Алексей ФИЛИППОВ

01.03.2022

Как старший брат секретаря В.И. Ленина и будущего управляющего делами Совета Народных Комиссаров послал Нестерова на смерть

Петр Николаевич Нестеров, знаменитый летчик, первым сделавший «мертвую петлю» и установивший несколько авиационных рекордов, родился 27 февраля 1887 года, 135 лет назад.

В 1887 году летательные аппараты тяжелее воздуха еще были мечтой. В августе восемьдесят седьмого Менделеев поднялся на воздушном шаре для наблюдения за солнечным затмением, через несколько месяцев Циолковский прочитал доклад о металлическом аэростате, «способном складываться в плоскость». Американский физик Самуэль Пирпонт Лэнгли экспериментировал с самолетиками с резиновым мотором — в такие сейчас играют дети. Авиация еще не родилась. Когда появились первые самолеты, они стали сенсацией.

В 1901 году поднялся в воздух самолет Уайтхеда, в 1903-м совершил первый полет самолет братьев Райт. Нестерову в это время было шестнадцать лет, и он учился в Нижегородском кадетском корпусе. Семья была бедной, после смерти мужа мать Нестерова вместе с детьми оказалась во вдовьем доме, благотворительном учреждении для оставшихся без кормильцев семей чиновников и военных. Потом он учился в Михайловском артиллерийском училище и, окончив его, уехал служить во Владивосток.

Ничего интересного: обычный жизненный путь прилежного, честно выполняющего свой долг офицера. Он мечтает о полетах, и сначала попадает в воздухоплавательный отряд, затем отправляется в Офицерскую воздухоплавательную школу в Гатчине. Нестеров и математик, и механик, и конструктор, и великолепный пилот: в 1913 году он, на самолете «Ньюпор», впервые в мире выполняет замкнутую петлю в вертикальной плоскости. Это оказалось мировой сенсацией, но Нестеров остался прежним — скромным, непритязательным, ведущим самый обычный образ жизни. Тем не менее он был членом особого, неформального, сформировавшегося в то время международного братства авиаторов — и оно было совершенно уникально.

Сейчас трудно представить, какие чувства вызывали полеты первых авиаторов. Это было что-то фантастическое — сбылась сказка о ковре-самолете! «Люди-птицы» становились медиазвездами, в авиацию шли самые разные люди. И энтузиасты-спортсмены, как Уточкин. И случайные люди, заболевшие полетами, как борец Заикин. И военные, как Нестеров. И аристократы — как тот человек, схватившись с которым в воздухе Нестеров погибнет. Все они были единым целым, все поддерживали друг друга: французский летчик Пегу, тоже выполнивший «мертвую петлю», добровольно отдал первенство Нестерову.

В какой-то степени это сохранилось и в Первую мировую войну, когда авиация развивалась очень быстро. Безоружные бипланы-этажерки 1914 года к концу войны превратились в специализированные, хорошо вооруженные, играющие важную роль в военных операциях машины. Появились летчики-асы, сбившие десятки самолетов — и убившие десятки пилотов. Но отношение к проигравшим было рыцарским: их не расстреливали в воздухе, сбитых врагов разыскивали, кормили и поили на аэродромах победителей.

Первая мировая началась из-за террористического акта, убийства наследника австрийского престола. Ее никто не хотел, и все в нее вползли из-за неповоротливости дипломатии и инерции военных машин – отменить начавшиеся мобилизации было нельзя, генеральные штабы стран-участников считали, что это прямой путь к быстрому разгрому. В результате рухнули все три европейские империи, и Российская, и Германская, и Австро-Венгерская. Довоенный мир долго вызывал ностальгию, продолжением Первой мировой войны стала Вторая мировая. Гибель Нестерова и его противников-австрийцев может показаться аллегорией всей этой случайной, никому не нужной и необратимо изменившей мир войны.

Нестеров давно обдумывал воздушный таран, но пошел он на него в крайнем возбуждении.

За день до гибели Нестерова его, в присутствии подчиненных, жестко распек ведавший воздушной разведкой генерал-квартирмейстер штаба 3-й армии Юго-Западного фронта Михаил Бонч-Бруевич, старший брат личного секретаря Ленина, будущего управляющего делами Совета Народных Комиссаров. У генерал-майора Бонч-Бруевича, в СССР ставшего генерал-лейтенантом, был на редкость склочный характер, и выражений он, по свидетельству сослуживца Нестерова, летчика Виктора Соколова, не выбирал:

— Вот летает, а вы только ушами хлопаете и на него смотрите.

— А что же мы можем сделать?

— Напасть на него!.. Дать бой!.. Мы на войне, не на маневрах!

— Но у нас нет оружия, что сделаешь с одними пистолетами Маузера?

— Это все отговорки!.. Надо придумать способ атаки. А вы просто боитесь! Не хотите рискнуть!

Нестеров вспылил:

— Хорошо! Мы примем меры и остановим полеты австрийца.

— Какие же это вы меры примете? — насмешливо спросил Бонч-Бруевич. — Ведь это одни слова и втирание очков. Так я вам и поверил!

— Я даю вам честное слово русского офицера, ваше превосходительство, что этот австриец перестанет летать! — воскликнул глубоко оскорбленный Нестеров.

— Это как же? Что же вы думаете предпринять?.. Помните, капитан, честным словом русского офицера нельзя бросаться легкомысленно!

— Я, ваше превосходительство, никогда не давал повода обвинять меня в легкомыслии. Разрешите идти?

— Ну, ну, посмотрим... Хорошо. Можете идти!

Нестеров таранил самолет австрийского летчика и погиб – когда тело австрийца нашли, выяснилось, что тот летал над собственным домом. Русский авиаотряд квартировал в его замке, Нестеров жил в его комнате и спал в его постели. Австрийский пилот, барон Фридрих фон Розенталь, был известным летчиком. По некоторым сведениям, Нестеров мог знать его до войны.

Виктор Соколов, человек военный и несентиментальный, писал об этом так:

— …В карманах у него обнаружили бумажник с крупной суммой денег и фотографией, где были сняты он сам, молодой и красивый, жена-красавица и две очаровательные девочки-дочки. Семья производила чарующее впечатление.

Это произошло в сентябре 1914 года, когда люди еще оставались людьми и могли пожалеть врага.

Нестеров разбился, отправивший его на смерть генерал Бонч-Бруевич, отлично чувствовавший себя при империи и очень хорошо в СССР, вспоминал о нем с большим чувством:

— Мы давно знали друг друга, и мне этот человек, которого явно связывало офицерское звание, был больше чем симпатичен.

После смерти Нестеров превратился в героический миф. Летчики вскоре стали военной элитой, рыцарями неба, встречающими врага лицом к лицу, как в поединке. Добрый знакомый Нестерова Адольф Пегу сбил шесть немецких самолетов и был убит. Англичанин Уильям Бишоп сбил семьдесят два самолета, немец Манфред фон Рихтгофен — восемьдесят… Асов были десятки, Нестеров наверняка оказался бы среди них. Но он погиб в начале войны, почти случайно, не рассчитав маневр, и не стал соперником самых результативных пилотов Первой мировой.

Военный человек должен убивать и, если так случится, принять смерть: от моральной ответственности освобождает присяга, служба народу и государству. Но все-таки, кажется, что мы вспоминаем Нестерова еще и потому, что он фактически принес себя в жертву. Русские особые люди: хладнокровная, уверенная в себе, не совершавшая ошибок машина смерти, наподобие Рихтгофена, не вызывала бы у нас особых чувств. А Нестеров рискнул, не зная, удастся ли это, и погиб.

И унес с собой двух людей — один из них, возможно, был его добрым знакомым.

Это многое говорит о случайно возникшей, ничего не решившей, имевшей ужасное продолжение Первой мировой войне.