизменно возникают перед первопроходцами. И он написал письмо председателю Совнаркома СССР Молотову с предложением организовать ансамбль народного танца.

— Посчастливилось мне перед 90-летием брать интервью у Игоря Александровича, который сказал, что поддержка Молотова — кочующая и укоренившаяся ошибка, а фактическую помощь оказал председатель Комитета по делам искусств Керженцев, человек образованный и влиятельный. Почему все-таки власть — и Платон Михайлович Керженцев, и Вячеслав Михайлович Молотов — поддержала начинание?

— Да потому, что оно совпало с развитием страны — молодой, нацеленной на созидание, взаимовыручку и сближение народов. Но все-таки многие были против, говорили, что пляски танцоров не для сцены, скорее для завалинки. Игоря Александровича, наверное, это обижало — он, воспитанный на школе Большого театра, считал сцену местом священным, где все должно быть красиво. Да и исполнителей мечтал воспитать не танцорами, которые пляшут на свадьбе, на полянке, на лужайке, а мастерами, танцовщиками-актерами. В 1943-м, в разгар войны, он открывает при ансамбле первую в мире государственную профессиональную Школу-студию народного танца — во имя будущего!

— Игорь Александрович покинул Большой. В чем все-таки суть его конфликта с руководством театра?

— Его положение в театре оставалось крепким: солист, партнер Екатерины Гельцер, достойные роли. Он еще не достиг тридцатилетия, когда поставил несколько балетов: зрители любили его «Саламбо», а «Три толстяка» пользовались огромным успехом не только у детворы. Он рвался к постановочной работе, она манила его. Ведь Моисеева воспитали новаторы: его кумиром был Касьян Голейзовский, педагогом — Александр Горский, оба — реформаторы. Солист Игорь Моисеев выступал против консерватизма и балетной рутины, боролся за права молодых, его вел по жизни вольный ветер перемен. Этим он мешал, ставить ему больше не доверяли. В театре ему стало неинтересно.

— И все-таки в конце 50-х он поставил в Большом балет «Спартак»?

— Это была первая в Москве постановка «Спартака» Арама Хачатуряна, спектакль шел 4,5 часа — композитор категорически запретил делать купюры. Столь долгий спектакль продержался в репертуаре совсем недолго. Сюжет о непростых событиях из давней истории Римской республики подсказал Хачатуряну Игорь Моисеев. Он же уговорил композитора поехать в Италию, по стране они колесили полтора месяца — придумывали историю для балета, обсуждали музыку и впитывали впечатления: Колизей и античные мозаики, Аппиева дорога и старинные барельефы.

— В свои последние годы Игорь Александрович часто вспоминал друзей и, мне казалось, мучительно тосковал...

— Он производил впечатление человека обособленного, закрытого, хотя бывал веселым и любил пошутить. Дружил, как сам говорил, избирательно. Два близких, преданных друга — Ираклий Андроников и Сергей Смирнов, автор «Брестской крепости» и путевых заметок. Когда друзья ушли, наступило время, которое он называл интеллектуальным одиночеством. На закате жизни его другом стал пианист Николай Петров.

Игорь Александрович ценил людей, с которыми «было о чем поговорить». На гастролях в Бангалоре, на юге Индии, мы страшно удивились — Хозяин не приходил на репетиции, появлялся только на концертах. Все время он проводил в беседах со Святославом Рерихом. Интересовали его взгляды, да и сам он в ранней юности увлекался теософскими идеями.

— Моисеев — азартный игрок, в молодости с Владимиром Маяковским играл в бильярд...

— Да, и не любил проигрывать. Очень переживал. Его часто можно было встретить в бильярдном клубе ЦДРИ. Все изменилось в зрелые годы, когда рядом появилась Ирина Алексеевна Моисеева — муза, любимая женщина, супруга, помощница. «Мое счастье, что рядом — жена. Она — мой ангел-хранитель, ее я считаю совершенством», — говорил Игорь Александрович. Ирина Алексеевна благотворно влияла на него, она всегда была на полшага сзади. Не брала на себя роль педагога-репетитора. Если готовились какие-то номера, которые она раньше исполняла, то показывала их девочкам незаметно, чтобы Моисеев не видел. Она создала ему теплый, уютный климат в их квартире, где его окружали добро и любовь, в «Доме на Набережной» — там они прожили почти 34 счастливых года. Он стал домоседом, после репетиций стремился домой. Они были всегда вместе. Дома темпераментный и требовательный Моисеев становился другим человеком — более нежного, заботливого мужчину трудно представить.

— Он предчувствовал свой уход?

— На юбилее по случаю 90-летия его спросили: «Можно прийти к вам на 95?». Засмеялся: «Всех приглашаю на 100-летие»! И оно наступило. После торжества я сказала: «Игорь Александрович, пора готовиться к следующему». Он ответил: «Нет, милая, я устал». Прожил еще полтора года.

Чуть раньше я очень просила его поставить «Венгерскую рапсодию» на музыку Листа. Он провел две репетиции и потом произнес: «Нет. Хватит». Блестящей еврейской сюите «Семейные радости» суждено было стать последней большой работой Мастера, хотя о ней он мечтал всю жизнь, хотел поставить ее первой. Правда, после «Еврейской» мы уговорили его сочинить египетский танец в подарок Каирскому оперному театру, который пригласил нас на гастроли.

— Какой была основная черта моисеевского характера?

— На его жизненном пути встречалось много недоброжелателей, но он четко занимался своим делом, железно и с завидной целеустремленностью всегда шел вперед. Не прощал подлости. Очень переживал, когда близкие люди, те, кому он доверял, поступали непорядочно. Никого в ансамбле не держал, но и не брал обратно, если человек уходил.

— Помните тот момент, когда Игорь Александрович назначил вас директором?

— Конечно, но сначала он предложил мне преподавать в школе. В 1992-м я уходила на творческую пенсию и решила, что напишу заявление после отпуска. Уехала в Италию к своим друзьям — солистам Ла Скала, с которыми вместе училась в Московском хореографическом училище. Они меня пригласили в Милан. Когда вернулась и пошла писать заявление, столкнулась с Моисеевым. Хорошо помню наш диалог.

— Ты откуда такая красивая?

— Из вашей любимой Италии.

— Что там делала?

— Лечила депрессию. Вылечила полностью и поняла, что еще на что-то способна.

Потом мне позвонил наш директор Игорь Филатов и попросил срочно зайти в ансамбль. Я в ответ: «Не могу, уезжаю на дачу и вообще я у вас уже не работаю». Пришла после выходных, в понедельник. Тогда Моисеев сказал: «Знаешь, мне в школу нужны педагоги».

— Через неполных два года он предложил вам стать директором ансамбля. Как думаете, почему?

— Я недавно поняла, что Моисеев генетически просчитал меня. Мой дед, Александр Сергеевич Щербаков, первый секретарь Московского обкома ВКП(б), получил приказ Сталина: предоставить молодому ансамблю помещение. На встрече Щербаков развернул перед Моисеевым карту города и сказал: выбирайте, давайте вместе подумаем. Игорь Александрович, видимо, продумал заранее: пусть «Метрострой», а тогда только ввели в эксплуатацию станцию метро «Маяковская», продолжит законсервированную стройку Театра Мейерхольда (в 1938-м театр ликвидировали, объект закрыли, вскоре арестовали Мейерхольда. — «Культура»). Щербаков дал добро — так благодаря Моисееву в 1940-м появился Концертный зал имени Чайковского. Он думал не только о своем коллективе, мечтал о Дворце искусств. В КЗЧ въехали: Государственный ансамбль народного танца СССР, Оркестр народных инструментов имени Осипова, Хор имени Пятницкого, Хор имени Свешникова — лучшие коллективы страны.

Моисеев знал и мою маму — характерную солистку Большого театра Валентину Петрову. Когда я уже была директором, Игорь Александрович мне сказал: «Знаешь, я маму твою приглашал в ансамбль трижды, она отказалась, а была бы народной артисткой». Был знаком и с моим отцом — военным летчиком-испытателем, Героем Советского Союза.

Генетика Моисеева интересовала, он всегда говорил: «Когда дети поступают в школу, спрашивайте, кто их родители». Что касается меня, то, думаю, он просчитал и понял, что я никогда не предам и продолжу его дело. Я прошла его школу с шестнадцати лет! Он всегда хотел, чтобы помощники были воспитаны им, на его творчестве.

— Вы растите смену?

— Да, могу назвать имена. Народный артист России Александр Тихонов, заслуженный артист России Олег Чернасов — ведь они работали с Мастером, прошли его школу. Меня слышат, понимают. А совсем молодые — они другие, но тоже слышат. С ними надо много разговаривать, объяснять. Моисеев считал, что необходимо беречь традиции, не переделывать их. Не случайно ввел в школе обязательный предмет — «История ансамбля». Сколько существует наша великая страна Россия — столько должен здравствовать Ансамбль Игоря Моисеева! Но как будет дальше? Моисеев говорил: «Мы начали свое дело, и оно будет жить до тех пор, пока его будут продолжать».

Фотографии: Евгений Масалков. Предоставлены Ансамблем Моисеева.