«Княжья» против «Царской»

Жизни и творчеству Николая Рериха (1874–1947) посвящено огромное количество книг и монографий. Но лишь в последние годы исследователи обратили пристальное внимание на его увлечение охотой. Им удалось обнаружить новые факты, документы, свидетельствующие о том, что эта страсть оказала серьезное влияние на мировоззрение знаменитого художника, поэта, философа, общественного деятеля.

Жил на свете «майский жук»

С середины XIX века в Петербурге существовала известная «немецкая» гимназия Карла Мая. Ее учеников и педагогов именовали «майскими жуками», и одним из них был в 1883–1893 годах Николай Рерих. Его увлекали история, география, гимназический театр (делал эскизы к спектаклям), археология. Каникулы и праздничные дни подросток проводил в имении Извара Царскосельского уезда. Там же пристрастился к охоте и собиранию всевозможных коллекций. Он довольно рано начал писать стихи, рассказы и даже пьесы, однако первые его литературные опыты были опубликованы именно в охотничьей периодике. Заметка «Сарычи и вороны» появилась в 1889-м в сабанеевском журнале «Природа и охота», а годом позже материал юноши напечатали в журнале «Охотник». Особенно плодотворным выдался 1891-й: в «Охотничьей газете» и «Русском охотнике» вышло полтора десятка его текстов — о природе, охоте и оружии, в том числе о самодельных пыжах и оригинальном способе предохранения ружей от ржавчины с помощью лака.

Небольшие статьи были обычно «привязаны» к сезонным явлениям — глухариным и тетеревиным токам, прилету пернатой дичи, вальдшнепиной тяге, появлению птенцов на гнездовьях. Наряду с желанием рассказать об увиденном словами в молодом человеке быстро развивалась способность к рисованию. Ему, правда, недоставало на первых порах мастерства, и живописные картины охоты в его исполнении остались лишь в эскизах, набросках, зарисовках тушью и карандашом («У костра», «Охота на медведя», «Охотники в лесу»). В них нет четких линий, а фигуры показаны лишь силуэтами. Рерих был весьма способным учеником и как художник рос не по дням, а по часам. Дабы в этом убедиться, достаточно взглянуть на анималистические миниатюры, созданные чуть позже: «Голова утки», «Бекас». «Голова собаки», «Прибылая лисица».

Времена года

Успешные выступления в охотничьих журналах привели к мысли об издании рассказов и очерков, выстроенных по временам года. Сохранился план такого сборника:

Зима. I. Грустная история. II. За путным зверем.

Весна. III. Глухариная песня. IV. Тетеревиный ток. V. Тяга.

Лето. VI. Барсучья травля. VII. По выводкам. VIII. Перелет.

Осень. IX. Лосиный бой. X. Облава. XI. Недоброе место. XII. Не от мира сего. XIII. Ночь на Рождество.

Он задумывал выпустить книгу (возможно, с собственными иллюстрациями) под названием «Лесные отголоски», но замысел остался неосуществленным. В Отделе рукописей Третьяковки хранятся более десятка его очерков. Если судить по нумерации, их общее количество могло достигать двадцати. Сохранившиеся имеют следующие названия: «Лесник Михайла» (Из летних записок), II. «После дождя», IV. «Вечером на уток», VII. «Рассказы Михайлы», IX. «Потрава», XIII. «Облава», XVIII. «Зимние картины», XIX, XX. «Тяга».

Не исключено, что хотя бы часть из них была опубликована в российских изданиях (необязательно охотничьих) в 1890-е, тем более что Рерих иногда печатался под псевдонимами (Молодой, Р. Изгой). Впрочем, могло быть и так: кто-то из его знакомых, чье мнение он ценил, посоветовал ему сосредоточиться на живописи, не отвлекаться на литературные занятия.

Среди ранних опытов Рериха-художника особое место занимают несколько набросков и этюдов, запечатлевших охотников на лодках. Вероятно, именно эти рисунки несколько лет спустя были использованы для живописной дипломной работы в Императорской Академии художеств «Гонец. Восстал род на род» (1897).

По всей видимости, к рукописям не увидевшей свет книги «Лесные отголоски» вплотную примыкает — если и не хронологически, то тематически — поэтическое послание, датированное 14 июля 1899-го. С этим артефактом произошла курьезная, хотя и нередкая для музеев история. О его существовании в стенах Государственного исторического музея (ГИМ) долгие годы ничего не подозревали не только многочисленные рериховеды, но и сами музейщики, пока не стали разгребать (в 1986-м) содержимое шкафов в собственном Отделе дерева.

Случайно обнаруженный, начертанный рукой Николая Рериха текст выполнен в стиле модных в то время дружеских посланий-посвящений, отправлявшихся по самым разным поводам. Ученые мужи сгоряча решили, что адресатом стихотворения, написанного на манер древнерусских грамот, был президент Академии художеств великий князь Владимир Александрович. Однако позже ведущий научный сотрудник ГИМ Александр Афанасьев доказал в специальном исследовании, что стихи посвящались другу и учителю Рериха, профессору Высшего художественного училища при Академии Владимиру Беклемишеву. Написанные по традиции старорусской вязью, они были отправлены, предположительно, в виде бумажного свитка-грамоты с сургучной печатью на витом шнурке и в берестяном футляре.

Рукописное стихотворение не имело названия, а свое громкое заглавие «Поэма об утиной охоте» получило с легкой руки музейных работников. Отметим, что в архивах ГИМ были найдены и несколько других ранее неизвестных писем художника, но они носят деловой или личный характер, с охотничьей тематикой ничего общего не имеют.

А самые значительные живописные произведения в этом плане — огромные, вытянутые по горизонтали (3,5х1,2 м) полотна «Княжья охота. Утро» и «Княжья охота. Вечер». Работу над ними художник начал в 1900 году в парижской мастерской Фернана Кормона. Существовало несколько вариантов «Княжьей охоты», большую известность приобрели два панно, выполненные для столовой дворца великой княгини Ольги Александровны в имении Рамонь Воронежской губернии. Картины экспонировались на Парижском салоне и на весенней выставке 1902 года в Академии художеств. Они пользовались огромным успехом как у широкой публики, так и у взыскательных коллег и критиков из мира искусства. Особо отмечалось полотно «Утро» с великолепной композицией, выбранной для сцены преследования лося собаками и несущимися во весь опор охотниками на лошадях.

Вызов принят

В чем крылась причина, побудившая обратиться к этой теме, да еще и в монументальном исполнении? Тяготевший к русской старине художник, конечно же, знал о грандиозном труде Николая Кутепова «Царская охота», оформленном с привлечением Василия Сурикова, Ильи Репина, Виктора Васнецова, Николая Самокиша и других выдающихся живописцев. Более того, иллюстраторами 3-го тома книги стали молодые, близкие Рериху по взглядам на искусство и творчество Александр Бенуа, Валентин Серов, Евгений Лансере. Почти все они были друзьями или знакомыми Николая Константиновича. Едва ли кто-то из названных (кроме Рериха) слыл охотником, однако же все они получили приглашение поучаствовать в работе над престижным историческим изданием, а их общий приятель по какой-то причине остался не у дел.

Замысел и форма исполнения «Княжьей охоты» напрямую перекликаются со многими сюжетами-иллюстрациями книги Кутепова, словно автор полотен хотел доказать: уж в чем в чем, а в этом деле он нисколько не уступает собратьям-коллегам. Создается впечатление, что Рерих даже бросил им вызов... Увы, повторимся, места среди иллюстраторов «Царской охоты» ему не нашлось. Дело ведь еще и в том, что два последних тома посвящались петровской и последующим эпохам — периодам, которые никогда не были предметом пристального внимания Николая Рериха. В подобной стилистике он замышлял писать картину «Охота на кабана». Работа осталась незаконченной, а эскиз к ней хранится ныне в петербургском мемориальном собрании Степана Митусова.

Северный путь

Казалось бы, успех «Княжьей охоты» должен был подвигнуть на разработку удачной темы и поиск средств для ее воплощения, но после поездки по городам России, предпринятой в 1903–1904 годах, художник резко меняет не только манеру письма, но и взгляды на смысл и задачи творчества.

Ярким примером произошедшей с ним метаморфозы служит проект фриза для майолики «Каменный век. Север»: «Охота на моржей», «Пляски», «Олени» (1904). Мелкие детали охотничьей сцены как будто ушли из сознания художника, уступив место изначальному смыслу охоты — добыче пропитания. Рерих окончательно утвердился в том, что главное в изображении — не красота «реквизита» и не прочий подобающий древнему занятию антураж, а некое фундаментальное противоречие: человеку, чтобы продлить собственное существование в окружающем его прекрасном мире, приходится эту гармонию грубо нарушать, преуменьшать.

Целая серия «северных» эскизов («Погоня», «Несут оленя») со сценами охоты и рыбной ловли явила зрителю новое, почти аскетическое видение охотничьей философии. Особенным настроем в этот период отличается лишь пронизанное светом и радостью красочное панно охоты на уток с луком «Поморяне. Утро» (1906).

Очевидно, на эволюцию взглядов Николая Рериха повлиял его вновь обретенный уклад с абсолютной невозможностью заниматься любимой и привычной для него охотой — утиной (на токах и вальдшнепиной тяге), не говоря уже о зверовой. Один за другим появляются на свет два сына. Его избирают директором школы Императорского общества поощрения художеств, академиком Российской академии художеств, председателем объединения «Мир искусства», почетным и просто членом невообразимого количества выставок и салонов. Все это сопровождается бесконечными поездками по России и почти по всем странам Европы. Какие уж тут глухариные тока и упоительные вечера на тяге…

В 1917-м на некоторое время карусель его жизни остановилась: в дни революции художник вместе с семьей находился в Финляндии и вернуться на Родину не мог. Но после небольшой паузы странствия возобновились, и теперь уже не только по Европе. Рерих становится «гражданином мира», погружается в глубины восточной философии.

Очутившись в 1920-м за океаном, он развил бурную общественную и творческую деятельность. Выставки его картин были организованы в тридцати городах Америки. И вдруг… 1921 год, Чикаго, самый городской из всех городов США, колоссальный символ урбанизма. И именно здесь Рерих пишет высоким, свободным от житейской суеты слогом «Наставление ловцу, входящему в лес». Любопытно, что автор тут же отстраняется от собственного текста, сообщает, что он имеет к нему лишь опосредованное отношение, что основные идеи были переданы ему для переложения на бумагу неким Учителем, Мастером Мория.

Толкователи этого странного трактата изучили его вдоль и поперек, рассмотрели на свет и попробовали на зуб, хотя внутренний смысл предельно ясен: фигурирующий в «Наставлении» «ловец» — это любой «охотящийся в лесу», проще говоря, тот, кто вынужден жить в человеческом обществе по его непреложным законам. Иное дело — автор для изложения сокровенных мыслей избрал символическую фигуру, а жизнь человека сравнил с охотой. Что же касается философских глубин, то Рерих предоставил читателю отыскивать их в тексте самостоятельно. А уж отыщет ли и какие — дело десятое, чтобы не сказать «темное»...

В конце 1923-го, исколесив полсвета, философствующий странник бросает семейный якорь в Индии, стране мечты, увиденной в детстве на картине в гостиной изварского имения.

Человек и природа

Когда он туда перебрался, знакомые и немалое количество появившихся к тому времени последователей решили, что их гуру обретет наконец-то уединение, долгожданный покой у подножия Гималаев и приступит к открытию новых истин. Ничего подобного. Художник, расширяя границы учения «Живая Этика», снова пустился в странствия: Сикким и Бутан, Россия (в том числе Байкал, Алтай, Москва), Европа, опять Америка, Япония, Китай, вновь Россия, Монголия — далее везде. В этой кругосветной эпопее особняком стоят Центрально-Азиатская (1925–1928) и Маньчжурская (1934–1935) экспедиции со всеми их невзгодами.

Во время второй из них Рерих и его спутники столкнулись в горах с большим отрядом вооруженных, враждебно настроенных аборигенов. Некоторые биографы считают, что в критической ситуации он в полной мере проявил свои волевые и охотничьи навыки: быстро сориентировался, приказал занять выгодную позицию на высотке, дал указания по применению оружия и направил к монголам гонцов с предупреждением о том, что в случае агрессии «не пощадит ни их, ни их юрты». Конфликт был улажен. Кстати, в той экспедиции Николай Константинович носил пуленепробиваемый жилет, теперь этот знаковый предмет выставлен в экспозиции Международного центра-музея им. Н.К. Рериха в Москве.

На закате жизни неутомимый искатель истины, сеятель специфических знаний неожиданно вновь обратился к теме «человек — добыча». Казалось, в Индии он бесконечно отдалился от России и всего, что некогда заполняло его жизнь. И без того пронизанная символизмом и отсутствием деталей бренного быта живопись Рериха упрощается до предела — в ней остаются лишь человек и Природа. Либо только вторая — как символ вечности и чистоты. Ничего похожего на «Княжью...» в полотне «Охота» (1937) уже не разглядеть. Лучник, преследующий на коне горного барана, предстает маленькой, едва различимой в углу полотна фигуркой на фоне величественных гор. Из прежнего, активно действующего лица сюжета, несущего главную смысловую нагрузку, он превратился в крохотное пятно на картине, где весь объем отдан вечной природе.

В том же 1937 году Рерих оставил в своих записках, названных позже «Листами дневника», поразительную страничку, озаглавленную коротким словом — «Охота». Вопреки тогдашнему, уже устоявшемуся взгляду на нее как на философское и чуть ли не духовное явление написал совершенно приземленные слова-воспоминания о своей далекой охотничьей молодости в России.

Иллюстрация на анонсе: «Сострадание». 1936