Кино, вино и танцы: новый «Риголетто» в МАМТе

Александр МАТУСЕВИЧ

18.11.2021

Кино, вино и танцы: новый «Риголетто» в МАМТе

Эта постановка — дебют драматического режиссера Владимира Панкова, который, кажется, убежден: нет на свете ничего скучнее оперы, просто поющих на сцене вокалистов. В результате — бесконечная рябь в глазах зрителя: крупные планы на заднике, съемки видеокамерой в режиме онлайн и — танец, танец, танец...

Долгое время МАМТ оставался «лабораторией советской оперы», а классическая итальянская — была редким гостем в афишах. Станиславский предпочитал экспериментировать с работами русских композиторов, Немирович — с опереттой и на современном материале. В постсоветские времена приоритеты сместились в сторону популярных, кассовых названий, и за последние четверть века здесь появились шесть вердиевских произведений, а, например, к «Отелло» успели обратиться дважды (в 1996-м и 2019-м). Но сверхпопулярная в мировом масштабе опера «Риголетто» в музтеатре Станиславского до нынешнего момента была поставлена лишь однажды — еще в 1939-м.

Для постановки глава оперной труппы театра Александр Титель пригласил варяга — драматического режиссера, основателя метода саунддрамы Владимира Панкова. Ингредиенты, из которых Панков приготовил свое "блюдо", весьма предсказуемы. Во-первых, вспоминается культовая постановка "Риголетто" Джонатана Миллера, показанная в Английской национальной опере в 1982 году; там действие происходит на Манхеттене во времена гангстеров. Во-вторых, в постановке Панкова присутствуют элементы комедии дель арте, с ее буффонадой, масками и эксцентрикой, яркими костюмами и гипертрофированной театральностью. В-третьих, — кино, к которому теперь прибегают чуть ли не в каждом втором спектакле. И, наконец, — балет, пластика, обтанцовывание практически каждого такта.

Кажется, что режиссер убежден: ничего нет на свете скучнее оперы, просто поющих на сцене вокалистов, поэтому необходимо максимально оживить действие. Бесконечные крупные планы на заднике, работа с видеокамерой в режиме реального времени и — танец, танец, танец... Танцуют буффонные двойники главных героев, танцуют второстепенные и лишь упоминаемые в тексте либретто персонажи, танцует массовка. Словом, на сцене — театр оперы и балета во всей красе.

Движения на сцене так много, что от него рябит в глазах (хореограф Екатерина Кислова). От количества народа на сцене — тоже, тем более, что Панков очень увлечен темой двойничества — дубли есть у всех. У Джильды их даже два. Один из них — маленькая девочка (Елена Башлова) в новогоднем остроконечном колпачке и белом газовом платьице. Видимо, это сама героиня в детстве. Ее слабенькому сопрано отдали в том числе и кусочки партии примадонны, с которыми она вполне закономерно не справляется. Второй дубль — юная балерина в наряде, повторяющем одежду главной героини.

Самого Риголетто дублирует мим в красной арлекинской трехроговой шапке и красном плаще. В финале в этот наряд облачится Герцог, оказавшийся не капризным избалованным ребенком-тираном, а главным злодеем всей истории.

Каждая из этих находок по отдельности вроде бы и уместна, и рождает какие-то ассоциации и аллюзии, уместные в контексте данной оперы. Однако плотность театральной лексики в постановке столь высока, что в итоге появляется ощущение сумбура и мешанины. Тут вам и ангелочки с золочеными крылышками, и то ли барышни, то ли юноши в кокошниках а ля рюс, и даже Ансамбль Александрова в полном обмундировании, свесивший ноги в оркестровую яму. Присутствие последнего, памятуя о еще живой в памяти авиатрагедии в Сочи, — явный перебор... От оформления сцены ощутимо веяло китчем (сценограф Максим Обрезков), а главная идея спектакля, невнятно сформулированная его авторами, превратилась в один посыл – развлекательность всеми возможными средствами.

Еще хуже дела обстоят с киночастью (видеохудожник Кирилл Плешкевич). Крупные планы, проецируемые с помощью видеокамеры на задник, затмевают собою все. Вокалисты на сцене кажутся на этом фоне неважными, мелкими, неинтересными, их не замечают и про них в итоге забывают. Но и кино, снятое в режиме реального времени, далеко от совершенства. В великой арии «Куртизаны», полной яростного драматизма, найден интересный ход – камера, водя по кругу, одного за другим показывает лица жестоких подельников Герцога. Но чтобы сделал опытный и талантливый оператор из этой сцены в реальном кино? Остротрагедийную феерию, которая задела бы за живое каждого зрителя. А здесь получился – повтор, еще повтор, никакой динамики... Когда же кино на сцене сменяется бесконечно всплывающими аляповатыми скринсейверам, становится и вовсе скучно – вспоминается аналогичный печальный опыт июньского «Вольного стрелка».

Несмотря на колоссальные вердиевские традиции, наработанные за постсоветские годы, продукт далек от совершенства и в музыкальном плане. Маэстро Феликс Коробов объясняет оригинальность избранных темпов очищением партитуры от поздних наслоений и штампов. Он, по его собственным словам, готовил премьеру чуть ли не по нотам времен самого Верди, найденным в закромах «Ла Скала». Но в результате Коробов дирижирует грубо, лихо, громко, волюнтаристки, загоняя темпы в быстрых фрагментах и немыслимо растягивая и без того медленные. Певцы хронически не сходятся с оркестром, сложные ансамбли превращаются в мутную кашу: это особенно расстраивает, поскольку вокальный состав подобран весьма неплохой.

Блеснул — и харизмой, и качеством голоса, и стильностью вокала – приглашенный грузинский баритон Николоз Лагвилава (Риголетто). У Владимира Дмитрука (Герцог) со стилем и интонационной точностью не идеально, но сам его тенор ярок, подача звука победная, к тому же артист обладает темпераментом и выигрышной внешностью (чем не замедлил воспользоваться режиссер, дважды раздевший Дмитрука на сцене). Сопрано Дарья Терехова (Джильда) поет аккуратно и музыкально, а Наталья Зимина (Маддалена) – с настоящим вердиевским наполнением, что позволяет ее роскошное меццо с сочными эротичными низами.

Фотографии предоставлены МАМТ. Фотограф  Сергей Родионов.